Точки пересечения - Черненок Михаил Яковлевич - Страница 24

— Дикарь, чтобы иметь отечественную капусту, надо вкалывать в поте лица, а не глотать по-черному спиртное. Хочешь быстро подкалымить, могу рекомендовать хорошему человеку. Запомни: в конторе осмотра вагонов на станции Омск-грузовой спросишь Толика Ерофеева. Скажешь, по моей протекции…

Толик Ерофеев оказался стильным «фитилем» ростом под потолок. «Вкалывал» он осмотрщиком вагонов и даже на работе был во всем фирмовом. На причастность его к железнодорожному транспорту указывала лишь черная форменная фуражка с крылатой кокардой. Поигрывая молоточком на длинной рукоятке. Толик с ухмылочкой выслушал Коробченко и сухо изрек:

— Выходи сегодня в ночную смену на контейнерную площадку.

— Мне надо заработать не меньше пятидесяти рублей, — робко заикнулся Жора.

— Сработаешь без брака десять четвертных получишь.

От безделья Жора пришел на контейнерную заранее. Сам Толик появился к одиннадцати, «Работать» начали в полночь, но допустили «брак». Застигнутые милицией с четырьмя толстыми кипами импортных джинсов, украденных из контейнера, оба «осмотрщика» укатили с «ночной смены» в автомашине с зарешеченными окнами. В итоге вместо обещанных Толиком десяти четвертных Жора получил три года пребывания в колонии и под охраной отправился в Красноярский край. Толик, как выяснилось при судебном разбирательстве, оказался «осмотрщиком» со стажем и отбыл выполнять назначенное ему судом пятилетнее задание в места более отдаленные. К удивлению Коробченко, на протяжении всего судебного процесса Ерофеев ни словом не обмолвился о бармене Стасе. Промолчал о нем и перепуганный Жора.

О внезапной смерти матери Коробченко узнал, уже находясь в колонии, из письма Лели Кудряшкиной. Сообщение это вломило так, что Жора не мог найти себе места. Стараясь приглушить дущевную боль физической болью, начал было накалывать на пальцах левой руки татуировку «Мама», но вспомнил школьную любовь и выколол «Леля». Нестерпимо хотелось «тонизироваться», однако в колонии не было даже запаха спиртного. Постепенно Жора «привык не пить». Обдумывая свою неудачно начавшуюся жизнь, внезапно для себя сделал вывод: виновник всех бед — бармен Стас. И Коробченко сам себе поклялся убить Стаса. Мысль о беспощадной мести до безумия овладела Жорой. Увлекательный рассказ Савелия Вожегова о складе немецкого оружия под Минском еще больше разжег воображение. Коробченко «заболел» навязчивой идеей — любыми путями раздобыть пистолет.

Отбыв наказание, Жора прямиком направился в Минск. Здесь, в первую же встречу с Вожеговым, выяснилось, что оставшийся от войны склад с пистолетами — пустой треп. Взятые «на испуг» у Вожегова деньги Коробченко пропил одним махом. Оставаться в чужом городе Жоре не хотелось, а возвращаться в Сибирь было не на что. К счастью, на железнодорожном вокзале он случайно познакомился с охранником Колчиным, приехавшим из Тюмени за вездеходом. Узнав, что Жора сибиряк, Колчин сам предложил за компанию с ним махнуть в родные края.

На рассвете в июне железнодорожный состав, в котором находилась платформа с вездеходом, прибыл на сортировочную станцию Свердловск. Прохладную утреннюю тишину нарушали гулкие радиоголоса диспетчеров да снующие по многочисленным путям маневровые тепловозы. Постукивая по колесам и буксам вагонов длинным молотком, к платформе подошел осмотрщик и на вопрос Колчина — долго ли придется стоять? — ответил, что состав подлежит расформированию, поскольку, мол, основная часть его должна уйти в южном направлении. Оставив Жору присматривать за вездеходом. Колчин пошел к маневровому начальству, чтобы разузнать, сколько времени их здесь промаринуют. Вернулся он нескоро, часа через три. С одышкой поднялся на платформу, потер ладонью левую половину груди, достал из нагрудного кармана гимнастерки стеклянную пробирочку, тряхнул ее над ладонью и сунул под язык крохотную белую таблетку. Посмотрев на опустевшую стекляшку, сказал:

— Лекарство, елки-зеленые, кончилось. Будь другом, Егор, сгоняй в аптеку за нитроглицерином, без него мне — труба… — И, порывшись в другом кармане, протянул Жоре рубль.

