Одержимый ею (СИ) - Астахова Яло - Страница 26

— Вы когда картину покупаете, что же заказываете перерисовать её под себя?

— Не сравнивайте, — возмущаюсь я, — картина — это несколько иное, это — произведение искусства. У нас с вами вещь, хоть и пошитая по индивидуальной задумке, но всё-таки рассчитанная на несколько другое использование.

— Боже! — восклицает он. — С кем приходится работать?! Накачают себе сиськи. Сосут у бандитов. И мнят себя принцессами!

Вот же урод!

Его мерзкие слова всё-таки вышибают слезу: ведь ничего из перечисленного я не делала! Но каждому же не объяснишь…

Айгуль, которая до этой минуты молча сидела рядом, вскакивает и, выругавшись на своём языке, убегает из комнаты…

Модельер продолжает бесноваться и оскорблять меня… Ровно до той поры, пока в комнату не влетает разъярённый Валера. Мой мужчина находит весьма изящные аргументы, чтобы убедить этого тряпичных дел мастера всё-таки подогнать платье мне по фигуре.

Кутюрье вздыхает так, словно его заставили совершить святотатство. А потом мучит меня обмерами, подгонкой на живую иглу. Крутит меня, как куклу.

Если не считать того платья у Лютого — передёргивает от одного воспоминания — у меня в жизни не было столь красивых и дорогих нарядов. И где-то в глубине души скребёт тем, что меня покупают, как очень дорогую шлюху. Но я гоню прочь эти ассоциации. Я помню, с каким энтузиазмом Валерий выбирал мне платье. Речи о покупке не шло! Он просто хотел, чтобы его женщина блистала. Глупости! Нет ничего унизительного в подарках от любимого мужчины.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Модельер уходит, унося с собой платье — ему надо будет за ночь сделать его сидящим по моей фигуре.

Измученная долгой примеркой, бреду на кухню — хочу попросить Клавдию Свиридовну приготовить нам лёгкий ужин, когда меня окликает Айгуль.

— Там Артём Евгеньевич… вас поговорить зовёт.

Меньше всего я сейчас готова к беседам с Артёмом, но кое-что между нами нужно прояснить раз и навсегда.

Толкаю дверь в его комнату и встречаю уже привычно злой взгляд бывшего не-мужа.

— Спишь с ним? — сипит он.

Усмехаюсь:

— А если и да, тебе какое дело? Я, по-моему, совершеннолетняя и тебе никто.

— Я ж о тебе забочусь, Инга. Валерка тебя сломает, попользуется и бросит.

Вскидываю руку вверх:

— Ой, всё! Хватило меня твоей заботы. До сих пор от неё в кошмарах просыпаюсь. А Валерия оскорблять не смей! Ты мизинца его не стоишь.

— Надо же как запела! Хорошо трахает, да?

— Прекрати! Если ты позвал меня, чтобы унижать — не трать моё время.

— Нет, Инга, я позвал предложить помощь.

Вскидываю бровь:

— Это даже интересно! Слушаю.

Складываю руки на груди, застываю напротив него.

— Давай поженимся. По-настоящему.

Смеюсь в голос:

— Ты в своём уме? Мне кажется, ты упустил свой шанс заполучить меня в жёны.

— Инга, я серьёзно! — Артём даже насупливается для важности. — Ну сама подумай, что может предложить тебе Валерий. Быть его шлюхой? Подстилкой? Думаешь, тебя в таком статусе будут долго терпеть на работе? Я знаю твоего директора — она не потерпит. А отцу с матерью ты что скажешь? А если залетишь?

Стискиваю зубы. По больному бьёт.

Я и сама думала, что будет, если забеременею. Ведь мы не предохраняемся, а Валера уже столько раз изливался в меня. Нет, я хочу от него ребёнка. Безумно хочу. Но у меня хватает мозгов понять, что ребёнок сейчас не принесёт счастья ни ему, ни мне.

Артём продолжает добивать:

— Знаешь, что стало с моей матерью? Её подстрелил киллер, как только она вернулась из роддома. Она много лет пролежала овощем, в коме… Ты этого хочешь? А такова участь женщины коронованного авторитета. Нет, твоя будет ещё хуже. У тебя заберут ребёнка, а саму — отправят в бордель. Мои отец и мать были официально женаты, Валерий на тебе не женится.

Меня начинает трясти, душат слёзы.

Зачем? Зачем Артём говорит мне это?

Но он не унимается:

— А если ты выйдешь за меня — официально сможешь остаться в этом доме. И кувыркайся со своим Валерой сколько хочешь. И даже ребёнка вашего на себя запишу.

