Боец с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир - Страница 62

Его приятели Калер и Таг стали моими личными порученцами. Трое других мятежников, не принимавших непосредственное участие в первом бою и штурме поместья, были переданы в оборот Гасу. Тот обязался в кратчайшие сроки сделать из них настоящих бойцов, а следом и остальных, кого наберём. К слову, забегая вперёд, за три полных месяца моего баронства нам удалось набрать в дружину только шестнадцать парней. И это из около четырёх тысяч подданных «мужеска пола», годных к несению службы.

Три сотни желающих, но не прошедших отбор, вошли позднее в состав добровольной народной милиции, следящей за порядком и безопасностью на местах. Указ о её создании я выпустил одним из первых. Другим стал указ об отмене прежних налогов и введении нового — баронской десятины от всех доходов. Сбор десятины я перепоручил деревенским старостам. А чтобы они не подворовывали, ну или, если и подворовывали, то несильно, издал специальное распоряжение об агентах-инспекторах, которым вменялось в обязанность следить, в том числе, за местными старостами и милицией.

Распоряжение считалось строго секретным, но организовать контролируемую утечку труда не составило. Все кому надо, были проинформированы. Втайне, конечно, а не напрямую. В итоге, и старосты, и милиционеры пытались всё время выяснить, кто из их ближних может следить за ними? Но поскольку ни одного агента мы так и не завербовали (да и не особо стремились, если начистоту), то все подозревали всех и, соответственно, старались не слишком наглеть…

Первые пять дней по всему баронству шли повальные чистки. Деревенские активно избавлялись от прихвостней и прислужников предыдущей власти. Злоупотребляли, конечно, но я в этом им не препятствовал. Демократия снизу — дело хорошее: чем больше в своих разборках замажутся, тем меньше будут потом кивать на господина барона.

За́мка репрессии, ясень пень, тоже коснулись. В его обслуге числились три лакея, четыре служанки, садовник-дворник, две посменных кухарки и камердинер-дворецкий. Последнего убили вместе со старым бароном, а нового не завели. Традицию я продолжил. В смысле, не стал восстанавливать эту штатную единицу, поскольку бо́льшую часть обязанностей камердинера теперь выполняла Нуна.

Садовник особых претензий не вызвал, а вот служанки с лакеями наоборот. Две дамочки оказались любовницами убитого «узурпатора». Или наложницами, фиг разберёшь. Их просто выгнали, без наказания.

С лакеями поступили суровее. После допроса с пристрастием один сознался, что работал на бандюганов ещё при прежнем бароне, но в его убийстве участия не принимал. Изменщику выписали плетей и отпустили на все четыре стороны. Как потом выяснилось, ничем хорошим это для него не закончилось — через неделю уснул головой в муравейнике, да там и остался. Сам или ему помогли, разбираться не стали.

Точно так же не стали разбираться и со вторым лакеем — отдали его на деревенский сход в Склинку. Он там, оказывается, перед тем как в замок попасть, коров воровал и, погорев на краденом, чтобы избежать наказания, подался в прислуги в поместье. Его счастье, что деревенские решили не раздувать это дело до уголовщины и возвращать жулика на баронский суд, а просто наваляли идиоту бока и назначили штраф: половина выплачивается потерпевшим, половина — милорду.

Третий лакей проверку, в общем и целом, прошёл. Его взяла на поруки Нуна, сказав, что помощник в доме ей так или иначе понадобится, а выгнать его, если будет плохо работать, мы завсегда успеем.

Обе кухарки тоже прошли проверку, но Пао, на всякий пожарный, вытребовала с Нарруза целую коробку универсальных антидотов и тестов на яды. Традиция кого-то травить на Флоре не прижилась — от отравлений, как правило, здесь быстро вылечивали — но сам процесс излечения удовольствия не доставлял.

Нарруз, кстати, тоже проживал в замке, в отдельном строении, с тремя подмастерьями. Последние обучались у мастера (по словам Паорэ, после смерти Нарруза мастером мог стать только один, лучший) и помимо учёбы занимались, в основном, врачеванием. Формально никого из них не допрашивали. Просто провели вдумчивые беседы и оставили на время в покое. Специалистами, как известно, даже владетели не разбрасываются. И на лояльность новому сюзерену их надо испытывать аккуратно, спокойно, без членовредительства.

