Пропавшая кузина (СИ) - Казьмин Михаил Иванович - Страница 21

Ехали молча. Доктор Грубер вообще особой разговорчивостью не отличался, я как-то не был на разговоры настроен, а потому и Альберту, попытавшемуся было вовлечь меня в беседу, смысла которой я так и не уловил, быстро пришлось умолкнуть. Приятель, понятно, доволен таким поворотом не был, но меня куда больше напрягало не его, а мое собственное настроение. Вроде бы мы наконец-то занялись какой-то осмысленной деятельностью, можно сказать, взяли след, а я никак не мог даже толком сосредоточиться, хотя и честно пытался. То ли дурацкая погода была тут виной, то ли затянувшееся бездействие предвидения, но мне показалось, что лучшим выходом сейчас было бы задремать, раз уж полноценно поспать все равно не получится.

Вот из-за этого дурацкого состояния я почти и прошляпил момент, когда предвидение, наконец, ожило и заверещало в моей голове сигналом тревоги.

— Герхард! — закричал я, тут же придя в себя. — Тормози и пригнись, это засада!

Глава 11

С поля битвы да в болото

Герхард неожиданно быстро и ловко перевалился через свое сиденье, едва не заехав ногой мне в лицо, и резко натянул вожжи, тормозя движение. Очень вовремя — едва мы миновали густые заросли каких-то кустов, стало видно, как не то четверо, не то пятеро мужиков тащили на веревке поваленное дерево с кое-как обрубленными ветками, укладывая его поперек дороги. Еще двое вышли на обочину, и я никак не мог разглядеть, что они держали в руках. А, чтоб их, это же…

Фф-фисщ! Фф-фисщ! — мы все успели пригнуться, и два арбалетных болта с мерзким присвистом прошли мимо, лишь продырявив верх нашей повозки. Тут же вскочил Альберт, вскинул карабин и пару раз пальнул. Ничего себе товарищ стреляет — один из арбалетчиков нелепо взмахнул руками, выронив оружие, и упал, второй моментально исчез в кювете.

Тут же доктор Грубер разрядил мушкетон в мужиков, тянувших дерево. Не знаю, уж скольких он там зацепил, но раздавшиеся оттуда вопли и ругательства убедительно показали, что хоть кого-то да задело.

Герхард, так и пригнувшись за своим сиденьем, попытался развернуть экипаж, чтобы экстренно покинуть негостеприимное место, но не успел — разбойники оказались не робкого десятка и бросились врукопашную с вилами и топорами.

Рассчитали они все правильно — двое из троих пассажиров свои стволы разрядили, зарядить их по новой времени не остается, так что нарваться эти романтики с большой дороги могли максимум еще на один выстрел. Только вот правильным этот расчет был для обычных дульнозарядных ружей и пистолетов, а ждало нападавших совсем другое…

Граф и доктор открыли частую пальбу из двух карабинов, швырнув на дорогу сразу троих разбойников — двух неподвижно валяться, фонтанируя кровью, и еще одного корчиться, держась за живот, но еще двое успели-таки добежать. Слева раздался характерный посвист кнута, дикий визг и выстрел, но мне было не до того.

Лошади, испугавшись нападения, слегка двинулись, повозка чуть тронулась, однако же и этого мне хватило, чтобы упасть задницей на сиденье. Так что выпад вилами, исполненный длинным жилистым мужиком, пришлось отбивать ногой, одновременно доставая из ножен шашку. Махнув ею, я провел своему противнику экстренную, а потому и не очень аккуратную, ампутацию кисти левой руки и прекратил его бестолковую жизнь колющим ударом в шею. Кажется, все…

Альберт с доктором Грубером проверили кюветы, никого там не обнаружили и вернулись к повозке. Герхард осматривал свое транспортное средство и лошадей, не особо злобно ругаясь по поводу необходимости латать верх, я пошел осматривать убитых разбойников. Именно убитых — живых не осталось. Потыкав шашкой того, который получил пулю в живот, я убедился в его смерти, а внимательно его оглядев, понял, что пуля пробила ему печень. Тот, кого задело дробью из мушкетона, тоже уже помер — две крупных дробины в горло с жизнью не совмещаются. Еще один хрипел и подергивался с простреленной грудью, но видно было, что это ненадолго. М-да, надо учиться владеть огнестрелом — пока я своей шашкой покончил всего с одним, Альберт и доктор Грубер перестреляли шестерых.