Глотаю слёзы:

— Зачем тебе это? С чего вдруг такая благотворительность?

Он пожимает плечами:

— Много свободного времени… Совесть покою не даёт. Прости меня, Инга, за ту историю с Лютым. Я действительно хочу тебе помочь. Ты мне глубоко симпатична.

— Спасибо, — бросаю и поспешно выскакиваю за дверь.

Не хочу, чтобы он видел мои слёзы. Прибегаю в свою маленькую комнатку и горько плачу.

Ну почему? Почему всё так?

Почему мой мужчина не может быть моим до конца.

Через какое-то время приходит Валерий, садится рядом, сгребает в охапку.

— Тише-тише, маленькая, — шепчет, вытирая мне слёзы. А потом — нежно целует: глаза, щёки, уголок губ. — Не плачь, девочка моя.

Но я не могу, наоборот, начинаю реветь ещё горше: потому что он такой… такой… как из мечты:

— Валера… милый… как мы теперь будем? — утыкаюсь ему в грудь, меня тут же обнимают ещё крепче и надёжнее. — Что будет с нами?

— Всё будет хорошо, — он гладит меня по волосам, — мы обязательно найдём выход.

— А если я уже… если я…— захожусь в рыданиях… — беременна?

Он берёт мои руки, нежно целует, а самого трясёт:

— Солнечная моя… Родная… Единственная… Верь, мне, прошу. Вместе мы справимся.

Я верю, нежно обнимаю в ответ, позволяю себя унести.

Сегодня мы не занимаемся любовью. Просто лежим рядом.

Валерий прижимает меня к себе так, словно боится потерять. Словно меня могут вырвать из его рук и забрать навсегда…

Не знаю, где он находит слова утешения, но я всё-таки успокаиваюсь и даже засыпаю…

А он, почему-то уверена, в эту ночь так и не сомкнёт глаз…

Глава 15

ВАЛЕРИЙ

Прижимаю к себе её хрупкое тело и шепчу в волосы:

— Всё будет хорошо… Милая… Бесценная моя…

А у самого в голове стучит: не будет…не будет… не будет…

Но сейчас я готов на всё. Звезду с неба пообещать. Только бы не плакала, драгоценная, любимая, сладкая девочка моя…

Сколько же можно ей слёз?!

А внутренний голос ехидничает особенно едко: ты знаешь, что нужно сделать, Пахом.

Знаю. И от этого мёрзнут руки и замирает сердце.

Я должен её отпустить…

Блядь!

От одной мысли будто кол в грудь воткнули и проворачивают…

Малышка не заслужила такой участи, сплетен, оскорблений. Ей нужно начинать другую жизнь — нормальную, без меня…

Засыпает, моя сладкая.

Прижимаю к себе сильнее.

Нет. Не получится. Отпустить не смогу. Никогда.

Значит, думай, Пахом. Ищи вариант.

И я погружаюсь в воспоминания, прокручивая сегодняшний день в голове.

Когда этот попугаистый педрила уже завернул тапки на выход, я еле сдержался, чтобы не свернуть его тощую цыплячью шею. Айгуль, трясясь от страха, передала мне слова этого типчика. Да как он смел ТАК разговаривать с моей женщиной?!

 Сосёт у бандитов? На миг подумал отправить его к Лютому, чтобы сам пососал у бандитов, но платье, черт побери, нужно в срок. Пришлось отпустить, но этот случай показательный. Пока Инга живет в непонятном статусе, любой заморыш мокрожопый будет стремиться ее ужалить.

 Как же хочется все уладить старинным и таким правильным способом — взять Ингу в жены. Чтобы отныне и навсегда была только моей женщиной, матерью моих детей.

При мысли о детях меня, словно из ушата — холодной водой, обдает мысль: а что, если она уже беременна? Ты же резинками побрезговал, Пахом!

Как разгребать будем? На аборт я никогда не соглашусь. Я хочу ребенка с Ингой, и мне насрать, насколько это попирает воровские законы…

В голову лезут кадры, как Инга в своем миленьком платьишке жарит оладушки… Как она страстно выгибается и вертит охуительно соблазнительной попкой, лазая по стеллажам в библиотеке… Как она призывно раскидывает длинные ножки, приглашая меня в себя. Как она спит, уютно подложив ладошку под такую невинно-милую щечку и улыбается во сне. Так бывает, когда женщина счастлива со своим мужчиной. И я ответственен за то, чтобы она и дальше оставалась счастливой…