Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада" - Страница 5

Пара закончилась, хотя ее последние минуты тянулись до безобразия долго. Серый сжевал уже всю жвачку, пообещал тому, что обозвал его словцом крепким, расправу на углу и даже покидал в рюкзак все художественные принадлежности. И когда преподаватель прощался с аудиторией, а восхищенные девицы обступили Илью Александровича кругом, Серый уже терся около учительского стола — и с легкой руки несостоявшегося уличного вора отправил валентинку в стопку бумаг, которую Илья оставил на столе в последние минуты занятия. Девушки сыпали комплиментами и восхищенными вздохами, а Серый искрился радостью от проделанной шалости и спешно растворялся в толпе.

В коридоре его поймали Олег и Витя. Руслан куда-то загадочным образом исчез — впрочем, догадываться, куда именно, не приходилось. Самойлов был невероятно взбудоражен — еще бы, в ожидании новостей с первого занятия по керамике. Олег тоже находился в приподнятом настроении, только по его глазам было заметно, что каким-то образом он заранее осведомлен лучше, чем Витя.

— Ну, Серый, чего, чувствуешь уже, как пролетаешь, а? — залился смехом Витя, да таким ярким и активным, что окончанием эмоции послужил странный неприятный визг.

— Нет, конечно, — Зайцев пожал плечами и улыбнулся. Он выглядел слишком спокойным и уверенным. — Да, препод реально неплохой. Даже интересно у него. Эх, жаль, мы с ним встретились на поле войны. Но. Но! У меня есть план. И мина уже заложена.

— Поделись? — заулыбался Олег.

— Ну, я уже ему вовсю стреляю глазками. Рисовал у него на паре члены распрекрасные. И послал ему валентинку. Пускай думает, кто это был, ибо так неясно все очень. А чем дальше, тем ближе я буду рисовать свой образ. И, — Серый ухмыльнулся, задирая повыше подбородок, — кульминацией станет кое-что еще. Но я вам пока не скажу. Сами все узнаете со временем.

— Ты уже как пидор, — прокомментировал Витя. — И методы у тебя — пидорские.

— Ой, заткнись, жирный, а, — отмахнулся Серый, задев широким и не в меру душевным жестом кого-то из перваков. Те зашипели, тявкнули пару озлобленных ругательств и поплыли дальше по коридору в поисках нужной аудитории.

— А в валентинке ты уже что-то рисовал? И это тоже были члены? — опять насел Олег, посмеиваясь, правда, не так вульгарно, как Витя. — Ты смотри, а то там непотребства, тут непотребства… думаю, ты у него один такой уникальный, и если одни члены рисовать, то догадаться будет несложно.

— Задницу рисовал. Да я понимаю, не дурак же, Олег! — возмутился Серый. — Нет. Сейчас задница не пойми чья. В следующий раз будет определенно мужская. Потом еще кое-что. Ну и апогей. В общем… Сидите и наблюдайте, как я вас отымею, неудачники!

— Ага, — Олега Сереге явно не удалось убедить. Игонин выглядел теперь даже разочарованным. Он-то надеялся, что боевого духу и спеси у Зайцева хоть теперь поубавится. — Ох, Серега, надеюсь, этот Добрынин окажется умнее и скинет тебя как можно раньше с рельсов… В печенках уже твои заносы! Ладно. Сейчас обед. Предлагаю пойти заточить чего-нибудь.

— Пф. Какие заносы? Не знаю, о чем ты… Да, давайте пожрем.

— О-о-о, там сегодня котлеты с кашей. Я уже три раза ходил, — с нездоровым блеском в глазах и диким воодушевлением сообщил Самойлов, смачным жестом огладив брюхо, что хоть и было загнано в жесткие тиски рубашки-поло, но боролось и рвалось наружу. Зайцев усмехнулся:

— Есть такая поговорка, жирный. Тыква растет, корешок — сохнет.

— О чем ты? — удивился Витя.

— Да так.

***

На кафедре было тихо. Добрынин задержался, собирая материалы для своих предстоящих занятий — как преподаватель он даже спустя три года работы на полную ставку оставался довольно рассеянным и предпочитал десять раз проверить, что все готово, а потом уже отдыхать. В этом семестре ему разрешили взять факультатив по керамике, который Илья видел своей возможностью морально отдохнуть от скучных и запутанных лекций. Ему все еще тяжело было ощущать себя Ильей Александровичем — да и не хотелось. Если бы не правила делового общения, сорокадвухлетний богатырь уже общался бы со своими студентами на «ты».

