Та ещё штучка (СИ) - Риз Екатерина - Страница 74

Передо мной стоял Филипп Рудаковский. К гадалке не ходи.

- Здравствуйте, - отозвалась я, не двигаясь с места.

Он также ко мне приглядывался, с живым интересом. Даже голову на бок склонил. Тоже мне, ценитель.

- Много о вас слышал, - сказал он мне в конце концов. – О вашей красоте, а также о вашей строптивости.

Я едва слышно фыркнула.

- Так о лошадях говорят.

Рудаковский улыбнулся, но только глазами.

- Точно, точно. Но вы же у нас лошадка, на которую ставки делают. Будете спорить?

- Мне все равно, кто там что делает. И думает тоже. – Я вскинула голову, взглянула на него с той степенью смелости и решительности, на которую в данный момент была способна. – Вы хотели меня видеть. Я здесь. Давайте не будем зря тратить время.

- А вы куда-то торопитесь? – усмехнулся он.

- Вы знаете, что да.

- Всё ещё надеетесь уехать в Москву?

Я промолчала, и Рудаковский понимающе усмехнулся. После чего повел рукой в сторону выдающихся дверей своего дома.

- Прошу вас, Серафима Михайловна. Не откажите, примите приглашение на чай.

Его манера общения была похожа на издевку, но я подозревала, что подобное поведение не относится лично ко мне или к нашей с ним ситуации. Скорее всего, он всегда такой, смотрит на этот мир сверху вниз, не видя рядом с собой достойных. Филипп даже мимо меня прошел с видом властителя мира. Толкнул тяжелую дверь, даже не подумав пропустить меня вперед. Мне ничего не оставалось, как пойти за ним следом. И я с огромным чувством тяжести на душе переступила порог его дома.

Как и следовало предполагать, дом Рудаковского напоминал музей. Возможно, он сам увлекался антиквариатом, возможно, обстановка дома была наследством его родителей, но я невольно крутила головой, разглядывая удивительные вещицы вокруг себя. Даже мебель в доме была старинной, никаких подделок, никакого новодела под старину. Кругом столики и комоды на резных дубовых ножках, а на них вычурные часы, статуэтки, шкатулки, рамки для фотографий, инструктированные мозаикой. На стенах картины в тяжелых рамах, по углам полированные стойки, трюмо и комоды. Теперь мне понятно, для чего такая удалённость от внешнего мира и рота охраны у ворот.

Я постреляла глазами по сторонам, потом решила, что прятать свое удивление глупо, и принялась оглядываться, уже не скрываясь. Потом позволила себе присвистнуть.

- Круто, - сказала я. – Как в музее.

- Любите антиквариат?

- Сторонний ценитель, - ответила я. – Никаких знаний в этом вопросе у меня нет.

Рудаковский усмехнулся.

- Странно. При интересах вашего мужа-то.

- В нашем доме ничего подобного никогда не было, - пожала я плечами. Остановилась перед диваном, обитым шелком, на гнутых ножках. Глянула в сомнении, затем поинтересовалась у хозяина: - Можно присесть?

Он всё-таки рассмеялся.

- Конечно. Он прочнее, чем кажется.

- Спасибо. – Я осторожно присела, снова окинула комнату взглядом.

- Серафима Михайловна, вы знали, что мы с вашим мужем были знакомы?

Я обратила к нему удивленный взгляд.

- Знакомы? Лично?

- Да, представляете. – Рудаковский подошел к столу, на котором были в ряд выставлены бутылки со спиртным. Обернулся на меня. – Выпьете?

- Я бы предпочла чашку чая. Если мне положено, конечно.

- Вы гость в моем доме. Уж чаем я вас напою. – Он прошел к дверям, громко попросил: - Чай принесите. – Вернулся ко мне, плеснул себе в бокал виски. Повернулся, снова ко мне присмотрелся. В очередной раз глупо склонил голову на бок. – Так о чем это мы… Ах да. Мы с вашим покойным мужем когда-то водили дружбу. Или не дружбу, - Филипп легко пожал плечами. – Приятельствовали. Давно это было, в Сочи.

Я непонимающе нахмурилась.

- В Сочи? Я ничего про это не знаю.

- С этим я спорить не буду. Нам было по девятнадцать-двадцать лет, я в Сочи жил у родственников, в перерыве между учебой, а Алексей… как бы выразиться более понятно?

