На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 33

— Я тоже! — вдруг ожила безмолвная до тех пор Ада и двинулась следом за сестрой.

— Ты? — словно пораженная в самое сердце, вскричала Лидия. — Ты же вовсе дебютировать не хотела!

— Не хотела. — на мгновение остановившись, согласилась Ада. — Но раз уж маменька с папенькой настаивают, то пусть платье будет от господина Йоэля! В нем я хотя бы буду сама собой.

— А ты не хочешь — можешь не ходить, и ждать свое платье… с блондами. — уже с лестницы обронила Зинаида.

— У вас будут платья от Йоэля, а у меня нет? — почти взвизгнула Лидия и кинулась следом. — Фрау Цецилия! Наш разговор еще не закончен!

— Все обговорим, барышня! Вы идите, идите! И вы, молодые господа, тоже! А я пока отлучусь на самую маленькую минуточку! — с радостью такой искренней, что у нее, похоже, слезы на глаза навернулись, зачастила фрау. — Все вам и расскажут, и покажут… и перчатки, и жилеты новые, и вышивку, и блонды, и ленты… — вперемешку частила она, уже не разбирая, кому жилеты, а кому ленты, а сама тихонько пятилась в полумрак мастерской.

— И альвийский шелк на отделку тоже! — поднимающаяся по лестнице Лидия поглядела на фрау многозначительно. — И тогда я, возможно… Возможно! Соглашусь подождать.

— Азохн вэй, умеете вы уговаривать, барышня! — махнула рукой фрау. — Йоэль… Йоська, шлимазл остроухий! Покажешь барышням все, что они захочут, а там поглядим… — и она окончательно канула во тьму.

— А наш дебют еще только через два года… — торопливо оббегая Митю, шепнула одна близняшка другой. — Что такого сотворить, чтоб нам тоже альвийский шелк на отделку предложили? Я хоть все свои прогулочные платья на лоскуты пущу, ежели это поможет! — она ухватила сестрицу Алевтину за руку — и близняшки помчались вслед за старшими сестрами и альвом, будто влекомые свирелью гаммельнского фэйри-флейтиста, чарам которого невозможно противиться. Как чарам альвийского шелка. Пестрые кринолины исчезли за поворотом винтовой лестницы. Алешка просверлил Митю взором, ответа не дождался и непрерывно оглядываясь, направился следом.

— Так… — Митя стиснул дубовые перила, точно боясь, что неведомая (или очень даже хорошо ведомая?) сила альвийского обаяния и альвийского шелка поволокут его за остальными. И снова повторил. — Так… — будто это простое слово могло привести в порядок беспорядочно скачущие мысли.

Шелк. Альвийский. На отделку. Паутинный альвийский шелк, созданный не на грубых ткацких станках, а лапками особых пауков, способных выплести платье или рубашку целиком, без единого шва, и так, чтоб легло по фигуре, подчеркнув все ее достоинства, а недостатков у окутанных мерцающей тканью альвийских Лордов и Леди не могло быть по определению. Шелк, ни единый дюйм которого не попадает за пределы Туманного Альвиона, а если уж чудом каким все же попадает — то каждый дюйм стоит дороже чистейшей воды бриллиантов. Просто потому, что даже узенькие манжеты альвийского шелка придают чарующего изящества запястьям, воротнички — аристократической изысканности чертам лица, а тончайший кант по краю декольте заставляет кожу сиять неземным лунно-жемчужным светом!

И вот в глухом губернском городке, в портняжной мастерской на границе самого паршивого местного района предлагают… паучий шелк? И провинциальные барышни воспринимают это без всякого удивления, как нечто пусть ценное и редкое, но отнюдь не невозможное? Кто здесь сошел с ума — местные или сам Митя? Если убийства он еще мог посчитать не своим делом, то альв-портной и паучий шелк, предложенный фрау Цецилией на отделку исключительно потому, что с заказанным Лидией платьем что-то сталось… с этим он просто обязан разобраться! И по возможности, использовать для выгоды собственного гардероба. Ради такого даже перчатками от «Тиль» можно пожертвовать!

Митя тихо скользнул в полумрак коридора. Странно, кстати, что тут так сумрачно — как же они шьют? Но ему самому царящий вокруг полумрак только на руку — он всегда дружил с тенями, умел растворяться в них, становясь практически невидимым — иначе, имея не так уж много друзей из высшего общества, и половины сведений бы о делах светских не имел, регулярно попадая впросак. А уж в бабайковском деле эта способность ему и вовсе жизнь спасла. И не только ему.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он тихо скользил вдоль стены — повторить путь модистки было несложно, в воздухе еще отчетливо витал запах ее духов, довольно неплохих, кстати. Неподалеку слышались голоса. Митя сделал еще шаг — и прижался ухом к двери. Впрочем, даже этого не требовалось — вопль фрау Цецилии был слышен и сквозь закрытую створку.

