Фактор «Дельта». Десять плюс один - Макбейн Эд - Страница 42

Он открыл дверь и провел девушку в свой рабочий кабинет. На ней был белый джемпер и темно-серая юбка, - длинные волосы цвета конопли были стянуты на затылке в конский хвост. Она положила книги и тетради на стол, села, закинув ногу на ногу, и натянула юбку на колени.

- Хотите кофе? - спросил Карелла.

- А можно?

- Конечно. Мисколо! - крикнул он. - Принесешь два кофе?

Из глубины секретарской с другого конца коридора до них донесся голос Мисколо:

- Сейчас!

Карелла улыбнулся девушке:

- Чем могу служить, мисс Форрест?

- Меня почти все зовут Синди,- ответила она.

- Хорошо, пусть будет Синди. Итак, Синди?

- Дело в том… Папу похоронили в субботу, вы знаете?

- Да, я знаю.

- Я прочитала в газетах, что еще одного человека убили. - Как вы думаете, это тот же самый?

- Мы не знаем.

- У вас еще нет никакой версии?

- Мы ищем.

- Я спросила моего преподавателя психологии. Видите ли, я посещаю педагогические курсы. Я у него спросила, что он думает об этих убийствах, - сказала Синди, на секунду замолчала, потом снова заговорила: - Это ведь убийца-снайпер, не так ли?

- Может быть. Так что же вам сказал ваш преподаватель психологии?

- Что он не так много знает о снайперах и даже не знает, изучали ли их вообще. Но у него есть несколько собственных соображений по этому поводу.

- Да? И каких же?

- Он считает, что снайперы очень похожи на любителей подглядывать.

- Да что вы?

- Да. Он сказал, что их динамические схемы почти идентичны.

- Как это - «динамические схемы»?

- Реакция на увиденный в детстве акт грехопадения.

- Акт грехопадения?

- Да.

- А что это такое? - наивно спросил Карелла.

Не моргнув глазом Синди ответила:

- Сексуальные отношения между родителями.

- А!

- Мой преподаватель говорит, что подглядывают все дети, но стараются притвориться, что не смотрят. Снайпер - носитель видимого символа: обычно он пользуется оптическим прицелом, он смотрит, оставаясь невидимым, действует и не попадается.

- Понятно, - произнес Карелла.

- Мой преподаватель говорит, что такой человек действует в основном под сильным импульсом сексуальной агрессивности. Его поступок дает ему сексуальный стимул и даже сексуальное удовлетворение. - Синди посмотрела на Кареллу огромными голубыми глазами - детскими и наивными. - Что вы об этом думаете?

- Я? Не знаю.

- Разве у вас нет психологов? - спросила Синди.

- Есть один.

- Так почему вы не спросите у него, что он обо всем этом думает?

- Все это хорошо для телевидения.

- Значит, я ошибалась, думая, что современная полиция хочет докопаться до психологических мотивов, побуждающих преступников к действию.

Мои соображения…

- Бросьте, - сказал Карелла. - Вы слишком юны и милы, чтобы обижаться на старого дурня полицейского.

- Я не юная и не милая, а вы не дурень, - возразила Синди.

- Вам девятнадцать лет…

- В июне будет двадцать.

- И почему же вы не милая?

- Потому что я слишком много видела и слышала.

- Что, например?

- Ничего, - сухо ответила она.

- Но мне интересно, Синди.

Синди собрала свои книги и прижала их к груди.

- Мистер Карелла, не забывайте, что мы живем не во времена королевы Виктории.

- Постараюсь. Но, может быть, вы все-таки объясните, что вы хотели всем этим сказать?

- Я хотела сказать, что в наши дни большинство семнадцатилетних уже видели и слышали все, что можно видеть и слышать.

- Ну и скучно же им, должно быть, - сказал Карелла. - А что вы делаете, когда вам исполняется восемнадцать или девятнадцать?

- В девятнадцать, - ледяным тоном ответила Синди, - вы идете к полицейскому, который объявил вам о смерти вашего отца, в надежде рассказать ему кое о чем, чего он, может быть, не знает и что могло бы ему помочь. И вот тогда, как это всегда бывает с так называемыми взрослыми, вы осознаете, что вас даже не слушают. Это разочаровывает.

- Сядьте, Синди. Что вы хотите мне рассказать о снайпере? Если, конечно, это был снайпер.

- Тот, кто стреляет в людей с крыши, может быть только снайпером.

