Сафир (СИ) - Голованчук Василий - Страница 33

Крок не сразу сориентировался, что нужно тушить себя, да и вообще нужно включаться в процесс спасения жизни. Он тупо хлопками ладони сбил пламя на руке, стоял и крутил по сторонам чугунной головой. Поправляя штурвал и разглядывая помятые белые опоры. Чистый огонь опасен и прекрасен… Языки обыкновенного пламени такая редкость для сафирских глаз. Эти огоньки сияющие всеми цветами радуги и не только, не земное пламя, конечно, но и такого ведь он не видел никогда.

— А чего вы ее тушите, нужно телепортироваться отсюда…

— Брат, очнись, за этой дверью десять тонн сжиженного сафита! Да ядерная бомба с ее грибом всего лишь цветочек! Эта цистерна прострелит планету до ядра! — не отвлекаясь от дела прокричал бодрый и снова исцеленный Грок, заливая стену густой синей пеной из огнетушителя.

— А где Сита?

— Катапультировалась!

— Разве можно катапультироваться из подлодки?

— А разве можно летать на подлодке?

Крок молча взял огнетушитель и тоже начал играть в огнеборца, скорчив суровую рожу для важности и причастности.

Пламя стреляло и явно подпитывалось силами изнутри. Близнецы и старый бес использовали все средства, от противопожарной пены, до простого прихлопывания по огню своими плащами. Но трескучий пламенный свет вырывался из хромированных стен все с большей силой.

— Никаких идей? — прозвенел голос Грока, шарахнувшегося от яркой вспышки.

— Ну, есть одна. — Крок тоже отскочил к сиденьям, и вытер нос рукавом.

Знаете, это был тот самый жест, когда человек сделал все, что мог, жутко устал, вспотел, и вот, он вытирает себе сопли, прищурив глаза и вытянув губы в стороны, глядя на огонь.

— И какая?

— Внешний слой цистерны, для поддержания газообразного сафита в жидком состоянии полностью заполнен азотом под очень большим давлением, который охлаждает там все, и это «все» не разрывает как воздушный шарик резервуар.

— Разъясни.

— Ну, кому-то нужно пробить внешний слой, азот выдавится и потушит пламя. Типа заморозит огонь.

— Стопэ! Так азот же нужен, чтобы не разорвало цистерну?

— Да, но есть небольшая фора, пока сафит снова не начнет нагреваться. В общем он в принципе больше не должен нагреваться, потому что пламени не станет, но сам горячий металл может стать достаточным для нагрева газа.

— И бах?

— Думаю, даже трах-бабах, брат.

— У-у… Кошмар какой.

Они сидели и рассуждали, словно в летнем лагере, компанией у огромного костра. Не спеша рассуждая о решениях, словно за парочкой стен и не тикает бомба, способная в клочья разорвать, пусть не всю, но треть планеты точно. Грок увидел, как Сита бесшумно пробралась в разрушенную, полыхающую рубку, но не повел и бровью. Он свел руки на груди крестом, и отражая танцующие языки огня в своих больших глазах, совершенно не моргая, продолжил:

— То есть, кто-то, весь такой героический…

— Крайне героический. — вздохнул Крок.

— Ага. Погоди. И вот, вскрывает он эту оболочку, которая от давления рвется, как чулки, на толстой проститутке, расходясь стрелами, и замораживает все и вся.

— Ну, если говорить твоим языком, то, да, чулки проститутки сдерживают страшный напор жуткого выброса, способного…

— О чем вы? — послышался возмущенный и взволнованный скрипучий голос Ситы, подлетевшей сзади.

Грок положил ей руку на плечо, тяжело вздохнул.

— Сестра, я не меньше тебя люблю твоего мужа.

— Что? Нормально вас тут таращит, я смотрю, от продуктов горения.

— Да, звучит действительно не айс. Но, Сита, знаешь, как рвутся чулки на жирных ляхах, если немного чем-нибудь зацепить?

— Не имею понятия.

— Эта цистерна, это все равно, что чулок на жирной ляхе проститутки, под ее огромной задницей, которая накроет планету, в случае, если резервуар взорвется. А если один из нас, вскроет оболочку, которую, к огромному сожалению, нельзя вскрыть на сантиметр, она, черт ее побери, разойдется сразу только напополам. То азот потушит все, но тот герой, который это сделает, спасет нас и нашу миссию, и нашу планету! Он несомненно, но героически погибнет.

