На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 41

Леська распахнула глаза и даже села, растерянно уставившись на Митю:

— Паныч, ты чего? У меня и зубов-то таких нету! — она старательно оскалилась. — То ж… он! — и оглядевшись по сторонам, будто боясь, что подслушают, прошептала. — Медведь! Марьянка к нему, кричит: «Помогите, ваш-бродь!», а он ее… — губа у Леськи снова некрасиво поплыла на сторону, и она завыла. — Он ее съе-ел!

— Замолкни! — сам почти по-медвежьи рыкнул Митя, Леська вздрогнула и подавилась плачем. — Четко, коротко, без слез — зачем Марьянка полезла к медведю? Почему кричала «помогите»?

— Так из-за Франта же! — вскинулась Леська. — Франт, он такой… был… Вроде вас, паныч! Красавчик… — неожиданно мечтательно протянула Леська… и вдруг стрельнула глазами в Митю.

Один из вчерашних мертвецов и впрямь был одет с дешевым шиком подворотен… Это с ним, что ли, Митю равняют? Он медленно перевел дух, пытаясь сдержать черную ярость.

«Тише, тише… Она всего лишь глупая фабричная девка и судит в меру разумения… Не стоит ее убивать… Надо очень постараться… не убить!»

— Ты глазюками на паныча не зыркай. — неожиданно разозлилась Даринка. — Ты дело говори!

— Так я и говорю! Франт с дружком нас поймали и… Франт Марьянке юбку задрал…

Митя очень старался не покраснеть. Он светский человек, он из-за таких вещей не краснеет…

— А Марьянке это… не понравилось? — старательно скрывая смущение в голосе, пробормотал он.

— Так-то, может, и понравилось бы… Марьянка-то с Франтом давно хороводились… — вдруг тоже засмущалась Леська. — А так-то… он же не за тем полез…

— Не за тем — это зачем? — подозрительно спросил Митя.

— Ну… это… — Леська шморгнула носом и вдруг решительно выпалила. — Не скажу!

— Прокляну! — угрожающе прищурилась Даринка и тут же накинулась на Митю. — Паныч, тебе сведения нужны? Так чего я их из нее тащить должна? Со мной ты посмелее был!

Может быть потому, что тогда ему еще не хотелось чуть что — сразу убивать? Но не объяснять же это наглой девчонке!

— Говори как есть. — устало бросил он Леське.

— А вы меня того… не заарестуете? — опасливо покосилась она.

— Не знаю. — раздраженно передернул плечами Митя. — Но если будешь молчать — я тебя убью.

Проклятое желание и впрямь начало накатывать.

— И ничего ему за то не будет, он же Мораныч! — влезла Даринка. — Ежели они кого убили, значит, так надо, и все дела!

— По закону? — Леська уставилась на Митю, испуганно приоткрыв рот.

— По закону. — подтвердил Митя. Чистая правда ведь! А что он сам — не Мораныч, сейчас объяснять не ко времени.

— Дык я-то что, я ничего, то Марьянка отрез с фабрики сперла, а я тут вовсе и не причем, за что меня убивать-то…

— Цыц! Какой отрез?

— На юбку. Красненький… Гарный… Марьянка его себе под юбку — старую! — засунула и с фабрики вынесла.

— А, шопен-филер… — протянул наконец разобравшийся Митя.

На него поглядели вопросительно.

— Воровка, которая добычу под юбкой прячет, на специальных веревочках таких! — пояснил Митя.

— Марьянка — не воровка! — насупилась Леська. — Это хозяева фабрики — жадюги! Сколько они нам платят — пожрать кажинный день и то недостанет, а одеться так и вовсе… — она махнула рукой. — А голой, шоб вы знали, на фабрику не пущают!

Митя только криво усмехнулся: перевоспитывать девку прямо сейчас было бы не своевременно.

— Значит, этот ваш Франт полез к Марьянке под юбку… гхм, не за ее прелестями, а за тканью?

Леська закраснелась и отвела глаза:

— Ну… — согласно буркнула она. — Ножом грозился… А тут глядь — медведь! Марьянка как заголосит, и к нему…

— Вы подумали, что это господин Потапенко, казацкий старшина? — сообразил Митя.

— Так, чай, не лес, чтоб посторонние медведи лазали! А своих мы всех знаем — старшина да сынок его. Она ж думала — поможет, а он… он ее жрал! — выкрикнула Леська и лицо ее стало белым, как мел.

— Кто? Старшина или сынок? — быстро спросил Митя.

