8 марта, зараза! (СИ) - Белая Яся - Страница 20

Из всего перечисленного мой мозг улавливает только последнее — спирт. Догоняться собираются?

— Может, вам уже хватит?! — делаю попытку воззвать к рассудку.

Мужик выкатывает на меня удивлённые глаза — даже в полумраке, который создаёт нижняя подсветка в гостиной — видно, какой недоуменный у него взгляд.

— Хватит что? — наконец, произносит он, переглядываясь с другим.

— Пить хватит! — взрываюсь, не выдержав.

— А кто пьёт, хозяюшка? — разводит руками мужчина.

— Кто пьёт? Да вот, друг ваш! — киваю на Гектора. Он выглядит подозрительно бледным и не пьяным, а будто тяжело больным. — На ногах не стоит.

— Где ж ему стоять, драгоценная, если его подстрелили и он много крови потерял.

— А пели вы почему?

— Да это ж твой, хозяюшка, и попросил. Говорит: не тревожьте мне жену и прислугу. Пусть лучше думают, что я пьяный. Он считал: ты пьяные голоса услышишь — носа не высунешь. Ну а мы его быстро обработаем. А утром он уйдёт раньше, чем ты проснёшься.

Во время этого короткого рассказа перед моими глазами проносятся картинки одна ужаснее другой.

Реально, лучше бы напился. Потому что мозг выдаёт: босс не связывается с криминалом; у меня важное совещание, — и отказывается верить в искренность этих фраз.

Ага, совещание у него, как же. Ага, не с криминалом. Я отлично помню, как он держал пистолет и как отморозки в моей квартире дрожали от одного его вида.

Ты лгун, мой любимый андроид. Ну, ничего, я дождусь твоих откровений.

И последним всплывает, что Гектор назвал меня женой и попросил не тревожить.

Значит, в его глазах был вовсе не клубящийся мрак. Что только не представится в игре светотеней и при богатом воображении.

— Так что, хозяюшка, поможешь нам? Пулю извлечь надо, а то твой муженёк окочуриться может.

— Может, скорую вызвать? — робко предлагаю я.

В это время Гектор открывает глаза, ловит расфокусированным взглядом меня:

— Алла, — зовёт хрипло. Подхожу, касаюсь ледяных пальцев. Он сжимает мою ладонь. — Не надо… скорую… В стационар… нельзя… клиника… твой отец… телефон на столе… кабинет… — Слова даются ему с трудом, но я понимаю, чего он хочет. Киваю, убегаю.

Хорошо, что Гектор — педант. У него в кабинете — стерильный порядок. Вещи разложены чётко, ровно, аккуратно. Я быстро нахожу визитницу из словной кости — дорогая антикварная вещица. Изящная. Открываю, листаю, нахожу нужную карточку, а на ней, как и ожидалось, координаты конкретного доктора.

Бегу назад с заветным номером.

Замечаю, что Гектор опять отключился.

Передаю номер всё тому же квадратному — резонно решив: он объяснит лучше.

Доктор обещает быть через десять минут.

Они кажутся вечностью — потому что руки Гектора леденеют, а на лбу выступает холодный пот.

Доктор вскоре появляется. Он молод, наверное, ровесник Гектора. Может, чуть старше. Высокий, стройный, в очках.

Действует чётко, отлажено, отдаёт необходимые команды. Гектор снова приходит в себя и шепчет:

— Алла, мне… нужна… анестезия…

Мужчины, столпившиеся вокруг него, удивлённо переглядываются. Врач говорит:

— Сейчас сделаю укол.

— Другая… — Гектор тянет меня к себе, и я понимаю: наклоняюсь, нежно целую.

Он улыбается — бледно, ранено, тепло…

Меня отправляют в комнату, сообщив, что дальше зрелище не для нежных женских глаз.

Но я не могу усидеть — мечусь по комнате туда-сюда, переживаю.

Куда он вляпался? Почему в него стреляли?

Раздаётся вежливый стук в дверь. За дверью — квадратный.

— Хозяюшка, всё закончилось. Твой спит. К утру оклемается. Он у тебя живучий. А мы — пойдём.

— Стойте… — запинаюсь, не зная его имени.

— Борисом кличут, — подсказывает он.

— Борис, как это произошло? Ну, что Гектора подстрелили?

— Так это ж ты сама ему голосовое прислала, когда мы на деле были. Его аж передёрнуло всего. Говорит: «Моя Алла по пустякам беспокоить не станет». Ткнул, звук сначала не отключил. Вот они и пальнули на звук.