- Необязательно.

- Он убил уже двоих одним способом!

- Если это он их убил…

- В газетах пишут, что патроны были одинаковые.

- Это может означать очень многое, а может и совершенно не иметь смысла.

- Нет, серьезно, не будете же вы меня убеждать, что верите в простое совпадение?

- Я лишь могу вам сказать, что мы рассматриваем все варианты. Сядьте, прошу вас, у меня от вас голова кружится.

Синди резко села и снова бросила книги на стол. Хотя она и была девятнадцатилетней девушкой, которая все видела и слышала, в этот момент она выглядела просто девятнадцатилетней девушкой.

- Хорошо, - сказала Синди. - Допустим, что моего отца и этого человека убил один и тот же тип; допустим, что это действительно снайпер. Тогда, мне кажется, вам следует рассмотреть, не действовал ли он по сексуальным причинам.

- Мы не преминем это сделать.

Синди вскочила и собрала свои книги.

- Вы смеетесь надо мной, инспектор Карелла, - гневно сказала она. - И это мне совсем не нравится!

- Нет же, я вовсе не смеюсь над вами! Я все понял, что вы сказали Неужели вы думаете, Синди, что мы никогда не имели дела с подобными типами?

- Что?

- Я вас спросил: неужели вы думаете, что полиция никогда не имела дела…

- Ох!

Синди снова села и положила книги на стол.

- Мне и в голову не пришло. Простите меня.

- Да ничего.

- Нет, действительно, простите меня. Конечно. Вы, конечно, должны видеть кучу всякого. Мне так стыдно.

- Во всяком случае, Синди, я рад, что вы пришли поговорить со мной.

- Правда? - быстро спросила она.

- Нам не часто приходится видеть здесь симпатичных и умных ребят, а это оказывает хорошее влияние.

- Хорошая девчонка с соседней улицы, да? - спросила Синди со странной улыбкой. Она встала, пожала Карелле руку, поблагодарила его и ушла.

В женщине, которая брела по Кэлвер-авеню, не было ничего от хорошей девчонки с соседней улицы. Ей был сорок один год - выцветшие светлые волосы, слишком ярко накрашенные губы и щеки. На ней была черная юбка в обтяжку, которую она испачкала рисовой пудрой, когда красилась. Грудь ее, высоко задранную лифчиком, чрезмерно облегал довольно грязный белый пуловер.

В руке у нее была черная кожаная сумочка. Она выглядела совсем как проститутка, и не без оснований…

Денек выдался трудный. Она была проституткой и к тому же пьяницей. Она проснулась в шесть утра. Летучие мыши и крысы вытанцовывали сарабанду в ее грязной меблированной комнате с осыпающимся потолком, а увидев, что в бутылке, стоявшей рядом с кроватью, не осталось ни капли, она быстро оделась, тем более что под одеждой редко носила что-то кроме лифчика, и вышла на улицу. К полудню она набрала денег на бутылку дешевого виски; к часу дня бутылка была пуста. В четыре часа она проснулась, летучие мыши и крысы возобновили свой танец по комнате; бутылка у кровати была пуста. Она надела лифчик, пуловер, черную юбку и черные босоножки на высоком каблуке, напудрилась, ярко намазала губы и слишком ярко нарумянилась. Теперь она ходила взад и вперед по знакомому тротуару, на город мало-помалу спускались сумерки.

У нее вошло в привычку ходить по этому тротуару каждый вечер, потому что на углу Кэлвер-авеню и Пятнадцатой Северной улицы был завод, рабочие которого кончали работу в половине шестого. Когда ей улыбалась удача, она подхватывала клиента, платившего ей четыре доллара за быстрое удовольствие, а при большой удаче парня удавалось заполучить на ночь, и он платил сумасшедшую цену - пятнадцать долларов в звонкой американской монете.

В этот вечер она чувствовала себя в ударе. В этот вечер она смотрела на мужчин, группами выходивших из заводских ворот на углу улицы, и чувствовала, что скоро вытащит главный приз. Чуть-чуть удачи, и парню захочется немного выпить перед тем, как лечь в кровать. И кто знает, вдруг он безумно влюбится в нее. Какой-нибудь мастер или даже директор… с ума будет сходить по ее волосам, глазам и увезет ее с собой в огромный особняк в шикарном пригороде; у нее будет горничная, дворецкий, и любовью она будет заниматься только тогда, когда захочет… и… не смеши меня!