Санкция «Айгер». Две мертвые китаянки - Хэммет Дэшил - Страница 40

— Не упускай его из виду, Девейн, и он наш. — У поворота на тропу Майлз увидел обшарпанный знак, предупреждавший водителей, что дорога эта тупиковая. Рано или поздно Джонатану придется повернуть назад. Дорога, местами виляющая между огромными обнажениями песчаника, не была настолько широка, чтобы могли разъехаться две машины. Джонатан попал в мышеловку.

Почти час обе машины мчались по плоской желтовато-серой местности, где на зернистой поверхности выжженной земли не росло ничего. Девейн вложил пистолет обратно в кобуру. Рубашка в том месте, где она соприкасалась с кобурой, была совершенно мокрой от пота. Педик скулил и скреб острыми когтями на коленях у Майлза. Соскальзывая то в одну, то в другую сторону на каждом крутом повороте, Майлз приводил себя в равновесие, сильно напрягая ноги и спину. Его губы сжались от досады на то, что он не в состоянии сидеть элегантно и непринужденно. Даже истерические слюнявые ласки Педика действовали ему на нервы.

Машины, сотрясаясь, неслись по пустыне, оставляя за собой два высоких шлейфа мельчайшей пыли.

Несмотря на то, что через открытый борт «ровера» врывался поток воздуха, взмокшая спина Джонатана прилипла к пластиковому покрытию спинки сиденья. Когда он подпрыгнул на очередной колдобине, звякнули канистры, ударившись друг о друга. И это напомнило ему, что, если у преследователей кончится бензин, это будет совсем не то, что ему надо. Он начал искать место, отвечающее его запросам.

Девейн сгорбился над баранкой, прищурившись, вглядывался в пыль, поднимавшуюся перед ним. Челюсти его сжались в предвкушении мести.

Двумя милями дальше Джонатан увидел большой скальный выход — выветренный холм из песчаника, вокруг которого дорога описывала восьмерку. Это было идеальное место. Он постепенно сбросил газ, позволив преследователям сблизиться с ним до ста ярдов. Сразу же после первого поворота он ударил по тормозам и со скрежетом остановился, подняв густое облако удушливой пыли. Он схватил дробовик с сиденья, выскочил из «ровера» и помчался к скале, зная, что в его распоряжении всего несколько секунд, чтобы обежать вокруг скалы и оказаться позади преследователей.

Когда Девейн вписался в первый поворот, он был ослеплен вихрем пыли. Перед ним проступили туманные очертания «Лендровера», и он резко нажал на тормоза. Машина еще не остановилась, а Майлз открыл дверцу и выкатился на землю. Девейн завертел ручку для открывания окна, отчаянно хватаясь за пистолет. Хэмлок! Стволы дробовика больно ткнулись ему в левый бок. Выстрела он так и не услышал.

Джонатан отвел курки двустволки, пока обегал скалу. Он услышал визг тормозов и на всем ходу вбежал в пыльное облако. Из клубов белой пыли проступило лицо Девейна. Тот пытался открыть окно. Джонатан протиснул ствол дробовика в полуоткрытое окно и рывком спустил оба курка.

Шум был оглушителен.

Девейн всхрапнул, как забитый олень, когда сила выстрела отбросила его через все сиденье и вынесла через противоположную дверь. Он бился и корчился, пока его нервы не получили сигнала, что они уже мертвы.

Джонатан обошел машину спереди и вытащил из свесившейся руки Девейна пистолет. Липкие от крови пальцы он вытер об обрывок девейновского пиджака, найденный им в нескольких футах от машины.

Майлз стоял в оседающей пыли, поправляя манжеты потряхивая свой золотой костюм. Шпиц бился у его ног, как эпилептик в припадке.

— Фу, Джонатан! Этот костюм обошелся мне в триста долларов и, что более важно, в пять примерок.

— Полезай ко мне в машину!

Майлз поднял скулящую собачонку и пошел впереди Джонатана к «роверу». Только что происшедшие события никак не отразились на его небрежной балетной походочке.

Они ехали на запад, в глубь пустыни. Губы у них начали трескаться от соли, которая не дает расти даже самой неприхотливой растительности в этих краях. Джонатан держал пистолет в правой руке, чтобы Майлз не мог овладеть оружием.

