Тигр стрелка Шарпа. Триумф стрелка Шарпа. Крепость стрелка Шарпа - Корнуэлл Бернард - Страница 29

– И все-таки я настаиваю, чтобы миссис Биккерстафф вернулась в армию, – проговорил он, смягчая тон.

– Она никуда не пойдет, – отрезал Шарп. – Объясни ему, Мэри.

– Пока жив Хейксвилл, мне покою не будет.

– За вами бы присмотрели, – ответил Лоуфорд, не вполне четко представляя, кто именно стал бы присматривать за вдовой.

– Кто? – спросила Мэри. – Ни один мужчина в армии не станет присматривать за женщиной просто так. Каждый назначает свою цену. Вы и сами знаете, сэр.

– Называй его Биллом! – рявкнул Шарп. – От этого может зависеть наша жизнь. Назовешь его «сэром», и нас скормят тиграм.

– И дело не в одном только Хейксвилле, – продолжала Мэри. – Сейчас на мне хочет жениться сержант Грин. Он, конечно, получше сержанта Хейксвилла, но я все равно за него не хочу. Я хочу быть с Ричардом.

– Вам виднее, – с горечью заметил Лоуфорд. – Боюсь только, что вы, как говорится, попали из огня в полымя.

– Мне не привыкать, – ответила Мэри, успевшая принять некоторые меры, уменьшавшие, на ее взгляд, шансы стать жертвой изнасилования. На ней было заношенное до дыр темное платье и грязный передник, волосы она вымазала сажей, но миловидное личико осталось нетронутым, странно контрастируя со всем остальным. – К тому же вы с Ричардом не знаете местных языков, так что без меня вам не обойтись. А еще я захватила с собой поесть. – Она показала на узелок.

Лоуфорд вздохнул. Небо у них за спиной уже начало светлеть, на горизонте проступили силуэты деревьев и кустов. По его расчетам, они прошли около двенадцати миль, и, когда бледное зарево стало ярче, а вершины холмов расцвели под первыми лучами, лейтенант предложил устроить привал. В узелке у Мэри обнаружилось с полдюжины плоских пресных лепешек и две фляги воды, что и составило их завтрак. Подкрепившись, Лоуфорд отошел справить нужду, а возвращаясь, стал свидетелем жуткой сцены: Шарп, размахнувшись, ударил Мэри по лицу.

– Эй, ты что делаешь? – закричал лейтенант, бросаясь на помощь женщине.

– Все в порядке, – остановила его Мэри. – Это я его попросила.

– Боже! – выдохнул лейтенант. Глаз распух, а по щеке у бедняжки катились слезы. – Зачем?

– Чтоб к ней не приставали всякие, – объяснил Шарп. – Ты как, милая?

– Переживу, – бодро ответила Мэри и с некоторой обидой добавила: – А ты меня сильно ударил, Ричард.

– Какой смысл бить слабо? Но я ведь не хотел делать больно.

Мэри побрызгала на глаз водой, и они тронулись в путь. Вокруг простиралась равнина, и лишь кое-где взгляд натыкался на цветущую рощу. Деревень видно не было, но примерно через час «беглецы» вышли к заросшему сорной травой каналу и потратили еще час на поиски переправы. Закончилось все тем, что переходить пришлось вброд. Серингапатам лежал где-то там, за горизонтом, и Лоуфорд, зная лишь, что двигаться нужно почти строго на запад, решил взять немного к югу, чтобы выйти к реке Кавери, а уже потом подняться выше по течению.

Лейтенант пребывал в подавленном настроении. Накануне он с готовностью и, в общем-то, бездумно вызвался участвовать в опасном предприятии, и лишь потом до него стало постепенно доходить, в насколько рискованную авантюру они ввязались. К тому же ему было одиноко. Будучи лишь на два года старше Шарпа, он завидовал ему и Мэри и все еще переживал из-за того, что рядовой не выказывал должного почтения старшему по званию. Правда, чувство это Лоуфорд держал при себе, и не только потому, что боялся насмешек, но и потому, что неожиданно для себя обнаружил – почтительности со стороны рядового он предпочел бы его восхищение. Лейтенант хотел доказать, что ничем не уступает солдату, и это желание придавало ему сил в нелегком путешествии навстречу неизвестности.

Многое беспокоило и Шарпа. Ему нравился Лоуфорд, но он хорошо понимал, сколько потребуется усилий, чтобы уберечь лейтенанта от неприятностей. Парень быстро учился, но плохо знал жизнь, и это незнание другого мира могло его выдать. Что касается Типу, то он представлял собой неведомую опасность, и Шарп был готов сделать все, что только потребуют от него султан и его люди. Еще одним источником беспокойства и возможных проблем была Мэри. Он сам убедил женщину отправиться с ним, причем уговаривать ее особенно не пришлось, но удастся ли ему защитить ее, оградить от очевидных опасностей? И все же, несмотря на все тревоги и сомнения, Шарп находил удовольствие в обретенной свободе. В конце концов он сорвался с армейского поводка и не сомневался, что сумеет выбраться из любой передряги, если только Лоуфорд не совершит какую-нибудь глупую ошибку. Главное – выжить, а уж в своей способности воспользоваться ситуацией к собственной выгоде Шарп не сомневался ни на минуту. Правила везде одни, и правила эти просты: никому не доверяй, будь настороже, а если придет беда, то бей первым и бей сильно. До сих пор это срабатывало.