Если бы у Ситы были брови, она бы их свела, но она сделала что-то непонятное лицом.

— И вы двое не можете. А если говорить твоим гадким языком. — Сита облизнула губу, вынудив Крока скривиться. — Лезть, значит, под проститутку и замораживаться заживо придется мне или Буле?

— Ну, это все знают, что все дела с проститутками заканчиваются плачевно. Но это необходимая жертва, сестра, на которую мы не можем пойти, мы должны двигаться дальше, и нам нужно топливо, чтобы спасти планету.

— То есть, ты не можешь пожертвовать собой или своим лысым братцем, а мой супруг в случае опасности, должен оказаться под проституткой, чулки которой сдерживают уничтожающее все вокруг выделение?

Крок просто разводил руками, недоумевая, ни о проститутках, ни о том, как эта пошлятина укладывается в голове у Грока, зачем Сита поддерживает этот скользкий и мерзкий разговор, если в соседний отсек все равно не пробраться, и почему вообще только Була пытается что-то сделать.

А Булы-то и нет. Он куда-то делся. Из подвешенной на тридцатиметровой высоте торчащей в стене зеркального небоскреба субмарины.

— Стойте! — вскрикнул Крок. — Что за бред?! Грок, что ты несешь?! Почему вы так спокойно об этом говорите?! Секунд через тридцать всему хана! Может попрощаемся по-человечески?

Все трое переглянулись. Момент действительно был эпическим и душераздирающим. Все в лучших тонах глобальной катастрофы и непреодолимого барьера по ее предотвращению. Все снова стало мелким, проблем не стало. Вот-вот взорвущаяся цистерна из соседнего отсека сотрет в порошок все: людей, их жизни, недвижимость, долги, чувства, привязанность или ненависть, органические отходы и шедевральные картины, все тлен, просто в один «бах», ну или в «трах-бабах». Крок тяжело вздохнул, и подобрав слова для последней в его жизни речи завел протяжное «Э-э-э…» с истошно-нудным скуляжом, вот-вот признаясь в самом сокровенном.

— Чего он заскулил? — телекинезом спросила Сита.

— Не знаю, может болезненные воспоминания о лечении после проститутки в чулках?.. — будто совершенно серьезно предположил Грок.

— Вы вообще не цените жизнь? Даже это самое мгновение, которое последнее, которое сыплется вниз как песчинки в песочных часах… И ты тратишь его на плоские шутки про сифилисных проституток?

— Значит это был сифилис? — Грок похлопал Крока по плечу. — Ну, да, наверняка, жуткое воспоминание, стоит того, чтобы приуныть.

Грок рассуждал так уверенно, что Крок начал приходить в бешенство, забыв о напирающем все ближе и ближе пламени.

— Да не было у меня никаких жирных проституток, какие чулки, какой сифилис? Мы же умрем сейчас! Вот-вот перегреется цистерна, а ты шуточки шутишь! Була, наверняка, уже давно читает какую-нибудь молитву в каком-нибудь углу. И правильно делает, хоть и без толку, зато по-человечески! А мы вместо того, чтобы предпринимать действия, или хотя бы принять трагедию, катастрофу, созданную вот этими самыми руками, говорим о куртизанках, их седалищах, половых инфекциях и эротическом белье?! Так нельзя!

Сита наклонилась между лицами выбритого лысого Крока и волосатого бородатого Грока.

— Була в гравитоне давно. С цистерной твоей. Тебе точно на воздух надо. А тебе, Грок, к психологу. Действительно, противно порой вообще с тобой начинать разговаривать. Потому что из твоего рта гадости одни звучат.

— А зачем тогда пытались пробиться к отсеку? Тушили? — все недоумевал подталкиваемый в спину Ситой Крок, выбираясь из подлодки на разрушенный этаж небоскреба.

— Мы не знали, жива Сита или нет, она же просто выпрыгнула в потолок перед столкновением. Нашла ли она технику, способную поднять цистерну в воздух. Все это время. Которое играло против нас. Одному Буле известно, что с ней было.

— А почему тогда… Хватит меня толкать! Почему Була не сказал ничего?

— Как узнал, так и сказал. Мне. И ушел, как раз когда ты решил вскрыть оболочку цистерны. Боже, Крок, порой твоя гениальность выставляет тебя тем еще тупицей.