Голубой молоточек. Охота за сокровищами (СИ) - Уоллес Эдгар Ричард Горацио - Страница 1

Крутой детектив США. Выпуск 9: Сборник

Росс Макдональд

ГОЛУБОЙ МОЛОТОЧЕК

I

До частной резиденции я доехал дорогой, заканчивавшейся на вершине горы автостоянкой. Выйдя из машины, полюбовался на раскинувшийся внизу город с возвышавшимися башнями миссии и зданием суда, наполовину погруженным в туманные и дымные испарения. По другую сторону холма, среди разбросанных там и сям островков, протянулся канал.

Единственным звуком, доносившимся до моих ушей, не считая тихого жужжания автострады, с которой я недавно свернул, был стук отбиваемого теннисного мяча. Корт, окруженный высокой проволочной сеткой, находился по соседству с боковой стеной дома. Коренастый мужчина в шортах и парусиновой шляпе играл с подвижной блондинкой. Сосредоточенность, с которой они передвигались на ограниченном пространстве, чем-то напоминала прогуливающихся по тюремному двору заключенных.

Мужчина пропустил несколько ударов подряд, после чего соблаговолил заметить мое присутствие. Прервав игру, он повернулся спиной к партнерше и подошел с ограждению:

— Мистер Лью Арчер?

Я утвердительно кивнул головой.

— Вы опоздали.

— С трудом отыскал вашу дорогу.

— Нужно было спросить у кого-нибудь в городе. Все знают, где живет Джек Баймейер. Даже приземляющиеся здесь самолеты используют мой дом как ориентир.

Нетрудно было догадаться о причинах этого: здание представляло собой могучий массив из белого камня и красной черепицы, возведенный в самой высокой точке Санта-Тересы. Выше были только громоздившиеся по ту сторону города холмы и круживший в безоблачном октябрьском небе ястреб.

К нам приблизилась партнерша Баймейера. Она выглядела значительно моложе, чем он. Мне показалось, что взгляд, которым я окинул ее лицо и фигуру зрелой, стареющей женщины, привел ее в сильнейшее замешательство. Баймейер не счел нужным представить меня, мне пришлось сделать это самому.

— А меня зовут Рут Баймейер. Вы наверняка не откажетесь чего-нибудь выпить, мистер Арчер. Я, во всяком случае, сделаю это с огромным удовольствием.

— Не будем играть в гостеприимство, — бесцеремонно объявил Баймейер. — Этот человек приехал по делу.

— Я знаю. Ведь это мою картину украли.

— Если ты не имеешь ничего против, Рут, я сам изложу суть дела.

Он проводил меня в дом; его жена шла за нами на некотором расстоянии. Внутри была приятная прохлада, но вскоре я отчетливо почувствовал тяжесть давивших на меня стен. Резиденция скорее напоминала общественное здание, чем жилой дом, — это было место наподобие тех, где уплачивают налоги или получают развод.

Мы медленно пересекли огромных размеров гостиную, и Баймейер показал мне белую стену, на которой виднелись лишь два крюка, некогда поддерживавших картину.

Я вытащил блокнот и авторучку:

— Когда она была похищена?

— Вчера.

— То есть вчера я заметила ее отсутствие, — вмешалась хозяйка дома. — Но я не каждый день захожу в этот зал.

— Картина была застрахована?

— Отдельного полиса на нее нет, — ответил Баймейер. — Хотя, разумеется, все в этом доме так или иначе застраховано.

— Сколько она могла стоить?

— Думаю, тысячи две.

— Значительно дороже, — возразила Рут. — По крайней мере раз в пять-шесть больше. Цены на Чентри сильно выросли.

— Я и не знал, что ты за ними следишь, — подозрительным тоном отозвался Баймейер. — Значит, десять или двенадцать тысяч? Разве ты столько заплатила за эту картину?

— Я не скажу тебе, сколько заплатила за нее. Я покупала на собственные деньги.

— Тебе непременно нужно было это делать, даже не посоветовавшись со мной? А я думал, у тебя уже прошло помешательство на почве Чентри.

Она замерла.

— Твое замечание неуместно. Я не видела Ричарда Чентри уже тридцать лет. Он не имеет никакого отношения к покупке картины.