Сомнения одолевали и Мэри. Она убедила себя, что любит Шарпа, но ощущала его беспокойство и нервозность, и это наводило ее на мысль, что он, может быть, не так уж и любит ее. И все же лучше быть с ним, думала Мэри, чем в армии. И дело не только в домогательствах Грина и опасности со стороны Хейксвилла. Мэри, проведя всю жизнь в армии, инстинктивно ощущала, что мир способен предложить ей нечто большее. Она выросла в Калькутте, но, хотя мать ее и была индианкой, ни в армии, ни в Индии Мэри себя своей не чувствовала. В армии ее считали бибби, а для индийцев она была человеком со стороны, не принадлежащим ни к одной из их каст, а потому фактически чужой. Полукровка, обреченная на вечное недоверие, Мэри могла рассчитывать только на свою красоту, и пусть армия обеспечивала относительную безопасность, гарантированное будущее ей не предлагал никто. Впереди Мэри ожидала вереница мужей, сменяющих один другого по причине гибели в сражении или смерти от лихорадки, а затем, когда ее увядшая красота уже перестанет привлекать мужчин, одиночество и забота о детях. Как и Шарп, она искала выход, путь наверх, возможность перехитрить судьбу, но как это сделать – не знала и потому легко согласилась участвовать в экспедиции, предоставлявшей шанс пусть даже на время вырваться из тесной западни опостылевшей жизни.

Они поднялись на невысокий холм, откуда лейтенант, укрывшись за цветущими кустами, внимательно оглядел раскинувшийся впереди пейзаж. Слева, к югу, мелькнула лента реки, которой могла быть только Кавери.

– Нам туда, – сказал он, – но только деревни будем обходить.

Деревень было две и обе преграждали прямой путь к реке.

– Нас все равно увидят, – заметила Мэри. – Сельчане ничего не пропускают.

– Если мы не станем их трогать, то, может быть, и они не станут трогать нас?

– Давай вывернем мундиры, Билл, – предложил Шарп.

– Зачем?

– Мы ведь дезертиры, верно? А раз так, то давай вывернем мундиры и покажем, что мы не солдаты.

– Не думаю, что для местных это будет иметь какое-то значение, – усмехнулся Лоуфорд.

– К черту местных. Меня беспокоят солдаты Типу, – объяснил Шарп. – Увидят красное и начнут палить без предупреждения. – Он уже сбросил ремни и теперь, пыхтя от напряжения и боли, стаскивал с плеч мундир. Сквозь бинты и грязную рубаху проступили пятна крови.

Выворачивать мундир лейтенанту не хотелось – вывернутый мундир был знаком бесчестья. Делать это иногда заставляли смалодушничавшие в сражении батальоны, но сейчас предложение Шарпа показалось Лоуфорду разумным, и он скрепя сердце вывернул мундир серой изнанкой наружу.

– Может, и мушкеты брать не стоило?

– Оружие дезертиры никогда не выбрасывают, – ответил Шарп, затягивая пояс и беря в одну руку ранец, а в другую мушкет. – Готов?

– Сейчас, – отозвался лейтенант и, к изумлению спутников, опустился на колено, чтобы прочитать короткую молитву. – Вообще-то, я не часто молюсь, – признался он, поднимаясь, – но сегодня день особенный, и помощь свыше не помешала бы. – Лоуфорд понимал, что встреча с патрулями Типу уже не за горами.

Они взяли курс на юг, туда, где блестела под солнцем река. Все трое устали, а Шарп еще и ослабел от потери крови, но держались на нервной энергии в ожидании скорой развязки. Ближайшую деревню «дезертиры» обошли стороной, сопровождаемые бесстрастными взглядами коров с отвисшими складками кожи на коротких шеях, потом миновали рощу из деревьев какао. Солнце поднималось все выше. Пока им никто не встретился. Ближе к полудню тропу пересекла лань, а часом позже мимо пронеслась резвая группа возбужденных маленьких обезьян. В полдень разношерстная троица устроила короткий привал в тени бамбуковых деревьев, а потом продолжила путь под палящим солнцем. Еще через пару часов впереди показалась река, и Лоуфорд предложил передохнуть на берегу. Глаз у Мэри потемнел и распух, придавая ей несколько гротескный вид, но она нисколько не печалилась, полагая, что получила в некотором смысле дополнительную защиту от посягательств.