8 марта, зараза! (СИ) - Белая Яся - Страница 25

Вера похлопывает её по плечу:

— Полно, Риммочка, не вини себя. Ты дочь отдавала замуж.

— Да, мама, — немного успокаиваюсь я. — Это меньшее из зол. Что делать мне теперь?

Мама гладит меня по волосам:

— Знаешь, милая, умные люди говорят: не можешь изменить ситуацию — измени своё отношение к ней. Постарайся найти что-то позитивное. Не циклись на негативе. Было же во вчерашнем дне что-то хорошее?

— Да, безусловно, было, — не хочу лгать себе — у меня была эталонная свадьба. Очень красивая.

Мама права — не стоит циклиться на негативе.

И Гектор… Может, у его срыва были причины? Ведь за секунду до того звонка мы флиртовали и кайфовали рядом друг с другом… Целый мир был для нас.

А потом… уехал в ночь с ворожёнными мужчинами. Тот случай, когда его подстрелили.

Он опасный человек.

Что ты знаешь об аудиторах?

Мой шеф не связан с криминалом…

Кто он? Чем занимается?

Простить? Нет, простить не получится. Но можно спрятать. Подальше. Как прячут нечто грязное и стыдное.

И жить дальше, находя позитив.

Постель? Это же всего лишь супружеский долг. А долги всегда нужно отдавать.

Безэмоциональный физиологический процесс.

Я смогу…

…так началась моя семейная жизнь.

3

Прихожу в себя на широкой мягкой постели. Я полностью одета и даже обута, но руки пристёгнуты к изголовью пушистыми наручниками. На глазах — плотная тёмная повязка.

Н-да, оригинальный у моего мужа способ поздравлять. И главное притащил сюда, в дом. Я не была здесь уже долгое время.

Решила, что если это жилище пропиталось моими болью и слезами, то его нужно сменить. Верила, глупая, что на новом месте получится свить семейное гнёздышко. Мне казалось, что у нас — как говорила мама — может всё наладиться.

…Тогда, после жуткой браной ночи Гектор явился только под вечер, — измученный, запылённый, грязный. Я лежала на кровати и тупо смотрела перед собой. Он, не говоря ни слова, сгрёб меня в охапку, проигнорировав слабые попытки отбиться, и повёз меня в клинику к Завадскому. Там — лучшие специалисты в нашем городе. Меня пригласили на осмотр, я проходила мимо кабинета главврача и услышала, как тот распекал Гектора.

— Скотина! Надо было тебя ещё в тот раз упечь! Девочка тебя защищала!.. А ты?!

Я не услышала, что ответил Гектор.

Завадский настоял — меня оставили в стационаре. Он несколько раз приходил и настаивал, чтобы я написала заявление. Но у меня в голове раз за разом всплывали слова мамы: «Тебе не поверят». Да и не хотела я всего этого — судебных тяжб, вынесения сора из избы.

Хотела покою.

Возвращаться из больницы в тот дом мне не хотелось — и Гектор перевёз меня в одну из квартир в новом жилищном комплексе, который строил его холдинг. Роскошная трёшка в самом престижном и комфортабельном районе города.

Маме с Верой купил маленький домик с садиком — они так пожелали. Я была рада за маму — она обрела своё странное счастье.

А я в новой квартире принялась учиться быть образцовой женой. Научилась готовить, чтобы ждать мужа с работы с горячим ужином. И хотя по хозяйству мне помогала клининговая компания, я старалась во всё вникать и даже поддерживать чистоту, создавать уют с помощью мелких милых безделушек. Некоторые из них научилась делать сама — декупаж, кракелюр…

Но счастье в нашем мирке так и не поселилось. Гектор словно ещё сильнее заморозился, отстранился, ушёл в работу — у него была куча новых проектов. Я же проходила преддипломную в муниципальном музее, училась и надеялась. Несмотря на то, что секс у нас превратился в механический процесс — я каждый раз внутренне сжималась, когда Гектор ко мне прикасался. Поэтому мы обычно… скучно выполняли супружеский долг и всё. Нет, иногда бывало, что в нём просыпалось что-то, и у нас снова случалась феерия в постели. Очень редко, но всё же. Но и этого мне хватало, чтобы цепляться. Надеяться.

