Не буди Лихо (СИ) - Ли Марина - Страница 93

— Димочка! — старик молитвенно сложил руки перед грудью. — Дорогой вы мой! Да разве же можно! Вы и так для нас столько делаете! Мы с Фросенькой прямо уже молимся на вас… Кроме того, Афродита от всего этого молодеет просто. Как тут запретишь?..

А Диметриуш вдруг подумал про Машку. Вот заявит она ему завтра, что без своего училища и Парыжа ей жизнь не мила, и что тогда делать? Переводить Управление в Муходрищенск этот? Видимо, придётся…

Хотя в Луках ему понравилось.

— Георгий Яковлевич! Ну, я же говорил вам об опасности! Мало ли что?

— Да кому мы нужны?!

— Вы — никому, — согласился Диметриуш. — Вы, дядя Жора, простите за бестактность, свой дар после аварии получили, и потенциал вашей силы равен абсолютному нулю. А у Афродиты Ефимовны наследственность! Ну что же вы!? Я же вам в прошлый раз всё объяснил.

— Ну, я не знаю, — старик снова принялся чесать глаза. — Вот вернётся Фрося, сами ей запретите. Меня она всё равно не слушается… Да и потом, друг мой, мы же столько лет здесь живём — и ничего. Обходилось же.

— Обходилось, — проворчал Димон. И не стал говорить, что раньше приезжие не пропадали с такой регулярностью. Не в этом районе, так точно. — Ладно, оставим это пока. Но Афродиту Ефимовну ждёт тяжёлый разговор, уж не обижайтесь… Кстати, о вашей супруге! Георгий Яковлевич, можно ещё раз позаимствовать ваш телефон?

Старик удивлённо приподнял брови, но протянул Димону мобильник без слов.

— Спасибо.

Бьёри открыл список набранных номеров и вызвал Савелия.

— Ты где?

— Шеф, имей совесть! Ещё даже не вся команда собралась.

— Хорошо, — нетерпеливо перебил Диметриуш. — Я сейчас насчёт своего мотора.

— А что с ним?

— В смысле?

— Тебя не встревожил тот факт, что я укатил в медовый месяц и оставил полный мотоцикл еды?

Длительность последующей паузы заставила Димона задать наводящий вопрос:

— Неужели никто не додумался забрать мой драгстер со стоянки перед Монастырём?

Савелий выдержал театральную паузу, а затем произнёс:

— Шеф, я лично попрошу очаровательную Марию Ивановну, чтобы она больше не била тебя по голове. Какая стоянка? Ты ж мне лично доверил перегнать свой мотор. И даже насчёт пирогов намекнул…

— Ты ездил на моём драгстере? — заорал Димон. Каждый человек в Управлении знал, что если шеф просит позаботится о своём моторе, он подразумевает перевозку. Никогда — перегонку.

— Вот не зря мне тогда подумалось, что ты не в себе, — после мрачной паузы пробормотал Савелий. — Минут через пятнадцать буду у тебя. Обсудим.

Впрочем, обсуждать что-либо не было никакого смысла. Диметриуш и без обсуждения мог сказать, что произошло. И дураку ясно, что тот, кто так умело наложил иллюзию на даам-ши, почти сумев обмануть Димона, воспользовался этим приёмом во второй раз. Более удачно, надо сказать. Надо же, смогли вокруг пальца даже Савелия обвести! А ведь он тот ещё параноик!.. Выяснить бы ещё, что это за умелец такой! За Фоллетским, насколько Димон помнил, талантов к иллюзорной магии не водилось. Но ведь он мог кого-нибудь себе в сообщники взять…

— Может, дед прав, и меня на нём заклинило просто? — спросил он у Савелия, когда, закончив дела в Хомяках, они всё-таки заговорили о произошедшем.

— Не думаю, — ответил наружник, почёсывая Борща между ушей. — Скользкий он тип… Да и насчёт иллюзии надо помозговать. Я-то тогда, в Монастыре ничего необычного не заметил. А вот Борщецкий как не в себе был… визжал, к земле припадал, как собака. Ещё и за штанину тебя цапнул. В смысле, не тебя, а того, другого, Лжедмитрия.

— Да понял я…

— С другой стороны, Борщ вообще последние недели в неадеквате был. Вспомнить хотя бы его нездоровую любовь к Марии Ивановне.

Димон поморщился. Вот ещё проблемка, которой он никак не займётся. А ведь это не ерунда и не мелочёвка какая-то. Точно же как-то связано с двойственностью Машкиной магии. Но вот как? И чем это нам грозит?

