Нескромные желания - Дивайн Тия - Страница 14

Он уверен, что она – Сара, и доказывать ему обратное бесполезно.

Ну и пусть думает, что она – Сара. Пусть вспоминает ее непристойный танец и ее аристократический вид.

Пусть он до конца дней своих терзается этими воспоминаниями...

Уоттен встретил их у входа.

– Миледи и леди Филиппа ожидают вас в гостиной.

Миэр фыркнул и подтолкнул ее в сторону лифта. Франческа вырвалась из его властных рук, возмущенная таким обращением и нервничая из-за предстоящей встречи с матерью Уильяма.

– Если вы не будете относиться ко мне с уважением, то и они не станут, – прошипела Франческа.

– А никто и не должен тебя уважать, – парировал Миэр. – Вся семья знает, что ты собой представляешь, и кое-кто даже желал твоей смерти.

Это так потрясло Франческу, что она не сразу нашлась что ответить. Этот «кое-кто», конечно же, Миэр, решила она, единственный жестокий и бессердечный... но тогда... почему он приехал за ней? Почему? Почему?

Нет, не только он мог пожелать смерти Сары, возможно, это была его мать.

И поэтому встреча с ней становилась еще более опасной.

Как же все они презирают Сару, чья любовь и забота сделали Уильяма счастливым.

Но этим утверждением не сразишь его мать. Она драконша.

И все же сам факт этой любви остановил даже Миэра. И уж тем более его мать не смогла бы окружить его такой любовью.

Возможно, у нее все же больше влияния, чем она предполагала, решила Франческа, когда лифт остановился и Миэр открыл дверь.

– После вас, миледи.

– Как пожелаете, милорд.

Она вдруг стала удивительно спокойной. После того как Миэр выплеснул на нее ушат грязи, чего она могла ожидать от его семьи? И что они могли с ней сделать? Сама мысль о том, что один из них желает ей смерти, придала Франческе силы.

А главное, к утру, она уже покинет Миэршем.

Будь Сарой. Говори то, что сказала бы Сара. Но всегда оставайся леди. Именно этого они и не ожидают.

Уоттен остановился перед массивной двойной дверью и повернулся к ней.

– Если желаете, миледи, я возьму вашу шляпу.

– Конечно. – Франческа хотела, чтобы они увидели ее лицо, ее глаза, ее манеры. Откинув вуаль, она вынула шпильки и передала шляпу Уоттену.

– Прекрасно, миледи. – Уоттен, подумала она, понимает больше, чем семья, больше, чем Миэр, больше, чем даже могла рассчитывать Сара.

Он открыл дверь и объявил:

– Милорд и миледи...

Миэр вошел первым, и Франческа с гордо поднятой головой последовала за ним. И тут же поняла, что ей предстоит испытать.

Комната была огромной, с высоченным потолком, здесь чувствовался простор. По сути, это был зал для приема гостей со светло-голубыми стенами, расписным потолком, где были изображены херувимы на облаках, стульями и столами, отделанными позолотой.

Французские окна были открыты. Их обрамляли голубые атласные шторы в тон стенам. У дальней стены уютный уголок с массивным мраморным камином в центре, двумя диванами и стульями, казавшимися воздушными.

Здесь восседала Джудит Девени, вдовствующая герцогиня Миэр, черное, мрачное пятно на фоне роскошного персидского ковра, сочетавшего в себе все оттенки цветов, присутствующих в комнате. Она выжидала момент, когда сможет распять женщину сомнительного поведения, у которой хватило наглости выйти замуж за ее сына, этого слабака.

И решение принять Франческу именно здесь явно свидетельствовало о ее намерении запугать и унизить Сару.

Пустая затея, Сара не испугалась бы, подумала Франческа, разглядывая эту черную ворону, норовившую выклевать ей глаза. Сара сочла бы это помещение бесполезным, в то время как Джудит Девени держалась как королева в тронном зале.

Ну что ж, пусть будет так.

Тишина была оглушающей, Франческа кожей чувствовала исходившую от Джудит злость и не заметила блондинку, сидевшую ближе к камину; та не выглядела столь ожесточенной. Скорее безразличной.

Франческа не собиралась заговаривать первой. Вот когда ей пригодился опыт общения с тетей Идой. Та никогда не сдавалась, стояла на своем до конца.

