Сны Персефоны (СИ) - Белая Яся - Страница 29

— О, Владыка, если служанки в твоём доме столь красивы, то насколько же велика прелесть твоей жены?

Аид самодовольно ухмыльнулся и чуть подался вперед — герои стояли у подножья его трона и сейчас Владыка буквально нависал над ними:

— Вы когда-нибудь наблюдали весну? Всё это пробуждение природы, цветение, прилёт птиц?.. — царь скорее свернул речь, дабы не показать, что не силён в описании красот. Персефона, увидев это, улыбнулась. Она усиленно делала вид, что занята раскладыванием фруктов и расстановкой напитков, и ей нет никакого дела до беседы.

Герои же, разомлев, видимо, от одних только собственных фантазий, послушно закивали.

— А вот теперь представьте, что вся это прелесть воплотилась в одной женщине — в вечной юной богине Весны.

Персефоне показалось, что у непрошеных гостей сейчас закапают слюни. Она тихо хихикнула себе под нос и разрезала гранат, позволив соку стечь по изящной ручке — от кисти до локотка. За этим течением проследило сразу три голодных мужских взгляда.

Пирифой решил сыграть героя и заявил:

— Если всё так, как ты рассказываешь, Аид Ужасный, то мы просто обязаны выручить прекрасную Весну из твоего плена.

Аид ухмыльнулся, со скучающим видом подпёр щёку рукой и проговорил:

— Да забирайте. Она, конечно, та ещё красотка, но легкомысленная — сил нет. Только бы по полям бегать, цветочки собирать, песенки петь да плясать. А мне — царица нужна, чтобы скипетр ей под силу был.

Ой, кто-то напрашивается, ой, напрашивается!

Персефона с силой вонзила нож в стол и метнула в царя свой фирменный изумрудный взгляд: ну останемся мы наедине! ну, я тебе покажу! забирайте, значит!

Поймав взгляд мужа, в котором плескалось предвкушение и искрились смешинки, она фыркнула и ушла прочь.

Вслед ей раздалось усталое и досадливое:

— Видите, как рабынь избаловала. Никакого уважения и почтения.

Герои солидарно завыли что-то о том, что бабе нельзя много воли давать.

— Верно, — подтвердил Аид, — за это и выпьем.

И пригласил друзей к столу.

Пир гремел, сыпались шуточки, звучали рассказы. Плясали нимфы, срывали голоса аэды. Казалось, сам Олимп может позавидовать такому празднику. Тесей и Пирифой уже основательно захмелели и стали требовать царицу немедленно.

— Идите, — устало махнул рукой Аид, — она, как и положено, в женской половине. Ждёт не дождётся героев-избавителей.

Друзья рванулись, да не тут-то было — седалища их плотно приросли к ещё недавно таким удобным тронам. И теперь оторваться от них, можно было, лишь оторвав что-то себе.

Аид наблюдал за происходящим с довольным видом.

— Но этого мало, — сказал он, видимо, в такт своим мыслям, — эринии, явитесь.

Те радостно примчались на зов — они уже давно заприметили двух знатных красавцев и хотели поразвлечься с ними.

— У вас бичи с собой?

— Обижаешь, Владыка, — дружно пропели сестрёнки, демонстрируя своё грозное оружие, которого боялись даже боги.

— Тогда эти двое ваши.

И вскоре Подземный мир огласился отнюдь негероическими воплями и проклятиями.

Аид нашёл Персефону, слизал с её руки гранатовый сок, проведя горячим языком от запястья к локотку, и прошептал:

— Не желаешь, Весна, познакомиться поближе с величайшими героями, что явились избавить тебя от моей гнусной власти?

— Отчего же, мой царь, ещё как желаю.

Она провела рукой — и простенький хитон сменился на роскошные царские одежды, на голове засияла диадема из темного серебра, и Персефона, опираясь на руку своего мужа, гордо прошествовала в зал, где выли и извивались под бичами эриний Тесей и Пирифой.

Увидев её, они оба разразились отнюдь невежливыми ругательствами.

— Будь проклята твоя красота, Персефона Несущая Смерть! Ты не стоишь того, чтобы ради тебя терпеть такие муки!