Сегодняшний день, правда, показал, что не всем мечтам суждено сбываться. До сих пор Добрынину удавалось легко строить контакт с молодежью, что при нужном соотношении поощрений и наказаний даже последних двоечников делало под его началом хорошистами — и тут нате. Непонятно, кто решил, что Добрынин — знающий воспитатель или психолог. Он не был ни тем ни другим. Не учился быть преподавателем и до сих пор боялся оплошать. Обаяние и репутация — только это у него и было. А еще профессиональный опыт. Семь лет работы в собственной строительной компании, пока та не обанкротилась — неплохое подспорье, чтобы пойти учить тех, кто сам мечтает стать архитектором. А тут из-за недобора на его спокойные дополнительные занятия присылают самого наглого студента всея вуза. Великовозрастного хулигана из тех, какие могут кинуть жвачку в волосы или подложить кнопку на стул. Ну или рисовать во время пары эрегированные пенисы. С этим студентом Илья и так перегнул палку, довольно жестко подшутив в ответ на его наглость — но выйти безапелляционным победителем так и не смог. В последний момент удалось придумать ответ достаточно дипломатичный и беззлобный, чтобы не показать свое смущение. Не каждый день малолетка говорит с тобой в таком тоне. А пасовать — нельзя, когда ты герой всего вуза. Ведь чем выше забрался — тем больнее падать. С Добрынинскими лояльными методами преподавания об него просто вытирали бы ноги, если бы эти самые методы не подкреплялись силой характера и какими-никакими принципами.

«Дожил», — вздыхал Добрынин, выравнивая стопку листов с отчитанными лекциями и перебирая ведомости. Впрочем, его усталый настрой был прерван шлепком какой-то выпавшей на пол бумажки — вернее, картонки, судя по характерному звуку. Наклонившись под стол, Илья с удивлением обнаружил маленькую открытку. Валентинку. Адресат указан не был, но внутри цветастого сердечка обнаружилось нарисованное от руки изображение… ягодиц?

— Серьезно? — вырвалось уже вслух. Добрынин еще раз проверил валентинку на предмет каких-либо надписей, но, ничего не найдя, решил, что это просто чья-то шутка, адресованная, возможно, даже не ему и просто переброшенная в его вещи после семинара сорванцами-второкурсниками. В сущности, это было довольно невинно, поэтому Илья только ухмыльнулся в бороду и запихнул открытку в передний карман рюкзака. Не был он тем, кто строит теории заговора и сердится на молодежь за мелочи. Работа в вузе вообще оказалась для Добрынина своеобразным спасением: он был отцом взрослеющей дочери, которая сама в следующем году должна была стать студенткой, и просто стремился оставаться с ней на одной волне. Общались они не очень плотно — Илья развелся с женой, когда его Зоряне было еще пять. Но разногласия супружеские не означали для него разрыва с ребенком. Вот Илья и стремился доказать все это время, что пусть он отвратительный муж, но отец — хоть куда. Чтобы успешно выполнить свой родительский долг, Добрынин много сил вложил и в то, чтобы не превратиться в дотошного скучного старика, чтобы дочь сама хотела общаться с ним. А лучший рецепт вечной молодости легче всего узнать у тех, кто приходит тебе на смену. У молодежи. У студенчества.

Эта-то мысль и утешала в такие минуты. Черт с ней — с валентинкой! Да и студент Зайцев еще получит свои уроки хорошего тона. Ведь с любым трудным подростком можно договориться. Нужно только заинтересовать.

========== Глава 2 ==========

Осеннее солнце вовсю заливало здание университета, а сторож избавлялся от пестрого ковра листьев, когда Зайцев спешил на пару. Погода еще не кусала и не щипала его за щеки морозом, но сегодня румянец у нерадивого студента пробивался не от этого. Иная причина была и у оживленного движения — Сергей спешил на пару. Наверное, впервые в жизни и впервые в этом университете. Он не хотел опоздать. Все три дня его голова ни на секунду не становилась легче от дум исключительно поганого толка: как же вывести из себя богатыря Добрыню? (Так про себя окрестил Зайцев нового преподавателя.) Что будет сегодня на паре? И как Добрыня отреагирует на новую валентинку? На этот раз предусмотрительный хулиган отрисовал ее заранее, отчего картинка получилась — на скромный Серегин взгляд — более качественной и красивой.