Весьма любопытно, что поначалу мне показалось, что всего три врача на одиннадцать тысяч населения — это чрезвычайно мало. На Земле их даже в какой-нибудь Африке будет чуток побольше. Однако чуть позже выяснилось: с тем набором лекарств, профилактических мер и лечебных методов, которые есть на Флоре, два-три врача на десять тысяч народа — соотношение оптимальное, без перегибов. Тем более что в каждой большой деревне имелись к тому же фельдшерские и ветеринарные пункты (скотину ведь тоже надо лечить, не только людей)…

Кроме издания указов и изучения местных реалий мне за первую неделю баронства пришлось изрядно помотаться по своим новым владениям. То же самое происходило и с остальными членами нашей команды. Работы хватало на всех. У нас с Пао после очередного тяжёлого дня не оставалось сил даже чтобы нормально потрахаться. Валились на кровать в собственной спальне, быстренько занимались любовью и потом дрыхли без задних ног до утра…

Время для отдыха появилось только на девятые сутки. И уж тогда мы, наконец, оторвались. Всю ночь куролесили, не смыкая глаз и не размыкая объятий.

А на десятые сутки партнёрша сказала: «Всё! Сегодня ни-ни. Страсти оставим для дела…»

К святилищу мы шли, держась за руки. Трава под ногами сминалась, но не шуршала. В свете луны белая облицовка стен выглядела будто покрытой серебряной пылью, а узкая дверь темнела на её фоне чёрным провалом. Замо́к на двери отсутствовал. Согласно традиции любой мог войти сюда, чтобы помолиться земле, воде и огненному туману, но по факту, чтобы проникнуть внутрь, требовалось обязательное присутствие владельца этих земель. Потому что в реальности дверь открывалась только кристаллом, тем самым, что висел сейчас на моей шее.

Попытка взломать кумирню приравнивалась к святотатству, являлась тягчайшим преступлением против власти и веры и наказывалась отрубанием головы. Желающих проверить на себе всю суровость закона, как правило, не находилось, поэтому люди обычно обходили этот участок леса дальней дорогой. На всякий, как говорится, пожарный…

Внутри святилища стоял мрак, тяжёлый, густой. Сделаешь шаг от входа и словно бы погружаешься в вязкую непроглядную тьму.

Фонарики, факелы, свечи и даже обычные спички Паорэ брать с собой запретила, сказав, что «это нарушит баланс»…

— Достань амулет, — прошептала она, когда дверь закрылась и мы оказались полностью отрезаны от внешнего мира.

Я вытащил из кармана древесный обломок. Точно такой же, только не настоящий, а копия, должен был находиться на постаменте в центре алтарной комнаты. Точь-в-точь как в святилище барона Асталиса, откуда полгода назад мы с Гасом и прочими штрафниками вынесли уворованный «артефакт», не зная, что он подделка.

Странно, но только подумал о копии амулета, так сразу её и увидел. А кроме того рассмотрел постамент, на котором она лежала, ступеньки, которые вели к нему, стены алтарной, пол, швы между плитами…

— Он резонирует, — тихо сообщила Паорэ.

Обломок в моей руке и вправду дрожал. А ещё он как будто светился… На самом деле светился, рассеивая окружающую темноту.

Спутница протянула руку и тоже коснулась обломка. Он засветился сильнее. Намного сильнее. Почти как настоящий фонарь.

— Попробуем так, — женщина опустила руку и отошла в сторону.

Амулет продолжал светиться с такой же яркостью, как и до этого, когда мы держали его вдвоём.

— Отлично. Вошёл в основной поток.

Паорэ подошла к алтарю и убрала с него копию.

— Положи сюда настоящий, — указала она на край постамента.

Я сделал, как она говорила. Амулет продолжал гореть ровным холодным светом.

— Ты чувствуешь?

— Что?

— Оглядись.