Мертвоводец (СИ) - Довыдовский Кирилл - Страница 23

Хашак – простофиля, недотепа, дурачок. Лох, в общем.

Ррал – сложная штука, я до конца пока не раскусил. Иной раз вроде бы и ничего страшного, вроде «Блин!», а в другой – прям-таки смертельная обида. Все слова я пробовал на самом Чирике и на это, иной раз, он начинал верещать чуть ли не сильнее, чем на м’нака жагар, которое его очень-очень его огорчало.

Ганка – то же, что и хашак, но с ноткой такого… сочувствия что ли. Будто есть шанс постепенно перестать быть ганка и стать кем-то получше.

Реган – вот это что-то особенное. Насколько я понял, речь шла о каком-то человеке, о его имени. То ли очень плохом, то ли неудачливым. Это имя повторялось на разный лад в самых разных выражениях. Чем-то похоже на ррал, но скорее не смыслом, а вариативностью использования.

Словарный запас сомнительный, но язык я начал осваивать. Оставалась проблема с глазами. Всевозможные подергивания и подмигивания, которыми он регулярно пользовался при общении, сбивали с толку. Я понимал, что пропускаю целый пласт информации, но опасался что-либо уточнять у Чирика, чтобы не перегрузить его и без того багующий мозг. Я стал меньше смотреть на глаза, благо, что со словами по чуть-чуть налаживалось. Каждое, с которым определялся, записывал на бумажку, которую взял в рюкзаке.

Матершинник рассказал, что жил то ли в деревне, то ли в городе… на некотором расстоянии от этого места. Я заставлял его рисовать карту, но с этим совсем не шло. У него будто драйвера на навык рисования не стояли. Потому объяснялись на словах. По профессии он был то ли грибник, то ли сталкер. Искал по лесу вершки-корешки, что было сопряжено с некими опасностями. Причем, там, где они сейчас, тоже опасно, но не так, как на другой стороне реки. Насчет нее он вообще был полон предубеждений: даже воду я всегда сам набирал. День на третий-четвертый у мертвозрения произошел очередной левелап, который сначала порядком меня напугал. Я стал видеть всех мелких животных, включая рыб и насекомых, из-за чего в первые секунды меня нехило так контузило. Показалось, что вся река полностью и вся земля под ногами – одно огромное беспрестанно поедающее себя и перемешивающееся само с собой живое существо. Слава Ньярлатхотепу, что прежде я научился регулировать интенсивность. Так что теперь я видел, что рыба в реке друг друга, конечно, жрет, но сам я заходил в воду без опаски. Только один раз увидел, как ко мне устремилось что-то крупное – метров двух в длину, но заметил заранее, и на берег вслед за мной выбираться оно не стало. Может, это было что-то совсем незлое, а вовсе наоборот. Доброе.

Еще учился пользоваться амулетами. Расспрашивал Чирика, но скорее для проформы. Минут за пять понял, что толку это не дает, и просто по очереди направлял амулеты на бандита. По его испугу отделил атакующие. Правда, он быстро сообразил в чем дело и пугаться перестал – вместо этого скалился во все свои тридцать один зуб. Как если бы переврал значение слова, которому меня обучил, как он, кстати, иногда делал. К счастью, несмотря на похожую форму все амулеты были разукрашены в разные цвета. Судя по всему, какой-то государственный стандарт, да и работа явно не ручная.

В общей сложности в моем распоряжении оказалось:

–Шесть полностью красных призм длиной 15 сантиметров.

–Три серых призмы с чуть красноватыми наконечниками, каждая длиной 15 см.

–Одна красная призма с еще более красным (бардовым что ли?) наконечником длиной 15 см.

–Две зеленых призмы длиной 15 см.

–Одна красная призма с таким же ярким наконечником, но длиной уже 20 см.

–Фиолетовая призма диаметром 20 см.

–Один диск голубого цвета с желтыми полосками диаметром 12 см.

–Три диска голубого цвета, но без полосок диаметром 7 см.

books _fine - крупнейший телеграм канал с бесплатными книгами.

–Две стальных перчатки.