- Как есть, так и выражайтесь.

Он хмыкнул.

- Да, наверное, так и нужно сделать. В общем, ваш муж в сезон в Сочи деньги зарабатывал. Шулерством.

Я недовольно поджала губы. Я была наслышана о той жизненной стезе моего первого супруга. Соболевский порой любил сесть за карточный стол, эта привычка водилась среди мужчин, но с моим мужем никто никогда не играл. Меня это удивляло, и однажды Леша признался мне, что по молодости профессионально занимался карточными играми. Я по наивности своей подумала, что участвовал в каких-то турнирах, но он потом мне объяснил, что все было не столь благородно и законно. Вспоминать он об этом не любил, и мы никогда больше эту тему не поднимали, Леша считал свой тогдашний заработок постыдным. А теперь вот Рудаковский мне об этом рассказывает.

- Вы знаете об этой детали его биографии?

- Слышала.

- Вот там мы с ним и познакомились. Очень давно это было.

- И к чему вы об этом вспоминаете?

- Как я уже сказал, мы с вашим мужем приятельствовали, - повторил он. Я глянула на Рудаковского с подозрительным прищуром.

- Не знаю почему, но мне кажется, что вы не просто с ним за руку при встрече здоровались. У вас тоже была бурная молодость?

- Дело не в этом. Просто ваш муж кое-что знал обо мне. И о моем отце.

Я откинулась на спинку дивана, руки на груди сложила.

- Это все было очень давно. Моего мужа нет в живых. Вы для этого хорошо постарались, Филипп. А теперь пытаетесь предъявлять претензии ко мне? По-вашему, это справедливо?

Мой вопрос остался без ответа. В комнату вошла женщина с подносом в руках. А у меня в первый момент замерло сердце, мой взгляд метнулся к её лицу, но это была не Кристина. Женщина была куда старше и дороднее. Поставила поднос на столик рядом с диваном, на котором я сидела. Налила чай в чашку, все молча, и также молча удалилась.

- Я рассказываю это вам к тому, что когда-то я доверял вашему мужу. Хотя бы, в какой-то степени. А он ответил мне черной неблагодарностью. Он убил моего отца, вы в курсе?

- А вы за это убили его. Забыли?

Наверное, он не ожидал от меня ответного обвинения, да ещё такого конкретного. Мы замерли, глядя друг на друга, молчали в напряжении. Затем я буквально заставила себя сделать глоток чая. Кстати, чай был зеленый, а я его терпеть не могу.

- Вы так категорично об этом заявляете, - заметил Рудаковский. – Не боитесь?

- Конечно, боюсь, - созналась я. – Но я думаю, что вы меня сюда позвали не для того, чтобы я помолчала. Или, на самом деле, хотели высказаться?

- Не высказаться. Хотел пообщаться с вами. Как я уже говорил, я много о вас слышал.

- О том, что я не слишком умна, наверное. Умная бы к вам не приехала.

- Сима, мы же оба знаем, для чего вы приехали. Это весьма положительно вас характеризует. По крайней мере, я покорен. Сейчас редко встретишь благородных людей.

Я вернула чашку на стол. Пару секунд собиралась с мыслями, после чего решила спросить напрямую.

- Филипп, чего вы хотите от меня?

- Хочу вернуть своё, - пожал он мне плечами.

- И какой мне с этого интерес? – удивилась я. – Пообещаете меня не убивать?

- Могу предложить вам обмен. Если он вам, конечно, интересен. Я верну вам ваше.

- Моё?

- Кристину.

Я помолчала, обдумывала. Затем осторожно проговорила:

- Думаю, с вашей стороны не слишком честно обещать мне то, что я не могу оценить.

- В каком смысле?

- Ну, прошло много лет. Я не знаю, что с Кристиной, где она, в каких обстоятельствах она жила все эти годы. К тому же, вы просите меня вернуть вам неодушевленные предметы, а взамен предлагаете живого человека. У которого, наверняка, имеется собственное мнение.

- Мнение? – Рудаковский, кажется, всерьёз удивился. – Какое у Кристины может быть мнение?

- Она же не вещь, - возмутилась я. А потом к Рудаковскому пригляделась. – Для чего она нужна была вам все эти годы? Почему вы не вернули её домой, когда поняли, что она не я?

- Сейчас это уже не важно.