Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Полонский Виктор - Страница 408

— А вы — опасный человек, — погрозил пальцем действительный статский советник, — недаром так говорят о вас те, кто давно с вами знаком.

— Да? — удивленно поднял брови Ардашев. — И кто же, интересно?

— Господин Каширин, помощник начальника сыскного отделения Ставрополя. Не так давно он находился в Петрограде по служебной надобности.

Клим Пантелеевич покачал головой и заметил:

— Антон Филаретович даже здесь успел бросить ядовитое семя. А впрочем, тут удивляться нечему…

Санитары, ожидавшие, когда им позволят унести тело, топтались у двери с носилками.

— Забирайте, — махнул рукой Филиппов.

Дождавшись, когда вынесут покойника, начальник сыска вновь обратился к Ардашеву:

— Допустим, я поверю в эту галиматью и соглашусь, что Чертоногов сумел вызвать дух Саввы Морозова, а потом собирался беседовать с покойной матерью модистки. Я также признаю, что все три преступления — дело рук одного мерзавца. Пусть будет так. Но тогда получается, что сегодня у вас дома должны были собраться все остальные? И, возможно, среди них был подозреваемый?

— Вряд ли. Ни Морис Гюстен, ни ювелир Шмулевич, ни граф Брунн, ни барон Четихин не очень-то подходят для этой роли. Уж слишком они успешны. Хотя, — статский советник на миг задумался, — душевная болезнь может поразить кого угодно.

— А дамы? Сколько там было дам? — подскочил со стула доктор. — А что, если маниак — женщина?

— Нет, — покачал головой Игнатьев, — это маловероятно. Вяземской дважды проткнули сердце насквозь. Тут нужна звериная сила.

— А не кажется ли вам, господа, что мы забываем об одной очень важной вещи: о духовной Вяземской, — задумчиво проронил Филиппов. — Ее смерть была выгодна прежде всего племяннице, которая ни сном ни духом не ведала о наличии завещания. А что, если она как-то связана с убийцей? Или, быть может, девушка и не подозревала, что он маниак, а?

— Этого исключать нельзя, — согласился Клим Пантелеевич.

— Так и я о том же! — обрадовался полицейский начальник. — Для этого ей и в спиритических сеансах не было нужды участвовать, стоило только побеседовать с тетушкой и вызнать у нее все. Да наверняка она сама все ей и рассказывала. Говорят, они были как подружки. — Он посмотрел на Игнатьева и спросил: — А с кем, Петр Михайлович, эта… как ее…

— Пелагея, — уточнил подчиненный.

— Да. С кем она близка?

— Находится в тайной любовной связи с закройщиком Шнеерзоном. Он, кстати, живет бобылем.

— А какие отношения у портного складывались с покойной Вяземской? Не имелось ли между ними неприязни?

— Нет. Насколько я знаю, ничего такого не было. — Он посмотрел на часы. — Что ж, а мне надобно еще в одно местечко наведаться, проведать одного шопемфиллера[292], — устало проговорил Игнатьев. — Сейчас самое время.

— Куда деваться, Петр Михайлович, куда деваться. Такая наша служба. А вообще-то, — Филиппов повернулся к Ардашеву, — я, конечно, понимаю, что уже поздно, но не могли бы вы, Клим Пантелеевич, напоить меня чаем? Заодно бы и обсудили, как поймать Супостата, а?

— С удовольствием, только прежде мне надобно протелефонировать супруге и предупредить ее, что у нас будет гость из полиции, который интересуется подробностями сегодняшнего спиритического сеанса.

Начальник сыскного отделения воздел обе руки и, резиново улыбнувшись, воскликнул:

— Приятно иметь дело с умным человеком!

Статский советник проследовал к портье. Через минуту он вернулся. По его выражению лица было понятно, что стряслось неладное.

— Все в порядке? — спросил Филиппов.

— В то, что произошло у меня дома, трудно уверовать, но это так. И вот не воспринимай после этого всерьез медиумов, гадалок и духов! Рассказывать ничего не буду, пока еще раз не услышу все своими ушами. Едем?

— Заинтриговали! — воскликнул сыщик. — Едем!