Последние точно не были штамповкой. По-разному крепились пластины, отличались шлифовка и размер. Первая покрывала только кисть, вторая залезала на предплечье. У одной в середине ладони сверкал драгоценный камень, цветом напоминавший рубин. Вторая была без украшений. В мертвозрении обе светились сплошным красным цветом. Та, что без камня – ярче.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Амулеты так же отличались в мертвозрении. Те, что едва-едва светились, уже не работали. Остальные – в зависимости от яркости. С управлением, кстати, я без помощи Чирика разобрался. Из призмы торчал слегка шероховатый камешек. Двигался он наподобие грибка на джойстике: чуть в стороны, чуть вглубь. Заряд оставался в трех из красных призм. Тренируясь на них, я узнал, что глубина надавливания задает силу удара, а поворот слегка отклоняет луч. Когда я брал призму неправильной стороной, камешек переставал двигаться, амулет не срабатывал. Защита от дурака – самая настоящая.

Красные призмы стреляли красными же лучами, дробящими и поджигающими. Так же энергия оставалась в двадцатисантиметровой призме, которая пулялась огненными шарами, в одной фиолетовой такой же длины, одной зеленой в 15 см и в одном из маленьких голубых дисков.

Фиолетовую призму я пристроил у себя на поясе. «Жезл Телекинеза» позволял поднимать предметы весом до нескольких сот килограммов. Камни он не резал, но вырвать из земли вросший валун мог. Я даже наловчился черпать им воду из реки. Управляющий камушек – они на амулетах не отличались – позволял выполнять очень тонкие манипуляции.

Зеленая призма оказалась магической «аптечкой». Такую же пустую я подобрал рядом с телом «фоторобота». Мертвозрение указывало, что чем крупнее амулет, тем больше в него влезает энергии. Вероятно, это не было общее правило – вспомнить синее яйцо – но с такими амулетами работало. Судя по размерам призмы, «фоторобота» правда нельзя было спасти, но где-то, я надеялся, могли отыскаться лечебные амулеты мощнее. Даже способные отрастить мне… хотя бы что-то недлинное.

Насчет голубого диска я так и не понял. Видимо, что-то распространенное, раз их было целых три на две небольших группы, но что они делали… Нажатие кнопки к видимому эффекту не приводило. В большом голубом диске с желтыми полосками энергия иссякла совсем. Ах, да, серые призмы оказались обыкновенными зажигалками.

С железными перчатками ничего не вышло. Размер подстраивался сам по себе, пластины были на резинке или на чем–то подобном, но ни одного заклятия извлечь не получилось.

– Экспекто Патронум!

Не знаю, может, воспоминание было недостаточно счастливым… Хотя я вспоминал, как последний раз пил Кока–Колу… Это было прекрасно…

– Акцио, камень!

Ноль эффекта. Я пробовал сообразить что–нибудь с помощью мертвозрения, но ни одна из перчаток не заработала.

***

К исходу седьмого дня диалог с Чириком более-менее наладился. Состоял он большим образом из трехэтажного мата, но понимать мы друг друга начали.

– Сегодня пойдем к твоей деревне, – сообщил я ему после завтрака.

Я неоднократно поблагодарил Многоликого Бога за то, что местный язык не оказался одним из тех, что обходится без местоимений. Это крайне облегчило дело.

– Наконец–то, м’нака! Еды нет – у меня живот проваливается! Камни продадим – большую часть месяца будем отдыхать, ганка!..

Под «большей частью месяца» Чирик имел ввиду 25 дней. Местный месяц делился на две части: 25 и 15 дней, каждая называлась отдельным словом. Если Чирик и знал, почему они делились не напополам, мне он причину не выдал.

–…с телками! Я там одну такую знаю! Силанка! Отсасывает, что хир горит, м’нака!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

На самом деле, слово «телки» вполне могло быть и словом «женщина», но в устах рейдера столь почтительное обращение не смотрелось. Это была еще одна его особенность. Помимо того, что он ел, как не в себя, непрерывно матерился и не мог усидеть на месте, Чирик постоянно обсуждал представительниц слабого пола. То, как много их у него было, и сколько всего разного он со всеми ними делал. Его рассказы пестрели географическими подробностями, именами, сюжетными линиями. Я понимал, в лучшем случае, одно слово из трех, но то ли мелкий уголовник настолько наловчился сочинять, то ли действительно был тот еще проказник. Последнее меня даже слегка печалило.