Мадам Белая Поганка - Донцова Дарья - Страница 5

– Зачем? – удивился Коробков. – Она была пуста.

Мирон грустно улыбнулся:

– Я уже говорил, что родители были сентиментальны. Папа постоянно дарил жене что-нибудь, сам делал упаковку. А мама никогда не выбрасывала то, что он смастерил. У нее в спальне в шкафу склад мешочков, коробочек от отца. Кто мог знать, что мама не выкинет жестянку? Только свои. В день смерти Зельды отец уехал в Калугу, читал там лекцию для тех, кто интересуется астрологией, вернулся очень поздно. Я тоже отсутствовал. Лика все осуществила в то время, когда никого из нас не было дома!

– Зачем ей убивать Зельду? – пробормотала я.

– Чтобы отца посадили, – заявил Мирон.

– Есть способы попроще отправить человека за решетку, – заметил Иван. – И почему Анжелика так поступила с человеком, который стал ей отцом?

Мирон вскочил.

– Я чувствую! Это Анжелика! Это она убийца! Найдите доказательства ее вины! – И выбежал из комнаты.

– Похоже, брат не любит сестру. Хочет сделать ее ответственной за смерть матери и доведение отца до приступа, – протянула я.

Коробков пожал плечами.

– Странная история. Все строится вокруг коробочки, которую нашли в одежде Нины Паниной.

– Давайте звать ее Зельдой, а то запутаемся, – предложил Иван. – Если Мирон беспокоится не зря, если маг и алхимик любил жену, если он говорит правду и на самом деле не травил супругу, то коробку кто-то подсунул. Совершить это мог человек, который находился в квартире, или тот, кто приближался к телу Зельды до приезда полиции, или эксперт, или кто-то из полицейских.

– Короче, много людей, – резюмировала я, – с одной стороны, ужасно, что Лев Павлович угодил в клинику. А с другой – если бы не приступ, маг мог бы очутиться за решеткой.

– В девяностых астролога могли отправить в СИЗО даже в случае, когда в этом не было необходимости, – согласился Иван, – тогда в камеры на сорок человек запихивали в два, а то и в три раза больше людей. Бок о бок оказывались вор в законе и дурачок, который стащил у приятеля гитару, потому что мать его инструмент разбила, запретила исполнять тяжелый рок, велела готовиться к пересдаче экзаменов, которые сын завалил.

– Студента могли оставить дома, – сказала я, – под подпиской о невыезде.

– Вот-вот, – согласился Иван, – понадобился не один год, чтобы система, скрипя ржавыми колесами, сделала поворот в сторону разума. Второкурсник-лентяй теперь будет находиться в квартире с браслетом на ноге. И дело его, скорей всего, рассмотрит мировой судья. А вору в законе места в камере больше достанется. Но, как водится, при любой перестройке вместе с водой выплеснули и младенца. Ждать суда в своей квартире разрешат идиоту с гитарой, но могут отправить домой и того, кто совершил серьезное преступление. Например, сел за руль пьяным, устроил аварию, погубил другого шофера, сам остался без царапины и… не угодил за решетку. Если человек социально не опасен, уголовного прошлого у него нет, характеристики положительные, то он вполне может до суда в своей квартире находиться. Надо помнить, что никого нельзя назвать преступником до приговора суда. Муж убил жену, а сам умер до оглашения приговора от инфаркта? Покойный не преступник, потому что суд его таковым не признал.

Глава пятая

– Работаем с Таней вдвоем? – прищурился Димон. – Где Дюдюня? Куда подевалась наша Ада? А Мишаня? И я определенно соскучился по Никите Павловичу. Вчера они тут были. Почему сегодня их нет?

– Дюдюня покупает диван, – ответила я.

– Нашла наконец софу своей мечты, – ухмыльнулся Коробок, – розовый бархат со стразами?

– А вот и нет, – раздался знакомый голос, – фиолетовый велюр с серебряными звездами.

Я посмотрела на дверь и увидела Дюдюню, она же Ада Марковна Штольцбаумкухенрайз. Наш психолог рысцой неслась к своему креслу. За ней медленно шел эксперт Миша, про которого Рина говорит: «У него куча энциклопедий в голове». Замыкал шествие Никита Павлович, на вид парню лет пятнадцать, и выглядит он подростком, но внешность обманчива. Та же Ирина Леонидовна считает, что детектив может разговорить камень. И это правда, Никита легко вытащит из вас информацию, о которой не то что говорить, даже вспоминать вы не желаете.

