Мои семейные обстоятельства (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro" - Страница 34

В зале территориального Совета темно, но не настолько, чтобы я запуталась в том, что и где находится. Я быстро пробегаю мимо огромного стола и двух десятков кресел, которые его окружают. Если мне не удастся задуманное, то завтра именно здесь я буду сидеть рука об руку с новоиспеченным мужем и молчать. Но пока еще не завтра.

Я осторожно капаю из пипетки смазочное зелье на дверные петли и в замок, и три минуты жду, потом обрабатываю один из маминых ключей и, собравшись с силами, осторожно его вставляю. Зря беспокоилась. Механизм проворачивается гладко, и дверь без скрипов открывается. Я быстро проскальзываю в проем и оставляю ее открытой. Скоро должен появиться Левис.

Света в кабинете тоже мало. Дядя зачем-то почти полностью задернул шторы, которые всегда оставляли распахнутыми, сколько я себя помню. Даже сегодняшним ранним утром они висели волнами, закрепленные специальными зажимами. И один стражник, и внезапно закрытые шторы внушают мне беспокойство. Я кошу взглядом на приоткрытую дверь: скорей бы пришел Левис. Но стоять и ждать его — глупо, поэтому я осторожно иду дальше — вглубь кабинета.

Глаза, наконец, привыкают к скудному освещению, и я тогда сразу замечаю, что что-то не так. Шкафы у стола открыты, бумаги на полу, на столе секретаря беспорядок. А еще я не просто опоздала, я здесь не одна. Это я чувствую всей кожей. Не сразу, но мне удается заметить человека возле открытого хранилища. Мое сердце бьется так быстро, что я практически ничего не слышно из-за шума крови. Кто это? Чьим ключом он воспользовался? Что он ищет? Удастся ли нам договориться? Я пытаюсь нащупать в поясной сумке второе сонное зелье. Оно точно есть. Иначе мне не выстоять против мужчины. Где же Левис?..

Когда шум крови немного стихает, я слышу какое-то шевеление за спиной и слишком резко дергаюсь, задеваю какие-то бумаги на полу и привлекаю внимание того, кто стоит возле хранилища и просматривает его содержимое. Таинственный вор поворачивается ко мне лицом. Я от удивления приоткрываю рот. Нет, этого не может быть. Скорее всего, тени искажают действительность, скорее всего, полумрак играет со мной глупую шутку. Потому что иначе… Что же тогда происходит? Зачем все это было?

— Лайм, тебе же сказали: не путаться под ногами, — слышу я сквозь пелену ошеломления.

Голос знакомый, даже слишком. Неужели за моей спиной Рем?.. Но прежде чем я успеваю что-то сказать, шею пронзает ужасная боль, перед глазами все тут же расплывается, а миг спустя и вовсе темнеет.

22. Падение в бездну

В этот раз я точно уверена: мне в край надоело просыпаться с головной болью. К тому же это не просто мигрень, к ней примешивается что-то противное, что-то, о чем я не желаю думать. Но Левис зовет, а значит, стоит открыть глаза.

— Лайм! — слышу я его голос. — Дорогая сестра, очнись! Лайм!

— Да, Левис, я уж встаю, — мои глаза не собираются так просто открываться. Состояние действительно еще хуже, чем когда меня отравил дядя. Такое ощущение, будто я долго пила, а позже свалилась с лестницы, пересчитав позвонками все десять дюжин ступеней. Предки, из-за чего такая ужасная боль? Свет не вызывает приятных ощущений, я со стоном прикрываю ладонями лицо. В руки мне тут же тычут какой-то пузырек.

— Это обезболивающее, — я слышу голос Кариссы. Обоняние подсказывает, что она не ошибается, и я залпом выпиваю зелье с привкусом аниса. Через пять минут страданий и мук мне становится легче. В течение этого времени Левис крепко держит меня за руку. Его пальцы дрожат, а ладони неожиданно холодные и влажные. Это заставляет меня судорожно вспоминать, чем именно закончилась наша авантюра. Но в голове только муть и обрывки воспоминаний.

Зелье действует. Когда же я открываю глаза и смотрю на брата, то не могу скрыть удивления. Левис выглядит растрепанно, растерзанно и жалко, иначе и не скажешь, а кроме того, на его скуле свежая царапина и наливается крупный синяк.

— Кто это? — я тянусь пальцами к его поврежденной щеке, и вдруг воспоминания волной накатывают на меня: как я пришла в кабинет, как увидела еще кого-то, до того, как меня ударили. Меня ударил Рем? А тот, кто был в кабинете, он?..

