Адская кухня - Дивер Джеффри - Страница 52

— И ты тоже ударь меня, — прошептал Дрю. — А то это сильно смахивает на лажу.

Пеллэм отполз в сторону и с трудом поднялся на ноги. Развернувшись, он что есть силы выбросил кулак. На этот раз его удар, если там можно сказать, достиг цели: безобидно скользнул Дрю по щеке.

Коротышка, недоуменно заморгав, завопил:

— Ах ты долбанный член, твою мать!

Рыжий и третий ирландец схватили Пеллэма за руки, а Дрю осыпал градом ударов ему лицо и живот. Когда Пеллэма наконец отпустили, он просто закрыл лицо руками и снова рухнул на пол.

— Ну, теперь спеси у него поубавилось, — со смехом заметил рыжеволосый.

— Джеко, пора сматываться.

Достав пистолет, Дрю прижал дуло Пеллэму к лицу. Тот вдруг подумал, что всегда относился с недоверием к спусковым механизмам пистолетов. Они такие ненадежные, могут сработать от простого дуновения… Нагнувшись к нему, задиристый ирландский петушок прошептал:

— Вот видишь, если ты достанешь мне роль в фильме, я смогу сам драться и все остальное. Дублеры мне не нужны. И пушка у меня есть своя.

Пеллэм застонал.

— Джеко, прострели ему ногу или колено.

— Точно, долбани ему в руку. Бух, бух!

Казалось, Дрю в раздумье.

— Нет, с него и так достаточно. Эти долбанные голливудские гомики, у них кишка тонка.

Снова наклонившись к Пеллэму, Дрю шепнул:

— Помнишь насчет того парня Алекса, о котором ты спрашивал? Он остановился в гостинице «Иглтон» на Девятой авеню. Номер 434.

Пеллэм пробормотал что-то такое, что Дрю принял за «спасибо», хотя на самом деле фраза, которую произнес Пеллэм, не имела ничего общего с этим выражением благодарности.

На прощание дружески пнув его ногой под ребро, Дрю исчез вслед за остальными ирландцами.

— Эй, Томми, — заговорил он, обращаясь к рыжеволосому, — помнишь то место из фильма, о котором я тебе рассказывал?… А ты как думаешь, твою мать, какой фильм я имел в виду?…

Входная дверь захлопнулась. Пеллэм выплюнул выбитый зуб. Тот, казалось, несколько минут громыхал по выложенному плиткой полу, пока наконец не крутанулся в последний раз на месте, после чего окончательно застыл.

20

Кабина лифта спустилась вниз, откликнувшись на вызов, как раз в тот момент, когда шумная орда туристов из Франции заселялась в помпезную гостиницу в Вест-Сайде. Двери открылись.

— Mon dieu![75]

Пылающая жидкость расплавила пластмассовую канистру и выплеснулась огненной волной из кабины лифта в вестибюль.

— Господи Иисусе! — крикнул кто-то.

— А, черт…

Пламя распространялось словно по волшебству. Горящая жидкость разлилась по полу, воспламеняя ковер, кресла, тисненные золотом обои, искусственные каучуковые деревья, столики.

Пронзительным баритоном затрезвонила пожарная сигнализация — старинные механические звонки, сразу же заставившие подумать о том, что система пожаротушения бесконечно устарела. Просторные коридоры наполнились криками. Люди бросились к выходу.

Еще страшнее огня был дым, мгновенно заполнивший все этажи гостиницы, словно его закачали под повышенным давлением. Подача электричества просто прекратилась, и в вестибюле и коридорах, заполненных осязаемым на ощупь дымом, мгновенно наступила ночная темнота.

И, перекрывая отчаянные крики, пронзительный звон сигнализации и топот ног, зазвучал зловещий рев огня.

Гостиница «Иглтон» корчилась в предсмертных мучениях.

Пламя пожирало дешевые ковровые покрытия, за считанные мгновения превращая их из зеленых в черные. Огонь плавил пластмассу с такой же легкостью, с какой он морщил и высушивал кожу. Пламя стремительно поднималось вверх по стенам и плавило лепнину так легко, будто это было сливочное масло. Огонь выплевывал дым, густой, словно мутная вода, и такой же удушливый. С десяток зарубежных туристов задохнулись, загнанные в глухой альков.

Пламя ласково лизало, пламя убивало.

