На стороне мертвецов (СИ) - Кащеев Кирилл - Страница 27

Если попасть точно в глаз, то… Ему вдруг послышался торжествующий вопль мары и… он шумно выдохнул. Этого не будет. Он никого не убьет, он удержится и… все обойдется, даже несмотря на то, что первое Бабушкино условие уже выполнено. Она все равно его не получит!

Следом за Потапенко они свернули в один проулок, в другой… а потом по глазам ударило яркое солнце, а в уши хлынул рев воды. Митя замер, с трудом сглатывая вставший в горле ком. Это было ни капли не похоже ни на Москву-реку, ни на закованную в гранит Неву. Здешние берега тоже красовались гранитом, только это был дикий гранит, с острыми коричневыми складками, отороченными яркой зеленью травы. Но главное — сама река! Другого берега просто не было видно, совсем, точно стоишь у океана! Сверкающая под августовским солнцем водная ширь рассыпала тысячи тысяч искр, переливалась, слепила и… ревела! Громадный спокойный Днепр упирался в острые скалы, торчащие из воды, точно спины древних ящеров. И неспешное течение вдруг сходило с ума, вздыбливалось, как озверевшее чудовище, ломясь меж каменными преградами. Волны с яростным ревом штурмовали торчащую посредине реки острую, угловатую скалу, взмывая до самого ее верха и рассыпаясь громадным веером искр, как хвостом невиданной хрустальной птицы. Грозной, страшной птицы, от чьего клекота замирал дух! Вода ярилась, мечась меж скал, с грохотом врезалась в одну, откатывалась с ревом, и тут же бросалась на другую, как обезумевший узник на стены темницы — и наконец вырывалась на свободу, уставшая после недавнего буйства, и снова растекаясь широко, вольготно и невозмутимо.

— «Чуден Днепр при тихой погоде»! — с чувством продекламировал Ингвар.

Какой же он предсказуемый! Самого Митю совсем не волновал тихий Днепр, но вот это! В это буйство он влюбился сразу и навеки и… теперь будет сложно, почти невозможно ненавидеть проклятую провинцию, в которой есть… такое! Ну не гнусность ли? Это заговор, видят Предки! Они все здесь сговорились, включая мертвецов и… реку!

— Прав Микола Васильевич, як нихто прав! — согласился Потапенко. — При тихой погоде ще так-сяк, а бачили бы вы, шо тут в грозу деется! Ни припас, ни смену караульным не подвезешь!

Скалу посреди Днепра венчала башня. Сложенная из местного гранита, она казалась продолжением скального гребня: такая же темная, грозная… и торчащие во все стороны стволы паровых пушек, направленных прямиком на гладь реки, только делали это впечатление сильнее. В небе над башней кружил коршун: с неуклонностью хронометра взлетал над верхушкой, закладывал один сторожевой круг, второй и снова опускался на крышу, чтоб через пару минут взлететь вновь. Митя понял, что это — тоже оборотень.

— Крылатым туда проще за всех добраться, але навить их в грозу сносит. А инши — ось! — старшина широко повел ладонью, предлагая Мите взглянуть на остальные башни. Только сейчас Митя осознал, что башни тянутся вдоль всего берега. Ухоженные, аккуратные, с идеально-гладкими — не залезешь — стенами, и узкими — не протиснешься — бойницами они грозно возвышались над скалами, или наоборот, хитро прятались в окружении садов. Матово поблескивающие жерла паро-пушек были направлены на реку.

Выпущенный из медвежьей хватки волк… в смысле, вахмистра Вовчанский, на дрожащих ногах… лапах… уже ковылял к ближней башне. И жалобно заскулил. В прикрытой клепанной броней двери отворилась низенькая — «собачья» — калиточка, и лохматый вахмистр нырнул внутрь.

— И часто варяги набегают? — тем временем осторожно поинтересовался Митя. В питерских салонах о набегах на южные провинции не говорили, но… не стали бы строить столько башен из простой предосторожности!

— Виталийцы! — буркнул Ингвар. — Варягов много, и большинство из них вполне порядочные люди. Мы вот с братом тоже, по происхождению…

— Останний раз четыре года назад заявились, морды варяжские, колы мы з турками воевали! — хмыкнул Потапенко.

Ингвар насупился.