— Ты видел его?! — я вцепляюсь в ворот рубашки и тяну брата на себя. Левис неожиданно подается вперед, утыкается лбом мне в плечо и, давя слезы, горьким шепотом начинает говорить так, что его не остановить:

— Он жив. Он действительно жив. Я думал, что сойду с ума. Но Амир жив. Прости, Лайм, я не сразу понял, что это Реман ударил тебя. Прости! Я такой дурак, я ничегошеньки не понял. В кабинете было темно. И первым делом я увидел брата. Кинулся к Амиру с воплями: как рад ему, как здорово, что теперь все вернется на свои места, что тебе, сестра, не нужно выходить замуж… А он… Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. И просто сказал Реману «выведи его, он мешает». А я смотрел-смотрел-смотрел, — Левис не может сдержаться и начинает рыдать: — А потом увидел тебя. И вдруг понял. Он ничего не будет менять. Ничегошеньки. Оно ему не нужно. Мы ему не нужны. И я ударил его… Его. Амира.

— Скорее он тебя ударил, — печально бормочет Карисса, гладит рыдающего Левиса по спине и продолжает уже за него: — А потом в кабинет ворвалась полиция. Меня сняли с балкона какие-то ведьмы. И, наконец, мы здесь, в этом подвале или что это. Все, и платье свадебное тоже.

— В подвале? — я, щурясь, рассматриваю окружение. Очень похоже на комнату для отдыха возле дворцовой лаборатории: диван, стол с полудюжиной стульев, шкаф с посудой и рукомойник на стене. Две двери, и та, что поуже, скорее всего, ведет в душевую. Стены побелены некачественно, кое-где виднеется кирпичная кладка. Да, это действительно помещение в подвале.

— Никаких окон, и никак нам не выбраться, — Карисса пододвигает один из стульев к дивану и забирается на него с ногами. — Да и куда бежать? По городу облавы… Я слушала под дверью: вашего дядю уже допрашивают — какие у него были связи, деньги, и куда все ушло или, наоборот, где лежит. Почти все члены территориального Совета низложены.

— Что значит: низложены? — непонимающе морщусь я. Разве так легко поменять территориальный Совет? Кажется, некоторые из представителей были в его составе еще при моем отце.

— А то, что Амир Флейм за ночь растащил по камерам тюрьмы неугодных, корыстных, ворующих и неподходящих ему, поставил на места своих людей, — разводит руками Карисса. — А на позднее утро у него намечено чаепитие с делегацией из Фьюрина. Знаешь, очень деятельный человек твой брат для умершего и похороненного… Скотина бешеная!

Я морщусь от ее крика, и Карисса тут же это замечает.

— Извините, я не хотела… Точнее, хотела. Но он ваш брат, а я…

— Ничего, — останавливаю я ее, потому что она права. Ее слова стоят того, чтобы их обдумать.

Я кладу ладонь на шею, в место, куда пришелся удар. Больно. Очень больно. Не только там. Отвратительное чувство расползается во все стороны, захватывает меня полностью. Предки, как я не догадалась? Да и как бы я могла подумать. Возможно, Рада поняла чуть больше, когда увидела тело в мавзолее. Возможно, она понадеялась, что Амир жив. Но скажи она мне, смогло бы это что-то изменить? Нет. Потому что в самом страшном сне мне бы не привиделось, что мой брат, старший любимый брат, так поступит. Он не предупредил, он не поделился планами и ничуть не волновался, что с Левисом или мной что-то произойдет.

— Он ни разу не посмотрел на меня. Только сквозь. Сказал Реману, что мы сейчас ему не нужны. А когда-то были нужны? — шепчет Левис. Я подтягиваю его к себе под бок и пытаюсь обнять за широкие плечи. Брат сильно зажмурился, побледнел и тяжело дышит. Чувствует ли младший тот ужас, который пожирает меня изнутри? Да, я могу сопротивляться дяде, но не Амиру. Ведь он — старший и самый лучший. Как я могу что-то думать против него?

Моя голова разрывается от мыслей. Неужели все так и было? Вот так просто: старший брат спланировал свою смерть, дал шанс нашему дяде сделать за него всю грязную работу — собрать верных дяде людей, заключить мою свадьбу, отстранить Левиса от дел. Чтобы потом Амир мог появиться на сцене и… добиться блага для себя или народа этих земель? За время, что его считали умершим, он собрал компромат и заручился поддержкой важных ему людей, а потом одним махом убрал всех ненужных. Что ж, наконец, он может править так, как ему хочется.