Я от души выругался, естественно, по-русски, но Альберт сообразил, что я чем-то недоволен.

— Ты что, Алекс? — недоуменно спросил он. — Мы же отбились, положили их всех! Победа!

— Вот именно, что всех, — мрачно подтвердил я. — Допросить некого. И дерево это стаскивать с дороги самим придется.

Доктор Грубер внимательно на меня посмотрел и легким кивком изобразил одновременно одобрение и разочарование. Как ему такое удается, Бог его знает! Но я, кажется, понял доктора правильно — то, что я верно оценил обстановку, ему понравилось, а то, что этого не сделал Альберт, доктора явно огорчило. Интересно, доложит он папаше Альберта, что сынок так протупил? Доложит ведь, немецкая его душа, еще как доложит! А вот о том, что и сам не догадался стрелять разбойникам в ноги, доложить почти наверняка забудет…

— Что, Герхард, не каждый день с двумя графами вместе бревна ворочать приходится? — подначил я нашего кучера, когда этот здоровенный малый, доверив доктору Груберу присмотреть за лошадьми и повозкой, впрягся с нами в работу. Силушкой баварца Господь не обидел, и участие Герхарда стало залогом успеха нашего дела — дерево на обочину мы оттащили довольно быстро и не так чтобы уж очень при этом запыхались.

— И то правда, ваша милость, — широко улыбнулся Герхард, не забыв, однако, поклониться, — кому рассказать, так и не поверят.

Да, жаль, фотографию тут еще не изобрели, а то бы, честное слово, сделал фото мужика между двумя графьями да и подарил ему на память, еще с автографами. Чтобы в пивных верили его рассказам, пусть бы он и привирал слегка, как же без этого-то…

Эпическая битва, принесшая нам славную победу, состоялась недалеко от деревни Фильсхофен, потому и поставить в известность о случившемся следовало местного бургомистра. До него, правда, пришлось еще добираться на другой конец деревни, а она оказалась неожиданно большой. Обладатель роскошной совершенно седой, аж белой, бороды Францль Липперт никакой радости от свалившегося на него известия, ясное дело, не выразил, но орднунг есть орднунг — отправился с нами на осмотр места происшествия.

— Дурной Фердль, — опознал бургомистр одного из мертвецов. — Не наш он, из Айденбаха, к нам сюда к подружке своей бегал, Агнете Крампль, такой же дурехе. Дураком жил, дураком и помер. Остальных не знаю, не видел никогда. В полицию-то сообщите?

— Конечно, — подтвердил Грубер.

— Эх, конечно-то конечно… — тяжко вздохнул бургомистр. Перспектива общения с полицией его, кажется, не особо радовала. — Ладно, пошлю сейчас кого прибрать мертвяков пока что.

…В Пассау мы въехали почти сразу после полудня. Небо так и не прояснилось, но хотя бы перестало моросить. Где здесь покормить лошадей, Герхард знал, так что довез нас до гостиницы и собрался в обратный путь. Мы все втроем скинулись и прибавили ему к оговоренной оплате, тепло простились, и занялись своими делами. Плащи Макинтоша, как нам удалось выяснить на собственном опыте, защищали от дождя, а не от сырости как таковой, поэтому перед обедом пришлось сменить одежду, переодевшись в сухое, а отсыревшие вещи отдать на просушку. Отдав должное обеду, мы направились в полицию. Правду говоря, предвидение мое подсказывало, что успеха наш поход иметь не будет, но действительность оказалась даже еще хуже.

Началось с того, что нас промурыжили больше часа, прежде чем господин полицмейстер фон Прюлль изволил оторваться от чрезвычайно важных дел и уделить нам толику своего драгоценного внимания. Выслушав с непроницаемым лицом наш вопрос, толково изложенный доктором Грубером (о засаде на дороге доктор также рассказал), фон Прюлль сухо отметил:

— Да, про нападение разбойников мне только что доложили. Я распорядился отправить людей в Фильсхофен. Это, несомненно, очень удачно, что вам удалось отбиться. Что же касается исчезновения баронессы фон Майхоффен…

— Похищения, — поправил Альберт.