Персефона хмыкнула, прижимаясь к мужу, который крепко, но нежно держал её руку:

— А я вас сюда не звала. Ваши гордыня и чванство руководили вами. Ваша похоть гнала вас вперед. Ваша глупость диктовала вам. За то и страдаете, а вовсе не из-за меня.

Сказала и, гордо вскинув голову, ушла.

— Стерва!

— Самка собаки!

Аид скривился и скомандовал эриниям:

— Добавьте им ещё — за оскорбление Владычицы.

Сёстры расстарались.

А царственная чета, оказавшись в своей спальне, взялась за выяснение отношений.

— Забирайте, значит! — Персефона упёрла руки в бока, а её глаза метали молнии не хуже Зевсовых. — Бабам нельзя давать много воли! Плохая царица! Да я тебе сейчас покажу!

И в Подземном мире разразилась локальная весенняя буря. Предметов в комнате оказалось много, но Аид ловко уворачивался от них, всё сокращая расстояние между собой и бушующей Персефоной.

А, изловив, доказал, довольно хохоча, что любит бури, а особенно — усмирять их. И позже, размашисто вколачиваясь в неё, глуша крики дикими жадными поцелуями, буквально впечатывал слова:

— Сладкая… самая нужная… лучшая царица…

Чтобы верила, чтобы не смела сомневаться. За это он готов даже потерпеть мстительные царапины на плечах и искусанные до ихора губы…

Четыре года провели горе-герои в Подземном мире, множество раз пожалев о том, что явились сюда за Персефоной. Так и сидели на своих тронах — живым назиданием всем, кто задумает воровать у Аида.

На четвёртый год Тесея выручил Геракл, спустившийся под землю за Цербером, а Пирифой так и остался сидеть у ухода, оглашая окрестности своими воплями.

Двум знаменитым героям так и не удалось возвести похищение в искусство, лишь сами стали посмешищем и нарицанием — уроком добрым молодцам во веки веков.

Хотя ещё неизвестно, чтобы с ними сделала сама Персефона, если бы им всё-таки удалось её украсть.

На фантазию богиня Весны никогда не жаловалась…

______________________________________

[1] Лапи́фы (др. — греч. Λᾰπίθαι, букв. «хвастуны») — полумифическое-полуисторическое племя, многочисленные представители которого встречаются в разных мифах. Их царём и был Пирифой.

Гермес бережно опускает меня посреди комнаты. Это — огромная библиотека. Не такая, конечно, как у Тота в Звёздном Чертоге, но вполне себе приличная. Вон как самодовольно ухмыляется, хитрая рожа.

Несмотря на наши столкновения в прошлом и на ту неприятную историю, я очень рада видеть его. Ведь, в конце концов, именно легенда про мой роман с Адонисом, успешно сочинённая и воплощённая Гермесом и Афродитой, проверила наши с Аидом чувства и подарила нам Загрея. Так что я скорее благодарна, чем зла на него.

Шагаю вперед, обнимаю за пояс.

— И это вся благодарность за спасение? — надувает Гермес свои красивые губы.

Я резко отстраняюсь от него, горько хмыкаю.

— А я-то думала — ты бескорыстно, по дружбе.

Он нагло ржёт.

— Ты меня с кем-то перепутала, Кора, — говорит, отсмеявшись. — Я и бескорыстие — понятия несовместимые.

— Ну да, ну да, — отзываюсь, отходя к креслу. — Хотя если бы ты, кроме спасения, предложил мне ещё и ванну, моя благодарность, возможно, стала бы более явной.

Теперь хмыкает он.

— А ты не менее корыстная, чем я.

Пожимаю плечами:

— У меня были хорошие учителя.

Мне кажется, или в его глазах мелькает грусть? Ещё не хватало, чтобы меня жалел Гермес!

Он ведёт меня по длинному коридору через анфиладу комнат, и мне кажется, я попала в какой-то старинный роскошный дворец — кругом мрамор, малахит, позолота, глазурь.

— А ты хорошо устроился, — говорю, когда мы останавливаемся возле высокой двери с изящной ручкой.