Капитуляция - Джойс Бренда - Страница 33

Я не отозвался бы на ваше письмо, если бы не планировал отправиться во Францию по вашему делу, — добавил он и резко выпустил её из кольца своих рук.

Эвелин не могла поверить в такой счастливый случай.

— Не знаю, как вас благодарить, — прошептала она.

Джек пристально взглянул на неё:

— Сильно сомневаюсь, что не знаете.

Глава 7

Эвелин задумчиво смотрела на бумаги, разложенные на письменном столе Анри. Она была дома вот уже три дня, вернувшись из столицы в довольно хорошем настроении, ведь Джек Грейстоун согласился отправиться ради неё во Францию.

Невероятно, но они, похоже, уладили все недоразумения.

Теперь Эвелин собиралась направить их отношения в осторожное, продуманное русло. И это означало, что она не должна думать о том, как расценивает её Грейстоун, или о том безудержном влечении, которое они испытывают всякий раз, когда оказываются в одной комнате. Значение имели исключительно финансовые проблемы, которые скоро должны были разрешиться, и возможность дать Эме то детство, которого она заслуживала.

Эвелин вздохнула. Груда бумаг на столе Анри оказалась счетами, которые следовало немедленно оплатить, и это ввергало Эвелин в состояние шока. Она не могла поверить, что столько долгов накопилось за последние несколько лет. Они задолжали местным торговцам за всё, начиная с продуктов и заканчивая керосином и дровами; но в куче бумаг обнаружились и счета, датированные ещё давними годами, за одежду и драгоценности, купленные в Лондоне, до того, как их семья осталась без средств к существованию! Эвелин знала, что может с грехом пополам оплатить текущие счета, но когда она поняла, сколько они потратили за все годы жизни в столице, ей стало дурно. Как они могли быть такими беспечными? Неужели Анри не понимал, что их средства в итоге иссякнут?

И Эвелин пожалела — увы, слишком поздно, — что в свое время не настояла на том, чтобы больше участвовать в жизни семьи и решать вопросы поважнее планирования меню и забот об Эме и Анри.

Но она не занималась ведением семейного бюджета, не имела об этом ни малейшего представления. Конечно, сейчас было гораздо проще обвинять Анри в их разорении, но Эвелин знала, что не должна упрекать его. Он привык жить на широкую ногу. Во всём стоило винить французскую революцию, а не покойного мужа. Он лишь хотел, чтобы Эвелин жила в шелках и бриллиантах. Именно это он когда-то ей и пообещал.

В маленький кабинет, улыбаясь, вошла Аделаида:

— Не хотите ли пообедать, миледи? Я приготовила очень вкусное рагу.

Голова Эвелин уже раскалывалась, тревога переполняла сердце. Ну когда же заедет Джек Грейстоун, чтобы они могли окончательно обговорить свои планы? Острое беспокойство пронзило душу. Джек сказал, что вернется в Розелинд в ближайшее время, и он ещё не знал, что Эвелин собирается отправиться во Францию вместе с ним. О, как же она надеялась избежать новой ссоры! Понятно, что ей следовало вести себя предельно осторожно, балансируя на грани фола.

Эвелин не хотела вспоминать о том, как оказалась, пусть даже на какое-то мгновение, в его объятиях, в спальне в Бедфорд-Хаус. Но всякий раз, когда она думала о Грейстоуне и предстоящем путешествии во Францию, на ум приходило именно это. Эвелин вздрогнула. Ей следовало гнать прочь свои чувства, приводившие в сильное замешательство, и свое страстное влечение, которое так озадачивало и только всё усложняло. Она должна была перестать думать об их памятном поцелуе и совсем недавнем разговоре. Но как можно было убедить саму себя, что она не предвкушает новую встречу с Грейстоуном? Нет, она ждала этой встречи с большим нетерпением и трепетом, словно была юной дебютанткой, словно Джек был её возлюбленным.

Эвелин встала из-за стола.

Мне кажется, я потеряла всякий аппетит, — уныло заметила она и разгладила складку на подоле своего лилового шелкового платья, отделанного черным шнуром. — У нас накопилось так много долгов, что я просто в отчаянии.