И она ждала. Джудит тоже ждала. Миэр не проронил ни слова; лишь наблюдал за ними, закипая гневом из-за наглости и невозмутимости этой женщины, какой-то ничтожной куртизанки.

А она держалась, как королева. Сидела, выпрямившись, в непринужденной позе, прекрасное лицо было абсолютно безмятежным, а глаза – обескураживающе честными.

И это под безжалостным взглядом его матери! Джудит не собиралась уступать Саре Тэва, хотя пока не поняла, что та собой представляет. Но это не имело значения. Джудит ненавидела ее так, словно она была воплощением самого дьявола, Грязью из помойной ямы – все они относились к ней так. Будь она вульгарной и грубой, этот эпизод уже сейчас был бы предан забвению и похоронен, как Уильям.

Джудит сдалась первой, потому что не знала, что делать, разве что убить мерзавку, но это могло испортить ее прекрасный ковер.

– Алекс! – не зная, что сказать, обратилась она к Миэру ледяным тоном.

– Это жена Уильяма, – спокойно сказал Алекс. – Наша мать, леди Джудит Девени, Сара. И моя невестка Филиппа, жена Маркуса.

Франческа внезапно тоже растерялась. Что бы она ни сделала, Джудит все равно осудит ее, зачем же давать ей в руки лишнее оружие? Вместо ответа она склонила голову.

– «Оно» умеет говорить? – требовательно спросила Джудит.

– Она прекрасно говорит.

– На приличном английском?

Щеки Франчески заалели. Оказывается, Джудит вовсе не леди, несмотря на все свои титулы и богатство. Она злобная старуха и никогда больше не причинит зла ни Саре, ни Уильяму. Франческа позаботится об этом.

– Разумеется, миледи. Я говорю так же хорошо, как и вы. Но мои манеры гораздо лучше.

Джудит опешила. Голос был приятным и мягким, словно мед, – Уильям явно поработал над ней или нашел кого-то, кто научил ее говорить. Или что-то в этом роде. Джудит приняла бы любой вариант, лишь бы объяснить несоответствие между своими ожиданиями и стоявшей перед ней женщиной, которая выглядела и говорила так, словно была дамой их круга.

– Ах, какая вы королева, Сара Тэва. Но здесь вы никого не обманете, – рявкнула Джудит, поворачиваясь к Алексу: – Что ты собираешься с «этим» делать теперь, когда Уильям достойно похоронен?

– Это не твое дело, мама.

– Убери «это» отсюда.

– Пока не время, мама.

– О Боже, я умираю, – простонала Джудит. – За что Он посылает мне такое наказание: сначала этот непостижимый брак, потом это извращенное создание в моем доме?.. А теперь Алекс, всячески старающийся перечить мне, намеревающийся постоянно держать здесь это напоминание о грехах своего брата...

Она встала с дивана; на ее лице появилось угрожающее выражение.

– Если ты не избавишься от этого создания, Алекс, не знаю, что я сделаю. Господь не может желать присутствия этой грязи в моем доме. Как мог Уильям жениться на этом... никогда не пойму. А где Маркус? Пусть он объяснит, как может сын быть таким жестоким, как может Господь не прислушиваться... – Она снова села на диван и откинулась на подушки, желая показать, что ноги ее не держат.

Однако Алекс остался равнодушным к ее выходке. И вместо того, чтобы броситься к матери, зааплодировал.

– Браво, мама. Замечательный спектакль. Знаешь, у вас с Сарой много общего. Вы обе превосходные актрисы. Великолепно умеете манипулировать публикой и устраивать скандалы. Ты никого не обманешь, мама, тем более меня. С этого момента жена Уильяма не будет иметь к тебе никакого отношения, и, если ты не можешь вести себя прилично в моем доме, отправляйся в дом вдовствующей герцогини и живи там.

– Я не позволю этой подстилке выжить меня из моего дома, – решительно заявила Джудит.

В этот момент в перепалку вмешался Маркус. Он появился ровно через двадцать минут после Алекса и Франчески и слышал весь разговор. На нем все еще было облачение священника, что придавало ему величавость, на фоне которой истерика Джудит выглядела совсем непристойно.

– Это очень разумно с твоей стороны, мама. И прекрати говорить о жене Уильяма как о вещи. Это тебе не к лицу, что бы ты о ней ни думала.