Врач, уязвленный тем, что он не попал в число гостей, заметно расстроился. Он сухо попрощался и вместе с Игнатьевым уехал в полицейском экипаже. Почти следом тронулся таксомотор, нанятый Ардашевым.

Вероника Альбертовна велела Варваре вновь накрывать на стол. Супруга дипломата уже пришла в себя после случившегося и ждала гостей.

19

За чаем

Сказать надо сразу: ни Малыш, ни Леон не были в восторге от новоявленного визитера. Оба животных еще не успели избавиться от присутствия недавней странной компании. Запахи незнакомых людей все еще блуждали по квартире. Но больше всего котов взбудоражил прозрачный как воздух незнакомец, который чуть больше часа назад вплыл в комнату, где зачем-то завесили зеркало.

Теперь перс сидел в кабинете на подлокотнике любимого кресла Клима Пантелеевича и брезгливо шевелил седыми усами, реагируя на доносившийся из столовой чужой голос, и размышлял: «Да, это человек. Обычный. Неприятный, но все-таки человек. Его еще можно терпеть. Или даже поцарапать когтями. Или укусить. Стало быть, такой, как все люди. Не то что тот призрак, от которого шерсть дыбом встала». От неприятного воспоминания Малыш вздрогнул и перепрыгнул на другой подлокотник.

Тем временем его младший собрат Леон, тоже изрядно обеспокоенный недавним происшествием, сумел пробраться в переднюю, где и устроился внутри случайно упавшей меховой шапки главного сыщика столицы. Дитя Кавказских гор безмятежно дрых, свернувшись клубочком на теплой подкладке. Ему совсем не хотелось вспоминать недавний страх, охвативший его, храброго дворового бойца, когда он узрел то, что обычные люди видеть не могут. «Брр! Вот же мерзость так мерзость!» — подумал дворовый задира, проваливаясь в крепкий сон.

Гостеприимные Ардашевы, как всегда, одним чаем не обошлись. Да и чай Клим Пантелеевич заваривал по-восточному, не так, как привыкли в России. Фаянсовый заварной чайник он обливал кипятком, давая ему прогреться, и вытирал насухо. Сразу же засыпал заварку и наливал чуть-чуть сырой воды — до образования кашицы; ждал с минуту, сливал воду и ставил чайник на пар на пять минут (для этого он приспособил большой медный чайник без крышки). Этого времени вполне хватало, чтобы чайный лист, намокнув и прогревшись, развернулся. После этого он наполнял фаянсовое чрево крутым кипятком, но добавлял его очень немного, примерно столько же, сколько в самом начале вливал холодной воды. И вновь держал заварной чайничек над паром минут пять. Затем доливал кипяток до самого верха и вновь водружал на большой чайник, давая потомиться минут десять. Вот и вся процедура. Для этого способа приготовления лучше всего подходил грузинский байховый сорт «Кара-Дере».

Ветчина, холодная телятина, говяжий язык, швейцарский сыр и русский честер, масло в хрустальных масленках (сливочное с миндалем, грецкими орехами и фисташками; масло из рябчиков), разные виды печенья, мармелад и шоколадные конфекты заняли почти весь стол. Прямо посередине возвышалась ваза с мандаринами, яблоками и виноградом. Бутылка греческого коньяку, темный ром и «фрейлинский пунш» — с недавних пор любимый напиток хозяйки — довершали «чайный натюрморт».

Разговор не клеился. Вероника Альбертовна до сих пор тряслась от страха. Рассказывая все по порядку, она поведала, что гости, впервые оказавшись в этой квартире, вели себя скованно. Вероятно, не последнюю роль сыграло недавнее убийство Вяземской. Все разговоры крутились вокруг этой драмы. Опаздывал и Чертоногов. Его жена — Виринея Ниловна — дважды звонила домой, но он так и не появился. Не было и графини Брунн. Герман Аристархович понемногу начинал волноваться и каждые полчаса справлялся по телефону у горничной, не появлялась ли супружница. Никто из присутствующих так и не осмелился попробовать себя в роли медиума.

Единственный человек, находящийся в прекрасном расположении духа, был Семен Натанович Шмулевич. Ювелир, точно шмель, кружил вокруг хозяйки и при каждом удобном случае целовал ей ручку и расточал любезности. Естественно, об этом факте госпожа Ардашева предпочла умолчать.