Мои семейные обстоятельства (СИ) - Лерой Анна "Hisuiiro" - Страница 29

— Вы читали письма! — возмущенно вскидываю голову. Но дядя лишь смеется:

— Конечно, читал. Ты думаешь, почему Амир ни слова не говорил о политике или экономике? Эти письма вряд ли бы дошли до адресата. Он был умным мальчиком. А ты как была не от мира сего, так и осталась.

Я закусываю губу. Дядя Леонард никогда не отзывался о нас с братьями в положительном ключе. Но к мальчикам, по крайней мере, не было такого презрения, как доставалось мне. И даже хорошо, что у дяди только один сын. Я всегда боялась представить, как жилось бы его родной дочери.

— Вот так и молчи, — хмыкает дядя. С улыбкой довольного жизнью человека встает и подходит к стене за креслом.

Я не сразу замечаю, но на пальце у Леонарда Флейма массивное кольцо хозяина этих земель — кольцо Флеймов. В последний раз я его видела у Амира. А значит, в дядиных руках ключи от хранилища ценностей и дворцовых трофейных залов. В последних, к сожалению, нет толком никаких ценных вещей или сокровищ. Зато в скромном по размеру хранилище собрано все, что представляет важность для меня и опасность для дяди: древние соглашения, торговые договоры, долговые расписки, переписки с другими аристократическими родами и землями. Раньше всем этим владел Амир. Но его больше нет с нами.

— Кстати, полезные бумажки я нашел в архивах, — он на секунду машет мне каким-то свитком, но не показывает, каким. — Но ты мне здесь не для этого нужна.

Дядя вынимает из большой ниши в стене — хранилища ценностей — документы и раскладывает передо мной: одна стопка бумаг за другой. С каждой новой стопкой мне становится все хуже.

— Вот брачное соглашение между Флеймами и Фьюринами. Вот подписи свидетелей. Вот печати их земель и родов. А вот наша печаль. И, наконец, ручка, которой ты подпишешь эти бумаги. Подписывай, я не буду ждать вечно, — он упирается ладонями в столешницу и нависает надо мной. Я понимаю взгляд на документ: мое имя выведено чьей-то рукой, так же как имя будущего мужа, даже печати проставлены и выдавлены на воске гербы.

— Здесь печати…

— Я уверил делегацию территориального Совета Фьюрина, что ты — правильная радетельная, с незапятнанной репутацией, молодая и способная родить. Иначе в нашу сторону даже и не глянули бы…

— Да как вы смеете!

— Я смею? Я лишь делаю то, что должен был сделать еще твой отец. То, что не успел сделать твой брат!

Эти слова меня не задевают. Я не верю словам Ремана о том, что брат хотел бы для нас именно этого: моей свадьбы с незнакомцем или изгнания из дворца Левиса. Рем, видимо, пытался сделать мне больно. Возможно, у него дела шли не самым лучшим образом, поэтому он так отреагировал на мою просьбу. Но что бы в нем не говорило в этот миг, он был не прав. Если бы сейчас, вместо смотрящего на меня с высоты своего положения дяди, напротив сидел Амир, я не сомневаюсь, мы бы разложили все эти бумаги с печатями только ради одного: найти выход из сложившейся ситуации. Я верю в это и нахожу силы противостоять дяде.

— Амир бы никогда!..

— А много ли ты знала о своем брате?

— Достаточно, что бы понять: это вы убили Амира! — кричу я.

— Совсем ополоумела со своими зельями, ведьма проклятая! — дядя шарахает по столу кулаком. — Мальчишке нужен был урок, мал он еще был со мной тягаться. Власти захотел, отродье безголовое. Но убивать? Зачем, если он и сам способен себя угробить! Сказки она мне тут придумывает!

Я не верю дядиным словам. Да как тут поверишь человеку, который тебя опоил и насильно выдает замуж? Хотя его реакция, его слова слегка похожи на правду. И мне не по себе. А если Амира никто не убивал, если это действительно был несчастный случай? Все улики, странные совпадения, напуганные ведьмы, изменение поведения брата говорят о том, что происходило что-то странное, опасное. Именно оно привело к гибели брата. Или нет? Но сейчас нельзя думать об этом, нельзя казаться еще слабее. Как же хорошо, что слезы почти все выплаканы, иначе я бы не удержалась и разрыдалась.

— Что я еще узнаю о себе? И в Черной войне виновен, и синюю лихорадку тоже я изобрел? Подписывай договор, сумасшедшая!