Холодею внутри — то есть, его могли убить из-за того, что мне захотелось поныть по поводу курсовой? Боже, какой ужас.

— Кто они? — спрашиваю, а у самой голос дрожит и внутри всё. — Почему стреляли? У вас же там вроде переговоры были.

— Не задались переговоры, хозяюшка, — грустно отвечает Борис. — А ты, золотце, на будущее без серьёзной надобы мужика не дёргай. Ты для него важна очень. Боится за тебя. Может подставиться по глупости. По твоей, золотце. И быть тебе вдовой.

Судорожно сглатываю от обрисованных перспектив. Клятвенно заверяю, что никогда больше так не поступлю. Гектор там серьёзные вопросы решает, может, связанные с долгом отца. А я — реальной дурью отвлекаю.

Обжигает стыдом.

Провожаю гостей, а сама — возвращаюсь в гостиную, где спит Гектор. Укрыт пледом, который наполовину сполз, обнажая мощную грудь. На смуглой коже особенно ярко выделяются белые полосы бинтов.

Острая жалость сжимает душу.

Бедный мой. Прости. Пострадал из-за меня, дуры. Отвожу прядь с высокого лба, нежно целую. Устраиваюсь рядом, обнимая руками и ногами. Только теперь осознаю, что могла потерять, и становится страшно. И зло на себя берёт. Гектор неосознанно сгребает меня в охапку, прижимает к себе крепко-крепко, прячет лицо в волосах, шепчет:

— Любимая… Желанная… умру за тебя…

И моё сердце сходит с ума от нежности к этому невозможному мужчине.

Засыпаю в кольце его рук, только так и успокоившись наконец.

…Утром просыпаюсь со стоном — отлежала себе всё, что можно отлежать. Всё-таки этот диван не для спанья. Тем более, вместе с таким крупным мужчиной, как мой.

Продираю глаза и вижу Гектора, уже почти полностью одетого. Он застёгивает запонки на манжетах своей стильной шелковой рубашки.

Смотрит на меня как-то странно — вот теперь точно пугающе и недобро.

— Как спалось, Алла? — произносит наконец режущим, холодным тоном.

— Средне, — честно признаюсь я. — А ты чего встал? Ты же ранен. Тебе в постели надо лежать.

— А на работу за меня ты будешь ходить? — презрительно хмыкает он.

— Гектор, я не верю, что за несколько дней без тебя там всё станет.

— Я работаю не только там.

Это я уже поняла. Сказал бы — где. Мне бы было легче.

— Чем ты занимаешься на самом деле? — озвучиваю всё-таки то, что беспокоит.

— В основном, отвечаю на глупые сообщения избалованных девиц. Скачиваю для них курсовые. Мне же больше нечем заняться.

Просто сечёт меня злыми надменными фразами. Взглядом к месту приколачивает. Будто я — полное ничтожество. Судорожно сглатываю, чувствую, что начинает щипать глаза.

— А если серьёзно?

— Я уже говорил, — он устало прикрывает глаза. — Я аудитор. Самый дорогостоящий в стране, — заявляет не без гордости.

— Аудиторов не подстреливают, — мотаю головой.

Он презрительно хмыкает:

— Много ты знаешь об аудиторах. Мы забираемся в такие дебри финансовых операций, что некоторым становится некомфортно. Деньги, конечно, счёт любят, но вот ловить их многие предпочитают в мутной водичке. И отмывать не спешат.

Да, наверное, он прав. Я ничего не знаю о его профессии, но раз она связана с большими деньгами, то и впрямь может быть опасной.

— Гектор… — бормочу, пряча глаза, — я бы хотела извиниться… За вчерашнее.

— Извиняйся, — резко произносит он.

Сглатываю, смотрю ему в глаза, где вижу свой приговор, и всё-таки произношу:

— Прости меня, пожалуйста.

— Нет, Алла, так за подобные косяки не извиняются.

— А как? — хлопаю глазами, не понимая, к чему он клонит.

— Горловым минетом, Аллочка.

Даже закашливаюсь: совсем офигел, что ли, порядочной девушке такое предлагать?

— Ты шутишь?! — произношу, не веря, что он мог такое сказать.

Гектор чуть склоняет голову, рассматривает меня презрительно, а потом — будто выплёвывает:

— Я похож на шутника? — мотаю головой: нет, не похож, просто ты сейчас очень грозный, и мне страшно. — Вот и хорошо, — отвечает он на невысказанное и командует: — На колени!