— Пограбить под шумок решили, ну да мы им тогда даже высадиться не дали! — старшина оскалился совершенно по-медвежьи. — Було пару разив, що биля Александровска… город уездный, ниже по течению… высадиться пытались, так там два драккара лише було, тамошние казачки отбились. Минувшего года наши ж, речники, ще один упустили — команда ихняя вдоль берегов по хуторам прошлась: мужиков перебили, детишек, да баб молодых до Стамбулу увезли та на тамошнем рабском рынке и продали. Выкупать пришлось — губернатор наш, Иван Николаевич, дюже был недовольный. Присматриваются, короче кажучи, разведывают… скоро большой силой явятся. — неожиданно заключил Потапенко.

— З… зачем? — растерялся Митя. Набег виталийцев — вот прямо здесь, да еще и скоро? Это уж как-то… чересчур! И опять же в питерских салонах ни о чем таком… Мелькнула почти еретическая мысль — а много ли вообще знают в тех салонах? Но Митя ее отогнал.

— В Петербурге не знают, что виталийцам нужно железо? — насмешливо бросил Ингвар.

— Вы ж сами, паныч, склады забитые бачили! — подхватил Михал Михалыч. — Да ще и уголь… Що то, що инше варягам о как надобно! — он выразительно чиркнул большим пальцем по шее.

Ингвар насупился еще больше, но поправлять старшину не рискнул.

— Раньше-то они груженые пароходы на море ловили. Ну, як ловили — як повезет! То драккары наши баржи грузовые поймают, то наши сторожевые корабли — ихние драккары… А теперь все «чугунку» ждут, шоб по суше железо на питерские заводы отправлять… Никак находникам такое дело пропустить невозможно. Я-а-авятся… всенепременно! А мы с хлопцами их встретим! — и он снова ухмыльнулся, мелькнув слишком крупными для человека клыками. — Так батюшке и скажите, панычу — порубежники свое дело знают! Навить якщо по кошкам блудливым шляются — так то ж не на службе! О, а ось и Вовчанский! Приоделся… по-людски.

Бронированная дверь лязгнула снова — и отворилась уже на высоту человеческого роста. Оттуда один за другим выбирались казаки. Один — невысокий, огненно-рыжий и гибкий, с острой лисьей физиономией — уставился на Митю раскосыми глазами на смуглом лице. Второй — лохматый и здоровенный, удивительно похожий на Михал Михалыча, скрестил на груди жилистые руки, и привалился к стене башни, наблюдая за Митей из-под слегка прикрытых век. Последним вылез знакомый волк, уже в широких казачьих шароварах с желтым лампасом и рубахе навыпуск. Да, и в человеческом облике!

Все трое поглядели на Митю… и активно зашевелили носами, принюхиваясь.

— Странный он. — наконец протянул рыжий, а похожий на старшину молодой здоровяк буркнул:

— Не ваша печаль. Запах запомнили? — и дождавшись ответных кивков, молча нырнул обратно за дверь. Рыжий последовал за ним.

— Сынок мой, Потапушка. — с гулкой нежностью буркнул Михал Михайлович. — Хорунжий! Ты давай, Вовчанский, чего там хотел…

— Так поблагодарить же! — низко, горлом, проворчал вахмистр. — За ножичек отой ваш… попал бы в меня лавочник, от как пить дать попал, кабы вы ему прицел ножичком не сбили!

— О как! — удивился старшина и задумчиво огладил всклокоченную бороду.

— Сдохнуть бы я не сдох, шо перевертню та пуля… А вот он, дурак, на каторгу бы угодил, а мне на кошке его блудливой женись? Заставила бы, как пить дать, я ее знаю! — физиономия у волка аж вытянулась в предчувствии такого неприятного оборота событий, и он уже совсем уныло добавил. — Ее все знают!

— То не для молодых хлопцев разговор, вахмистр! — строго сказал старшина.

— А… Да… — вахмистр торопливо запустил руку за кушак шаровар… и сунул Мите в руку что-то вроде глиняного свистка. — Вы… свистить, ежели шо, панычу. Один свист — на помощь, значит, кличите, два — тревога, ежели там беспорядок какой снова углядите, навроде тех трупов. И не сумлевайтесь: наши вас хорошо запомнили! — и явно посчитав, что сказано достаточно, тоже направился за дверь.

— От и ладушки! — старшина кинул небрежно два пальца к фуражке, коротко свистнул… из переулка вихляющейся походкой явился его тяжеловес и покорно встал, ожидая, пока Потапенко взгромоздится в седло… и неспешно потрусил прочь, прогибаясь под тяжестью всадника.