— Merde! Mon dieu! Allez, allez! Giselle, ou es-tu?[76]

Внизу, в банкетном зале, где попытались укрыться три официанта в белых смокингах, произошла внезапная яркая вспышка — все помещение раскалилось настолько сильно, что вспыхнуло, словно одна огромная спичечная головка.

На одном из верхних этажей молодой мужчина, полностью одетый, прыгнул в наполненную до краев ванну, мудро рассудив, что вода его защитит. Два часа спустя пожарные, вымотанные до предела, обнаружили то, что осталось от его тела, в воде чуть ниже температуры кипения.

Одна женщина, объятая паникой, распахнула настежь дверь своего номера, и хлынувший поток кислорода мгновенно привел к взрыву, поглотившему ее. Последний предсмертный крик несчастной, вырвавшийся языком пламени у нее изо рта, не имел ничего общего со звуками, которые издает человек.

Один мужчина, спасаясь от неудержимо надвигающейся стены огня, выпрыгнул из окна пятого этажа. В полной тишине он элегантно упал на крышу стоявшего перед подъездом желтого такси. Все шесть стекол машины мгновенно стали матовыми, словно покрылись изморозью.

Еще один мужчина выскочил на пожарную лестницу, которая успела так нагреться в пожаре, что металлические прутья ступеней за считанные секунды прожгли подошвы кроссовок. Дико вопя от боли, мужчина взбежал на обожженных, окровавленных ступнях на крышу.

Некоторые постояльцы из номеров на верхних этажах решили, что собственно пожар им ничем не угрожает; о катастрофе говорила лишь слабая дымка. Спокойно ознакомившись с памятками действий при пожаре, они, в соответствии с обнадеживающими наставлениями, закрыли лица тряпками, смоченными водой. После чего эти люди безмятежно уселись на пол в ожидании помощи и мирно умерли во сне, отравившись угарным газом.

В вестибюле произошла еще одна яркая вспышка. В облаке оранжевого пламени взорвался диванчик. И тело постояльца, распростертое на ковре. Бедняга сжался в боксерскую позу: подобрал колени, стиснул кулаки, согнул руки в локтях. Рядом с ним автомат с газированной водой, расплавившись, начал плеваться по всему вестибюлю банками с «Пепси-колой». Банки взрывались в воздухе; содержимое закипало еще до того, как тонкая алюминиевая оболочка успевала достичь пола.

Сынок успел мельком взглянуть на все эти зарисовки, потому что он, оставив канистру с зажженным «сиропом» в кабине лифта на шестом этаже, сам неторопливо спустился по пожарной лестнице. Не спеша, глядя во все глаза. Сынок попытался заставить себя поторопиться, быть очень осторожным. Но, естественно, он просто не смог удержаться. Руки у него больше не тряслись, он больше не потел.

К объятой пламенем гостинице со всех сторон начали подкатываться пожарные машины. Укрывшись в одном из близлежащих переулков, Сынок продолжал наблюдать за творением рук своих, с удовлетворением отметив, что пожару присвоена высшая категория. Давно уже ему не удавались подобные шедевры. Пожарные машины, помпы и лестницы приехали со всех соседних участков. Господи, этот пожар собрал целый батальон! Включив радиосканер, Сынок выяснил, что этот пожар получил код один.

Есть человеческие жертвы.

Впрочем, Сынку это уже было известно.

Пожарные расчеты продолжали прибывать. Десятки машин, насосы, лестницы. Красные и желто-зеленые. Резкий вой сирен. Кареты скорой помощи, полицейские машины. Пожарные в жарозащитном облачении, с кислородными баллонами и в масках скрывались в огне. Еще кареты скорой помощи. Еще полицейские машины. Красные и синие мигалки, сирены, каскады воды. Повсюду облака пара, словно призраки умерших. Неправильно припаркованные автомобили бесцеремонно растаскивали в стороны, освобождая дорогу пожарным шлангам.

Улицы вокруг горящей гостиницы запрудили толпы зевак. Мародеры приближались к самому оцеплению, оценивая риск.

Здание превратилось в бушующий оранжевый факел, огонь которого взлетал до мансардных номеров на восьмом этаже.

Когда пожар наконец был в основном взят под контроль, санитары скорой помощи начали выносить тела. Одни синюшные — тех, кто задохнулся. Другие красные словно вареные раки — жертвы огня и высокой температуры. И почерневшие, обугленные, сгоревшие, не имеющие ничего общего с человеческими существами, которыми они когда-то были.