– Что-то вид у вас не веселый, – заметил Коробков.

– Дюдюня не стала нанимать машину для перевозки нового дивана, – трагическим шепотом сообщил Миша.

– Конечно! – воскликнула Ада, которая, в отличие от мужчин, выглядела как огурец. – Не один год я искала то, что хотела. Отчаялась найти! И…

– Сейчас диванов тьма-тьмущая, – перебил ее Димон.

– Это только кажется, – ринулась в бой Дюдюня, – зайдешь в магазин, там просто восторг, ух ты, сколько всего. Начнешь рассматривать: тьфу, жук и жаба. Если обивка не ужас-ужас, то сиденье мрак в тумане, жесткое, неудобное. А когда от обивки не возникает рвотный позыв и попе удобно, то спинка идиотская! Позвоночник начинает болеть. Если же все вроде ничего, так ножки у дивана кошмарные!

– Ножки? – удивился Иван. – Их же не видно! И какая разница, на чем диван стоит, если он красив и комфортен?

Ада заявила:

– Ваня! Я не могу спокойно лежать, зная, что покоюсь на софе с лапами монстра. Это эстетически неприятно.

– А-а-а, – протянул мой муж.

– Лапуля долго искала красную кастрюлю с белой крышкой, – вдруг сказал Коробок.

– Зачем твоей жене такая? – изумился Никита. – Обычно верх и низ у кастрюль одного цвета.

– От красной крышки у Лапули начинается нервная почесуха, – пояснил Димон.

– Как я ее понимаю, – закатила глаза Дюдюня, – а у меня от уродских диваноподставок начинается аллергия правого уха.

Я уставилась на Аду, вот кто мастер изобретать новые словосочетания. Софа стоит на лапах монстра. Уродские диваноподставки. Аллергия правого уха!

– А левое не болит? – поинтересовался Иван Никифорович.

– Сначала зудит правое, – пожаловалась Дюдюня, – затем золотуха переходит на глаз, нос, опускается на щеку и расползается по всему организму. Я смирилась с тем, что оставшиеся мне двести лет жизни проведу без уютного дивана…

Я молча слушала Аду. Если вы думаете, что про два столетия она пошутила, то жестоко ошибаетесь. Дюдюня намерена провести на земле именно столько и ни на день меньше.

– Нет желания любоваться на сооружение из фанеры, которое напоминает каменный саркофаг, обитый поролоном, – продолжала Ада.

– Как вдруг! – Дюдюня зааплодировала. – Я увидела его! Прекрасного! Уютного! Роскошного! Да за такого замуж выйти хочется.

– Ты сейчас про диван говоришь? – на всякий случай уточнил Димон.

– Конечно, – удивилась вопросу Ада и задала свой: – Можно ли разрешить грузчикам и незнакомому шоферу везти любимого принца? Нет! Я вызвала Мишу с Никитой. И вот мы здесь. Все.

– И диван? – осведомился мой муж. – Где он находится?

– В подземном паркинге, – уточнил Миша.

– Размером типа «Малютка»? – предположил Димон. – Я покупал такой для ребенка. Эй, как вы его доставили? На чем?

– Какая такая «Малютка»? – возмутилась Дюдюня. – Размер кинг-сайз! Два метра ширина! Или длина. Не знаю, как назвать. Что у дивана? Ширина? Длина?

– И он влез в джип? – не поверил Иван.

– У нас с Мишей по «Смарту», – напомнил Никита, – мы замучились парковочные места в городе искать. Ада велела привязать диван на крыше к Никитиной тачке.

– Хотелось бы на это посмотреть, – засмеялся Иван.

– Увидишь непременно, – пообещала Дюдюня, – когда домой поеду, тебя позову.

– И вас ГАИ не тормознула? – удивился Коробков.

– Останавливала, – подтвердил Миша, – но сразу отпускала.

– Сначала они под колеса кидались, а потом кричали: «Уезжайте поскорей», – ухмыльнулась Ада, – после нам вообще «зеленую» трассу открыли.

– Да ну? – не поверил своим ушам Иван. – Просто сказка.

– Быль! – отрезал Миша. – Никита сидел за рулем, а я ехал на своем «Смарте» сзади. Дюдюня сидела на диване.

Вот тут опешила я.

– Где?