Проклятье!

Бьёри выругался и с тоскою посмотрел в окно, транслировавшее его родной мир. Разговор этот состоялся уже ближе к вечеру, когда, закончив дела в Хомяках, они с Савелием вернулись в Управление. Надо сказать, что Диметриуш своего подчинённого слушал вполуха (по крайней мере, в начале разговора), потому что в тот момент пытался наспех рассортировать накопившиеся за месяц бумаги, чтобы определить, что стоит захватить с собой домой, а что ещё терпит. Да и находки, сделанные в саду и доме Любки-парикмахерши не выходили из головы.

Как? Как, чёрт возьми, это всё между собой связано? И почему у Диметриуша стойкое ощущение, что ничем хорошим это не закончится?

Когда на трёх такси в Хомяки прибыл Савелий и Ко, Диметриуш, устав ждать, уже давно перемахнул через забор парикмахерши Любки и почти сразу понял, что соседку «хомячков» живой они уже больше никогда не увидят. Ох, напрасно Димон не отправил сюда людей сразу, ещё до визита в Монастырь. Вот как только Афродита Ефимовна сказала о том, что кто-то копался у Любки в саду, вот тогда и надо было звонить Савелию. Теперь-то, когда уже столько времени прошло, даже он мало что сможет разнюхать.

Откуда у Диметриуша возникла уверенность в том, что здесь обязательно случилось что-то плохое? Ну, начать с предчувствия — оно начальника СБ Транспортного управления подводило редко, если вообще подводило. Затем запах гниющего мяса, которым Димона встретил незапертый дом. От этого запаха слезились глаза и кружилась голова. Поэтому демон первым делом распахнул все окна и выскочил наружу, где и увидел её. Облезлую чёрно-бурую лисицу, непонятно откуда взявшуюся во фруктовом саду. Зверюга забилась в угол между крыльцом и террасой, смотрела на потревожившего её человека воспалённым злым взглядом и, прижимая лапой к земле основательно погрызенный кусок мяса, в котором Диметриуш с отвращением опознал человеческую кисть — то, что от неё осталось, — рычала.

«Не знал, что лисы жрут падаль», — подумал Димон и крикнул громко. Так, чтобы с той стороны забора его услышали:

— Георгий Яковлевич, вы работников своих отпустите на сегодня, а? И как мои люди появятся — всех сюда сразу отправляйте.

— Хорошо.

— И ещё. Случайно, не знаете, как позвонить в службу контроля за животными? Говорят, что лисы — первые разносчики бешенства. Только этого нам тут не хватало для полного счастья.

— Я узнаю! — пообещал старик и, скрипнув колёсами, укатил к заправке, оставив Димона наедине с его предчувствиями.

Которые, зараза, не обманули и на этот раз.

Нет, трупа парикмахерши ни он, ни Савелий, ни прибывшая вместе с ним команда не обнаружили. Зато в четырёх неглубоких могилах в саду нашлись семеро из тех пропавших, кого они с Машкой месяц назад ехали искать в Монастырь. Ещё пятеро обнаружились прикопанными под полом кухни — отсюда и запах. А пенсионера Иннокентия Гавриловича Пруста Борщ унюхал на чердаке. Старик был прикован цепью к кирпичной трубе, чёрный, со впавшими щеками и беззубым ртом он больше походил на высушенную мумию Вуду, чем на человека. Так что неудивительно, что когда это чудовище вдруг шевельнуло рукой, испугался не только Борщ, но и Димон с Савелием. Последние, в отличие от пигана, не испортили воздух, ограничившись негромким ругательным вскриком.

— Скорую!! — заорал лучший наружник Транспортного управления, а Диметриуш, нарушая всю технику безопасности, запрещающую вводить посторонних в Лифт — Маша не в счёт, посторонней она перестала быть в тот момент, когда разорвала аркан, — на руках внёс в кабину беднягу Пруста, весившего не более сорока килограмм.

Ни врачи, ни маги, ни даже спешно вызванный из дворца императорский лекарь не смогли объяснить, как несчастный выжил. Впрочем, сейчас это было и не важно. Задачей первостепенной важности нынче стало сохранение этой едва тлеющей в немощном, лишенном магии теле жизни.

Впервые с того момента, как Маше удалось найти связь между пропавшими на Тринадцатом людьми, в деле появился даже не просвет, но надежда на него. Быть может, очнувшись, Иннокентий Гаврилович сможет что-то сказать, если не о Василисе — в такое крупное везение Диметриуш не верил — то хотя бы о тех людях, которые держали пенсионера в плену.