— Как вы ее ищите, если до сих пор не нашли? — истошно орала на кого-то фрау Цецилия. — У подружек спрашивали? А на бульваре, у торговцев?

В ответ донесся слабо различимый бубнеж.

— Дура-а, ой, дура! — снова взвыла фрау Цецилия. — Кто? Она! Ну и я заодно, сама ведь разрешила ей остаться в мастерской, платье Шабельской доделать! Там чуток оставалось на подол кружев нашить… Думала, отдам Шабельским, на том и покончим… — в голосе фрау мелькнула злоба. — А со вчерашнего дня… Ни Фирки, ни платья! Ну куда? Куда она могла в платье барышни податься? Беду на себя навлекать? А может… Как думаешь, может, она то платье порвала, и теперь признаваться боится? Правильно боится, конечно… Вот пусть только вернется, глупая девка — уж я ей задам!

В ответ снова забубнили.

— Если эта дрянь, Лидия, нажалуется — худо может быть… — фрау зло прищелкнула языком. — Ладно, Шабельским трех дочерей вывозить, найду чем задобрить… Пусть только Фирка вернется, а то я уже места себе не нахожу!

— Кто такая Фирка — знаете? — через плечо бросил Митя.

Уже с полминуты негодующе сопящий ему в затылок Ингвар, дернулся от неожиданности, но тут же надменно объявил:

— Не Фирка, а Эсфирь! Эсфирь Фарбер, швея, дальняя родственница хозяев. Очень разумная девушка. На чтения в Народный дом ходит, на лекции общеобразовательные.

— И куда же она пошла в платье Лидии — на чтения или на лекции? — спросил Митя. И ядовито добавил. — Общеобразовательные? С мужчиной… скажем так, не ее круга…

Как говаривал младший князь Волконский под бурный смех приятелей: «В жизни каждого женатого мужчины обязательно появится дамская модистка… а неженатого — даже две или три».

— С чего вы взяли? — глухо переспросил Ингвар. Кажется, Митины предположения его серьезно задели.

— С того, что ей понадобилось платье барышни, с кружевом и прочим… — отрезал Митя. — С человеком своего круга наверняка хватило бы собственных.

— Вы подслушивали! — возмутился Ингвар.

— А вы снова решили следить за мной? Несмотря на то, что один раз это чуть не закончилось для вас бедой?

— Я просто не желаю, чтоб вы лезли в чужие дела и создавали неприятности!

— Поэтому сами лезете в мои? Или считаете, что мы с вами… уже не чужие? — протянул Митя настолько приторно-ласково, что Ингвар отпрянул, кривясь в отвращении.

— Между вами и мной никогда не будет ничего общего!

— За исключением общего обеденного стола и боюсь, даже общей ванной! — кивнул Митя, снова скользя вдоль коридора.

— Стойте! — прошипел Ингвар, пытаясь удержать Митю за рукав, но тот легко шагнул в сторону и пальцы Ингвара схватили воздух. — Почему бы вам не пойти смотреть шелка? Самое подходящее занятие для такого, как вы! — последние слова он явно пытался процедить как можно оскорбительней.

Сам Митя считал, что смотреть шелка — занятие, безусловно, подходящее, но было любопытно:

— Какого — такого?

— Такого… — Ингвар поводил руками, кажется, пытаясь изобразить нечто изящное. — Как… как барышня, клянусь Одином и Фрейей!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Мда? — даже не думая оскорбляться, Митя передернул широкими, накачанными греблей плечами. Сам бы он отнюдь не отказался… не то чтоб чуть больше походить на барышню… но хотя бы чуть меньше — на портового грузчика! — Дело в том, что альвийского шелка там не может быть, потому что не может быть никогда.

— О! Господина Чехова почитываете? — Ингвар посмотрел на него с изумлением.

Митя поморщился: рассказики господина Чехова читались вот такими, вроде Ингвара, в обществе сие творчество либо не знали вовсе, либо всякое его упоминание вызывало брезгливые гримасы: примитивный юмор для плебеев. Потому «Письмо к ученому соседу» в журнале «Стрекоза» Митя читал — смешно же! — но никогда в том не признавался. А тут вот вырвалось.