Именно такая — надеждная — ночь была у нас и в канун Дня Святого Валентина. Мы выпили немного шампанского, Гектор завалил меня романтичными подарками, а потом унёс в спальню и любил до утра. Так, будто прощался.

А утром я проснулась одна в постели.

Гектора не было.

Его телефон не отвечал.

И вот теперь — такой оригинальный способ появиться.

— Гектор, — зову мужа. Я не могла ошибиться.

Чувствую, как прогибается матрас под тяжестью большого тела. Блудный муж ложится рядом со мной, обнимает, целует в висок.

— Гектор, сними повязку и освободи меня!

Не знаю, откуда прорезается приказной тон. Может быть, на меня так действует Международный женский день. Ведь он связан с тем, что женщины начали бороться за свои права. За право выбора. В том числе — и как провести вечер.

Гектор неожиданно подчиняется — сначала освобождает руки, потом — снимает повязку и…будто пелену с моих глаз.

Я смотрю на него и ровным счётом ничего не чувствую.

Рядом со мной совершенно чужой и чуждый мне человек.

Гектор сегодня одет непривычно — в толстовке и джинсах. Такая одежда делает его моложе. Он и так отлично выглядит для своих тридцати двух. Мои ровесники из универа кажутся обрюзгшими стариками рядом со стройным подтянутым Гектором. А в этой простой одежде он и вовсе — мальчишка. И вот что странно — сейчас он словно без брони, без панциря. Предельно открытый, почти милый и очень уязвимый.

И что странно — растерянный. Он пытается улыбнуться и говорит:

— Привет, любимая, я скучал.

— Да неужели? — язвлю, он пропускает сарказм мимо ушей, выходит из комнаты, но скоро возвращается с красивущим букетом, коробкой конфет и медвежонком Тэдди.

В букете — моя любимая белая сирень. В марте. Это же очень дорого.

— Это тебе. С праздником.

Он складывает подарки рядом со мной, но меня — не трогает. Смотрит на реакцию.

А её нет. Глухо. Ушло время, когда я ждала его знаков внимания.

— Не стоило тратиться, — говорю устало.

Сирень дурманит чудесным запахом. Я знаю, как Гектор выбирает букеты — лично, обнюхав и общупав каждый цветок, вынеся мозг флористу.

— Это же для тебя, — пожимает плечами Гектор. — Ты всё равно дороже.

Мне на хрен не нужны твои признания.

А мне — твои. Поздно. Но цветы жалко. Встаю с кровати, беру вазу — она в этой спальне ещё, наверное, со свадьбы осталась, иду в ванну, набираю в воду, ставлю букет.

Красивый, роскошный, стильный.

Такой приятно получить.

Гектор наблюдает за мной, ничего не предпринимая.

Молчит.

Меня давит молчание.

Поворачиваюсь к нему, смотрю прямо в глаза. В его сейчас — нет льда. Взгляд тёплый, лучистый, открытый.

— Гектор, — шепчу я, — отпусти меня. Пожалуйста.

Он вздрагивает, будто пробуждается, тянет ко мне руку, но я отшатываюсь. Его рука безвольно подает.

— Ты ведь свободна, — удивлённо произносит он.

Качаю головой:

— Совсем отпусти, — и, прикрывая глаза, чтобы не растерять смелость, добавляю: — Давай разведёмся.

Мы нечасто ходили куда-то вместе — я не любитель, ему всегда некогда. Но если попадали на какие-нибудь вечеринки, Гектор всегда…давал мне свободу. Позволял флиртовать с другими мужчинами. А у самого в глазах пылал адский огонь ревности. Однажды я спросила: «Почему ты так делаешь?», он ответил: «Может, так ты встретишь кого-то. Если встретишь и захочешь уйти — скажи». Я пообещала тогда.

И теперь он смотрит на меня словно с пониманием.

— У тебя другой мужчина?

— Нет, господи, нет! — мотаю головой. Горько иронизирую: — Мне и тебя одного — выше крыши.

— Тогда почему? — смотрит недоумённо.

Такой красивый сейчас, совсем юный, непонимающий.

— Я устала от эмоциональных качелей. От нашей недосемейной жизни. Мы — слишком разные. У нас нет точек соприкосновения.

Гектор всё-таки сграбастывает меня в охапку, наклоняется, прячет лицо в волосах.

— Любимая моя, единственная, качелей больше не будет, обещаю.