— А я знаю!? — подавилась всхлипом Леська. — Я ж их в морду-то никогда не видела… В лицо видела, а в морду… Она так кричала! Марьянка, а он… он ее когтями, а потом… сожрал! Перевертыш поганый, чтоб ему сдохнуть без покаяния, а ведь так и сдохнет, покаяние-то — оно для людей, а он… нелюдь! Марьянка! Подружка моя! — она снова заплакала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А еще двое убитых — Франт и его приятель. — пробормотал Митя.

- Он Марыське на помощь кинулся, а медведь его сразу… сразу… А Франт меня за руку и бежать, а медведь из проулка как кинется — и на Франта! А Франт мне: беги! Ну я и побежала! — снова взвыла Леська.

Митя привалился к срубу колодца и уставился перед собой. Все же оборотнический срыв? Когда оборотень терял не человеческий облик, а человеческую суть, и внешне вроде бы нормальный — что в людском, что в зверином обличье — в душе превращался в нечто чудовищное. С людским расчетливым умом и звериной хитростью, животным голодом и… чисто человеческой страстью упиваться чужими страданиями. Чаще всего такое случалось с высокопоставленными оборотнями, привыкшими властвовать. Пока что все сходилось. И по тем троим в заброшенном доме, и по модистке Фирочке, но думать, как добродушный казацкий старшина сперва рвет клыками отчаянно кричащую девушку, а потом и вовсе заталкивает ее в нужник было… омерзительно.

— Ну, паныч, убедился, что я тут вовсе не причем? — словно отвечая на его мысли, выпалила Даринка. — Забирай Леську… — и она протянула той уже собранный узел с вещами.

— Забирать ее? Куда?

— Меня забирать? Не пойду я никуда! — в один голос выпалили и Митя, и Леська.

— Не забирай. Не иди. — хладнокровно согласилась с обоими Даринка. — Вот узнают оборотни… ну, или кто другой, что она все видела… И доедят! Только на зубах хрустнешь. — «подбодрила» она Леську.

Та завыла — тихо, почти себе под нос, точно уже боясь привлечь внимание, а Мите снова потребовалось все его светское воспитание, чтоб не начать громко и грязно ругаться. Он никогда, никогда не хотел лезть в уголовные дела! И вот — все равно влез! Зачем? Для чего? Ну запахло ему трупами вчера — нос зажал, и проехал мимо! А сегодня? Зачем он кинулся в погоню за незнакомым мальчишкой, оказавшимся знакомой девчонкой? Зачем потащился с ней сюда, в здешнюю грязь, зачем слушал эту самую Леську, зачем…

«Уйти. Сделать вид, что ничего не было, просто уйти, забыть и… — он отчаянно прикусил губу, глядя на Леську безнадежным взором. — Когда ее найдут… и станут жрать… я это почувствую. Точно почувствую, все: ужас, боль, омерзение, безнадежность… Я достаточно хорошо знаю Ее, чтобы сомневаться — она заставит меня пережить все, до самого последнего мига». Оставался единственный выход — отдать Леську отцу. Все рассказать… Митя болезненно поморщился, представляя бесконечные вопросы. Отдать, рассказать и… забыть! Забыть, как страшный сон и заняться делами… нормальными. Сюртуки заказать, наконец! Митя тяжко вздохнул.

— Пойдешь со мной. — тускло сказал он. — Надумаешь сбежать — гнаться не буду. Хрусти… на зубах, дура.

— Вот и сладилось! — с восторгом настолько бурным и ненатуральным, что остро захотелось макнуть ее в колодезное ведро, крикнула ведьмочка. — Ступайте с богом… а я тоже пойду, у меня там беременные еще… — она заторопилась… и разочарованно застонала когда Митя привычно поймал ее за короткую косицу.

— К особняку нашему завтра подойти не забудь. И не так, как в прошлый раз в имении.

— А чего это я вдруг… — она невольно схватилась за спрятанный под одеждой странный медный крест, словно проверяя, на месте ли он.

Митя только улыбнулся, постаравшись вложить в эту ухмылку и загадочность, и угрозу. Мелкая пакостная ведьма ему была совершенно не нужна, но просто взять и разойтись значило оставить за ней последнее слово. Этого он никак позволить не мог, даже желая раз и навсегда развязаться с недостойными светского человека делами уголовными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Он ухмыльнулся еще раз — многозначительно… и пошел прочь, не оглядываясь. Через мгновение затопотали торопливые шаги — Леська бежала следом.