Полтора часа они мчались сквозь раскаленный жар пустыни. Джонатан понял, что Майлз готов попытаться завладеть пистолетом. Руки Майлза, лежащие на коленях, чуть сжались, а плечи немного напряглись — и этого было достаточно, чтобы предугадать его движение. Едва он кинулся за пистолетом, Джонатан ударил по тормозам, и Майлз ударился лицом о переднюю панель. Джонатан, мгновенно поставив машину на ручной тормоз, выскочил сам и вытащил Майлза за воротник. Швырнув его на потрескавшуюся землю, он вскочил обратно в «ровер». Пока Майлз, пошатываясь, вставал на ноги — из носа сочилась кровь вперемешку с грязью, — Джонатан описал крутую дугу и развернул «ровер». Майлз встал на дороге, телом преграждая путь.

— Ты не оставишь меня здесь! — Он понял, что приготовил для него Джонатан, и это наполнило его таким ужасом, какого не смогла бы вызвать угроза получить пулю в голову.

Джонатан попытался объехать его, но не успел набрать скорость — Майлз бросился на капот и разметался там, прижавшись лицом к стеклу.

— Ради всего святого, Джонатан! — заорал он. — Пристрели меня!

Джонатан промчался вперед и резко притормозил, сбросив Майлза с капота. «Ровер», рыча, задним ходом отъехал от поверженного тела, потом набрал скорость и рванул вперед, описав широкую дугу вокруг Майлза.

Когда Джонатан поймал в зеркале подрагивающее отражение Майлза, к тому уже вернулось всегдашнее самообладание. Он стоял, взяв на руки собачонку, и глядел вслед отъезжающему «лендроверу».

Джонатан навсегда запомнил, каким он видел Майлза в последний раз. Сверкая на солнце золотым костюмом, Майлз спустил собаку на землю и вынул из кармана расческу. Он прошелся ею по шевелюре и подправил волосы на висках.

КЛЯЙНЕ ШАЙДЕГГ, 5 июля

Джонатан сидел за круглым железным столиком на террасе отеля, потягивая водуазское вино, слегка отдающее травой, и наслаждаясь легким пощипыванием, вызванным скрытой шипучестью вина. Он посмотрел мимо круто загибающегося вверх луга на мрачный северный склон Айгера. Зыбкое тепло горного солнца время от времени сносилось прочь порывами свежего горного ветра.

Лишь раз в день, и то очень ненадолго, солнечные лучи касались темного вогнутого склона, зловеще нависшего над Джонатаном. Склон выглядел так, будто какой-то бог-олимпиец лопатой вырубил его в теле горы. Его острый черно-серый край в форме полумесяца прорезал сверкающую синеву неба.

Задул ветерок, и Джонатан невольно вздрогнул. Он вспомнил две свои предыдущие попытки штурма этого склона. Обе они оказались неудачными из-за тех сильнейших бурь, которые накатываются с севера, накапливаются и многократно усиливаются в естественном амфитеатре Айгерванда. Эта звериная ярость ветра и снега столь обычна здесь, что мрачные проводники из бернской части Оберланда называют ее айгерской погодкой.

После опаснейшего девятичасового спуска с высотного ледника под названием Белый Паук, полностью воплотившего в себе предательский нрав этой горы, Джонатан пообещал себе, что больше никогда сюда не полезет.

И все-таки… Покорить эту гору было бы очень заманчиво.

Он поправил солнечные очки и, невольно испытывая восхищение, стал созерцать ужасающее величие Айгера. Столь отчетливая видимость была необычна: как правило, вершину окутывал тяжелый саван тумана, скрывая от глаз бури, свирепствующие наверху, и приглушая рев и треск лавин, составляющих самое эффективное оружие горы для обороны от пришельцев. Взгляд Джонатана цеплялся за каждое приметное место на склоне — любое из них было связано с поражением или гибелью альпиниста.

Он боялся этой горы — у него от страха в паху щипало. И в то же время руки жаждали прикоснуться к ее холодному камню, и он воодушевлялся при одной мысли о том, что еще раз померяется силами с этим великим и грозным дикарем. Каждый альпинист хоть раз проходил через этот странный диалог между осторожным умом и неистовым телом. Очень жаль, что объект его санкции будет установлен до восхождения. Может быть, потом, когда все это…