До ближайшей аптеки пришлось ехать с пересадкой, сначала в трамвае, потом в автобусе. Возвращаясь к сортировочной станции, Коробченко заплутал в незнакомом городе. Когда он наконец добрался до железной дороги, состава на прежнем месте не оказалось. Жора заметался по путям между вагонов. Больше часа он искал платформу с вездеходом и наткнулся на нее в отдаленном тупике. Взобравшись на платформу, радостно закричал:

— Демьян Леонтьич! Держи лекарство!..

Колчин, с низко опущенной головой, сидел на расстеленной брезентовой палатке, прислонившись боком к гусенице вездехода. Жора посчитал охранника спящим и принялся тормошить его за плечо, но тот вдруг безжизненно рухнул лицом вниз. От неожиданности Коробченко испуганно огляделся. Кругом не было ни души. Словно загипнотизированный, Жора уставился на Колчина, пытаясь сообразить, куда в таких случаях надо заявлять: в «Скорую помощь» или в милицию?.. Мысль о милиции как обожгла: «Я ведь только-только из колонии, паспорт даже не получил. Вдруг подумают, что это убийство?..» Взгляд неожиданно остановился на пристегнутой к поясу охранника кобуре с торчащей из нее черной рукояткой нагана. Почти неосознанно Коробченко вытащил наган и сунул его себе под рубаху, за пояс джинсов. В сознании тревожно заколотилось: «Немедленно надо скрываться, чтобы потом не лепетать перед следователем! А если мертвого охранника без нагана сегодня же обнаружат железнодорожники?.. Да и куда скроешься без денег?»

Преодолевая мучительный страх, Жора обшарил карманы Демьяна Леонтьевича — набралось чуть больше десяти рублей с мелочью. После этого завернул труп Колчина. в брезент, обливаясь холодным потом, с трудом затянул его под вездеход и ближайшим пассажирским поездом Коробченко уехал в Омск с твердым намерением отомстить бармену Стасу.

Подстерег он бармена во втором часу ночи, когда тот после работы, отпустив такси, направился узким переулком к своему дому. Дрожащей рукой Жора поднял наган со выведенным курком и не уверенно проговорил:

— Ну, жмот, давай рассчитаемся…

Стас с удивлением шагнул было к Жоре. Коробченко отскочил назад и уже более твердо приказал:

— Выкладывай, падла, деньги!

— Дикарь, ты в своем уме? — заискивающе спросил бармен, вытаскивая из кармана вместительный бумажник.

— Брось кошель и поворачивайся!

Стас угодливо бросил бумажник на дорогу, развернулся и вдруг с неожиданной прытью кинулся наутек вдоль переулка. Коробченко лихорадочно стал ловить удаляющуюся спину на мушку, но трясущаяся рука выписывала такие кренделя, что стрелять было бессмысленно. Кроме переполоха, ничего бы не получилось.

В оставленном барменом бумажнике оказалось около ста рублей и один билет денежно-вещевой лотереи. С этой добычей на следующий день Коробченко появился в Новосибирске. Бесцельно слоняясь по большому городу, Жора вспомнил, что где-то здесь живет Леля Кудряшкина, присылавшая ему письмо в колонию, и — через горсправку узнал Лелин адрес. Вечером он заявился к Кудряшкиной в гости. Удивленная Леля встретила бывшего соклассника как родного. Стали вспоминать прошлое. Чтобы поднять свой авторитет, Жора похвалился, что сразу после колонии устроился в Тюменскую геологоразведку и зарабатывает теперь уйму денег.

— Слушай, геолог!.. — обрадовалась Кудряшкина. — Займи пятьсот рэ на голубого песца. Давно мечтаю о приличной шапке, а спекулянты на барахолке оборзели. За одну шкуру дерут по десять шкур…

Коробченко хвастливо заявил:

— Чо занимать? Я подарю тебе песца!

Близко к полночи Жора уехал от Кудряшкиной в аэропорт Толмачево, чтобы «присмотреть глупого северянина с толстым кошельком». После приземления магаданского рейса он заметил тощего мужчину с большим рюкзаком, из которого торчали ветвистые оленьи рога, но того радостно обнял пожилой полковник и увез в черной «Волге», что называется, из-под носа у Жоры. Остальные магаданцы разъехались из аэропорта в такси — никто из них ни под каким предлогом не захотел взять с собой случайного попутчика. Неудача разозлила Жору. Чтобы ночь не пропала даром, он решил «провести опыт на таксисте».