— Раз вам так нужно, почему бы вам самому не выйти за Фьюрина замуж? — я огрызаюсь в ответ. Дядя коротко замахивается рукой, я успеваю только закрыть глаза и сжать челюсть в ожидании удара, но его нет.

— Жаль, что нельзя тебе тронуть и пальцем. Эх, если бы мой сын не женился прошлой осенью… Подумать только, ты сейчас была бы беременна моим внуком, — я вздрагиваю, представив то, что сказал дядя. Брак при такой степени родства не поощряется, но вполне возможен, если территориальный Совет ответит согласием.

— Они бы не позволили, — неуверенно возражаю я.

— Да все ты прекрасно понимаешь, девчонка. Позволили и с превеликим удовольствием. Им-то что? Лишь бы оберег родился… Конечно, это не деньги Фьюринов, но ни одна наглая тварь в таком случае не смогла бы оспорить ни положения Флеймов, ни власти моей семьи. И научить тебя вести себя в обществе не составило бы труда.

— Я была бы вам нужна, — я до сих пор не верю, что он смог бы это сделать.

— Да, пока ты беременная и рожаешь, — хмыкает дядя. — Четырех внуков мне хватило бы. Для начала.

— Да вы с ума сошли! — я цепляюсь пальцами за документ. Бумага плотная, но если попытаться, может и получится повредить. Дядя замечает это мгновенно и хватает меня за руку. Его пальцы так сильно впиваются мне в предплечье, что я взвизгиваю от боли.

— Это ты не знаешь своего места, идиотка! В мое время аристократки сидели в своих комнатах и не высовывали носа за их пределы! В мое время девушки не перебивали старших и не перечили им! — его голос понижается до шепота: — Если ты, глупая девчонка, попробуешь сделать хоть что-то, и оберег разорвет договоры, я сломаю каждый палец на твоих корявых ручонках! У человека, который привел тебя сюда, достаточно опыта, чтобы ни одна ведьма не помогла тебе после. Ты в жизни больше не возьмешь в руки ни карандаша, ни вонючего черпака! Поняла?

Мне страшно. Я уверена, что он это сделает, и боюсь остаться калекой. Кто я буду без своих навыков? И кто я буду, подписав договор? В одном случае, это почти что смерть. Во втором, несвобода. В груди неприятно колет, моя дрожь становится сильнее. И я делаю выбор: я беру ручку.

— Вот и молодец, — одобрительно улыбается дядя и отбирает подписанный документ: — Заставила же ты меня поволноваться. Да и оберег Фьюринов безголовый чуть не умер, попав не на тот поезд. Хорошо, что магия договоров держит. А ты знала, Лайм, что раньше одних проставленных официальных печатей хватало для заключения брака? Никакого согласия брачующихся или подписи невесты… И почему мы не живем в те времена?

Я не могу заставить себя ответить хотя бы что-то. Мои пальцы горят. Я до сих пор чувствую шероховатость бумаги договора и гладкость поверхности ручки. Я помню, как красным росчерком возникла на договоре моя подпись. Я сама прочертила ее, сама сделала этот выбор. И эти линии на бумаге поменяли все. Дядины слова заменяются размеренным гулом. Что мне делать теперь? Я не знаю ответа. Может, я всего лишь испугалась и приняла неверное решение? А может, мне действительно переломали бы пальцы… Что из этого могло быть правдой, сейчас поздно угадывать. Я подписала договор и действительно вошла в дом Фьюринов.

Я едва успеваю зажать себе рот, чтобы дядя не услышал всхлипа.

— Поплачь, невеста должна плакать на свадьбе, — дядя будто дает разрешение. — Официально поздравляю тебя, дорогая племянница, от лица Флеймов с успешным замужеством. Сейчас ты отправишься в свою комнату, приведешь себя в порядок и будешь сидеть тихо-тихо. И уже завтра ты покинешь Феникс, разве не об этом ты мечтала все детство?

19. Прикосновение прошлого

Я не представляю, куда меня ведут. Ноги двигаются сами по себе, перед глазами светлые пятна стен и одно темное — спина сопровождающего. Но вот за мной захлопывается дверь, а я даже не могу сосредоточиться и понять, где именно меня оставили. Перед глазами до сих пор сплошные печати и вычурные слова — черные и красные чернила, а еще разноцветные капли воска, длинные дядины пальцы, цепко хватающие бумагу, белые и зеленые ленты, обвивающие свиток. Неожиданно комната вокруг плывет и изгибается, и перед взглядом расползается белесое марево. Я медленно опускаюсь на пол. Юбки платья, конечно, мнутся, зато так удобно сидеть и просто дышать.