— Так, по крайней мере, ты утверждаешь.

Рут Баймейер бросила на мужа короткий пронзительный взгляд, словно выиграла у него очко в игре значительно более трудной, чем теннис:

— Ты ревнуешь к мужчине, которого уже нет в живых. Он саркастически засмеялся:

— Все это вздор по двум причинам. Во-первых, я не ревнив, а во-вторых, не верю, что его нет в живых.

Они разговаривали так, будто забыли о моем присутствии, но я все же подозревал, что они помнили о нем. Просто мне была отведена роль арбитра, перед которым они могли вести свой давнишний спор, не опасаясь, что он может привести к прямому столкновению. Баймейер, несмотря на возраст, вел себя и говорил как человек, способный к физическому насилию, а мне уже прискучила роль пассивного наблюдателя.

— Кто такой этот Ричард Чентри?

Женщина посмотрела на меня с изумлением:

— Вы в самом деле никогда не слышали о нем?

— О нем никогда не слышала большая часть населения земного шара, — язвительно заметил Баймейер.

— Это неправда. Он был знаменит уже к моменту своего исчезновения, а тогда ему не было и тридцати.

В голосе миссис Баймейер слышались нежность и печаль. Я посмотрел на лицо ее мужа. Оно побагровело от гнева, в глазах вспыхнуло бешенство. Я сделал шаг, встав между ними, и повернулся лицом к женщине:

— Откуда исчез Ричард Чентри?

— Отсюда, — ответила она. — Из Санта-Тересы.

— Давно?

— Более двадцати пяти лет назад. Просто он решил все бросить. Как следовало из его прощального письма, он отправился на поиски новых горизонтов.

— Прощальное письмо он оставил вам?

— Нет, жене, а она опубликовала его. Я никогда не видела Ричарда Чентри со времен нашей молодости в Аризоне.

— Но я бы не сказал, что ты не старалась его встретить, — вмешался муж. — Ты хотела, чтобы я, выйдя на пенсию, поселился здесь, потому что это город Чентри. И ты велела выстроить этот дом возле его виллы.

— Это неправда, Джек. Ты сам пожелал построить его в этом месте. Я просто согласилась, и тебе отлично это известно.

Румянец на его щеках внезапно уступил место бледности, а в глазах отразилось отчаяние, когда он осознал, что его подвела память.

— Я уже ни в чем не уверен, — проговорил он голосом старого человека и вышел из комнаты.

Жена двинулась следом за ним, но потом раздумала и остановилась возле окна. Лицо ее было сосредоточенно.

— Мой муж страшно ревнив.

— Поэтому он меня и вызвал?

— Он вызвал вас потому, что я его попросила. Я хочу вернуть мою картину. Это единственное произведение Ричарда Чентри, которое у меня есть.

Я присел на подлокотник клубного кресла и вновь вынул блокнот:

— Вы можете ее описать?

— Это портрет молодой женщины, написанный в довольно традиционной манере. Краски резкие и контрастные — излюбленные цвета индейцев. У нее светлые волосы и черно-красная шаль. Ричард находился тогда под сильным влиянием индейского искусства.

— Картина относится к раннему периоду?

— В общем-то я и сама не знаю. Человек, у которого я ее купила, не мог определить время написания.

— Почему вы думаете, что это подлинник?

— Думаю, я могу судить об этом по ее внешнему виду. Продавец также гарантировал ее подлинность. Он был другом Ричарда еще со времен Аризоны. Он лишь недавно поселился в Санта-Тересе. Его зовут Пол Граймс.

— У вас есть фотография картины?

— У меня нет, но у Граймса есть. Уверена, что он разрешит вам посмотреть. У него небольшая галерея в центре города.

— Может, будет лучше, если я сначала поговорю с ним. Могу я позвонить от вас?

Она провела меня в комнату, где за старым письменным столом сидел ее муж. Поцарапанная дубовая облицовка боковин стола странным образом контрастировала с изысканными деревянными панелями из индейского дуба, покрывавшими стены. Баймейер не повернул головы в нашу сторону. Он пристально вглядывался в висевшую над столом фотографию, сделанную с самолета. На ней была изображена самая глубокая дыра, которую мне только приходилось видеть.