Эвелин подумала о том, что, наверное, стоит добиться прибыльной работы оловянного рудника, даже если удастся привезти золото из Франции.

— Вы почувствуете себя лучше, если поедите, — начала уговаривать Аделаида. И вдруг посмотрела мимо хозяйки, в окно за письменным столом.

Эвелин обернулась и увидела, что по подъездной аллее катится великолепная карета и вот уже тормозит перед домом. Сердце неистово затрепетало, но почти тут же Эвелин увидела, что у неё трое гостей, а не один. Не говоря уже о том, что Грейстоун ни за что не приехал бы среди бела дня и не стал бы стучать в её парадную дверь.

Острая боль снова пронзила Эвелин. Она видела, как Джек любил свою сестру. Ей явно не стоило жалеть этого контрабандиста. Грейстоун сам виноват в том, что за его голову назначили награду, ведь он нарушал режим британской блокады и вполне мог оказаться французским шпионом. Но Эвелин всё равно почему-то чувствовала к нему сострадание. Это казалось весьма непростым — быть джентльменом и преступником одновременно.

Когда Аделаида с восторгом заметила, что у них гости, и собралась приготовить чай, Эвелин подошла к окну. Выглянув, она увидела Тревельяна, сходившего с места кучера. Эвелин невольно расплылась в улыбке и поймала себя на том, что рада видеть старого друга. Она продолжала наблюдать за ним, стоя у окна.

Теперь, остановившись у упряжки лошадей, Тревельян казался особенно бравым и привлекательным. Он, бесспорно, был красивым мужчиной, высоким и мускулистым, и Эвелин пришелся по душе тот факт, что он не носит парик. Волосы Тревельяна были такими же темными, как у неё, — это был цвет ночи. Помимо прочего, в Треве сразу и безошибочно угадывался аристократ, и не только потому, что на нем столь великолепно сидели темный сюртук и светлые бриджи. Его буквально окружал флер утонченности и властности.

Жена Тревельяна умерла десять месяцев назад — он должен был вот-вот снять траур.

Эвелин заметила, что вместе с давним другом приехал её кузен. Выбравшись с заднего сиденья кареты, Джон помогал спускаться молодой женщине, которую Эвелин не знала.

— У нас есть что-нибудь, что можно подать с чаем? — с некоторой тревогой спросила она Аделаиду.

— Я могу сделать несколько маленьких бутербродов с огурцом, — предложила служанка. — Не беспокойтесь об этом, миледи. Никто не узнает, что в наших чуланах — шаром покати.

Но Эвелин, разумеется, беспокоилась — они должны были подать гостям закуски, словно в доме всё в порядке. Приличия необходимо было соблюсти.

— Какой красавец, — улыбнулась Аделаида, бросив на хозяйку многозначительный взгляд, а потом повернулась и помчалась на кухню.

Эвелин, естественно, не могла с этим не согласиться. Трев был не только красив, но и богат. Вероятно, он был самой выгодной партией их прихода. И Эвелин вдруг подумала о том, какое множество матерей плели интриги и строили хитрые планы, чтобы с успехом заинтересовать его своими дочерьми.

Эвелин быстро оглядела себя в огромном зеркале, стоявшем в углу кабинета. Она выглядела довольно хорошо: на щеках играл легкий румянец, глаза сияли. Оставалось только убрать несколько выбившихся из прически завитков в довольно простой и старомодный, низко уложенный пучок. С момента переезда в Бодмин-Мур у неё совершенно не находилось времени для моды и уж точно было не до того, чтобы сооружать изысканные прически из своих длинных волос. Повальным увлечением стали распущенные локоны, обрамляющие лицо, в сочетании с длинными прядями, спадающими ниже плеч. Конечно, можно было надеть парик, но ей парики не нравились. Эвелин вздохнула. Сейчас она напоминала бедную деревенскую мышь, но она ведь вдова в трауре.

И всё же Эвелин обрадовалась гостям, невзирая на то, что в доме осталось совсем мало чая. Она поспешила в холл.

Когда Эвелин вошла, Лоран уже проводил троих гостей в дом. Тревельян улыбнулся ей:

— Мы слышали, что ты вернулась из столицы, и решили нанести визит. Надеюсь, мы не помешали.