Наследие Евы (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner" - Страница 20

Наверное, Серега ждет, что Стах заведется. Не выйдет. Сегодня мать — не болевая точка. Сегодня она напортачила так, что Стах не хочет ее защищать. А может, не только сегодня. Он не знает. Он лежит, свернувшись калачиком на холодном полу, и молчит.

— Ну?! Че притих? Сказать нечего, да?

А что сказать? «Я не виноват», «Давай не будем ссориться из-за паршивых взрослых»? И как, сработает? Спустя пятнадцать лет того, что исправить нельзя?

Стах снимает с себя пакет. Садится ровно.

Никто в этом доме не скажет им:

«Ну что вы? Родные братья…

И так тяжело…»

Стах греет лед в руках. Все время греет чертов лед. Пальцы горят от холода, а гребаные айсберги стоят.

Потом вдруг…

Капает капля. Разбивается неслышно. В кромешной тьме. Серега чешет щеку, шмыгает носом и говорит ровнее:

— Дай сюда.

Стах отдает ему пакет.

— А теперь катись. Пошел.

Стах поднимается с места. Плетется в темноте обратно к себе, касаясь шершавых обоев кончиками пальцев. Забирается в кровать, утыкается носом в подушку. В такие моменты ему особенно, почти жизненно необходимо набрать заученный наизусть номер, сказать: «Сегодня какой-то хреновый день. Сегодня какая-то хреновая жизнь. И я не помню, когда это „сегодня‟ началось. Заберите меня в Питер, просто заберите меня в Питер...»

IV

Стах караулит Тима возле кабинетов, где, по идее, он должен учиться со своим классом. Тим, кажется, опять либо прячется где-то в гимназии, либо не пришел на уроки. Стах хочет помириться с ним. Сказать, что «в последнее время»… он, наверное, перегибает. Орал вот вчера на мать…

Надо что-то делать с приступами гнева.

Так он думает, а потом видит Колю.

Ну. Вопрос решен, похоже. С приступами гнева.

Он отлипает от стены, выходит навстречу. Коля замечает. Несколько секунд — недовольных гляделок. А потом начинают раздаваться знакомые шакалиные песни: это Стаха увидел десятый «Б». Коля стискивает зубы, проходит мимо, пихает. Цедит что-то вроде:

— Да ты прикалываешься, что ли…

Стах усмехается. Но нет: не прикалывается. Он разворачивает старшеклассника за плечо и заряжает кулаком ему в нос. Со стороны это выглядит так, словно какой-то неодомашненный кот расцарапал доберману морду. Класс завывает. Коля — выпадает в осадок. Но нужно отдать ему должное: приходит в себя он быстро и хватает негодяя за воротник. Кот молчит. Смотрит в ответ со злым отчаянием. У добермана падает с носа красное. Он не понимает:

— Это за что еще, Сакевич, падла?!..

Стах смотрит на него несколько секунд, тяжело дышит. Резко отпихивает от себя, сбивает его руку, хватает сам. И вот уже кот вцепился доберману в горло, а теперь рычит в самое ухо, заставляя склониться:

— За то, что тебе взбрело в голову — фильтровать его круг общения.

Стах отталкивает Колю. Тот пятится по инерции пару шагов. Он не понял. Он — растерян. Они сверлят друг друга взглядами.

Еще пара немых мгновений, где не существует подначиваний десятого «Б».

А потом… звук возвращается, и Стах делает шаг назад. Он поворачивается спиной, прячет руки в карманы, уходит. Доберман за ним не бежит. Доберман ему позволяет.

Класс гудит, показывая вниз большие пальцы: такого пса — и сбила с толку драная кошка.

V

Тим, как приличный ученый котофей, обитает в библиотеке, со сказками; листает книгу, свернувшись в клубок, и ни на кого не бросается. К нему, ученому, приходит... Стах. Чуть не крадется, чуть не жмет уши к затылку. Встает напротив.

Тим поднимает на него взгляд и тут же теряется. Он морщится болезненно, произносит как-то грустно и раздосадованно:

— Арис…

Стах, оказывается, давно прощен. Это его почему-то расстраивает: он цокает, опускается к Тиму и утыкается в него носом. Хочет сознаться: «Я все время злюсь», чтобы простили и за это, но молчит, иначе, наисповедовавшись, еще начнет тут разводить слезы и сопли.

Тим откладывает книгу, обнимает дурака. Дурак сидит ручной и хмурый. И обиженный на Тима, что он такой ласковый. Стах знал о нем давно. Стах не знал, что ему так понравится, что он сдастся — и все будет так сложно и гадко.

Ученый кот гладит лапой дурака и рассказывает ему какие-то сказки:

— Коля за тебя переживает больше, чем за меня. А ты разревновался…

Стах не хочет, чтобы снова «разревновался», и молчит, и сопит в худое плечо. Потом выдает:

— С чего бы вдруг?

— Ну… — голос у Тима виноватый. — Когда он в восьмом перевелся, его тоже из-за меня били… Он тебе такого не хочет… Я тоже… только… Наверное, он лучше, чем я.

— Он че, Иисус?

— Что?..

Паучьи пальцы замирают в ржавой проволоке.

— Ну, лучше тебя, Тиша, только Иисус.

Тим повторяет в сотый раз, что Стах:

— Дурак.

А тот, не смущаясь, укладывается поудобней и продолжает раздраженно сопеть. Тим вздыхает. Гладит дурака по голове. Он просто еще не знает, что дурак разбил доберману нос за то, что тот «переживал».

Тим шепчет:

— Прости меня.

— Чего, Тиша? За что?..

Тим не отзывается. Стах чувствует себя грешником, как если бы Тим решил расплачиваться за все грехи человечества, а он тут ни к селу ни к городу и вдобавок Тимовых праведников бьет.

Стах отлипает от него, спрашивает снова:

— За что?..

Тим отпускает глупого кота, возвращает себе книгу, ковыряет страницы. Не может поднять на него взгляд.

— Тиша…

— Я такой эгоист…

Стах смотрит на Тима. Не моргает. Не врубается.

— Это еще почему?

Тим мотает головой отрицательно. Молчит. Дует губы. Стах бодает его в плечо. Проверяет: реагирует или как? Тим в основном «или как». Стах жмется к нему обратно и стихает.

Тим больше не касается. Стаха тянет шутливо попросить: «Я тоже эгоист. Сижу и думаю: вот бы котофей меня, человека, гладил». Это уже ни в какие ворота, поэтому он молчит.

— Тиш?

— Мм?.. — то ли обиженно, то ли расстроенно.

— На эгоиста ты похож меньше всего.

— Не с тобой…

— Это же я к тебе лезу, помнишь?

— А я ведусь… Тоже дурак.

Стах молчит. Сникает, перенимает чужой депрессивный настрой. Не понимает, что это значит и на что Тим ведется.

— Ты со мной не хочешь общаться?

— Это не важно, чего я хочу…

— Еще скажи, что я тебя вынудил.

— Я не о том…

— О чем?

Тим пожимает плечами, молчит.

— Хочешь или нет?

— Хочу.

— Вот и решили. Тема закрыта.

Только хрупкий баланс восстановлен, только Стах замирает, пригревшись, как звенит звонок. Он цокает. Он неохотно отстраняется. Он снова злится.

Поднимаясь, Стах замечает, какой Тим сидит. Под грозовой тучей. Просит:

— Не грусти.

Выстрел мимо.

— Тиша.

— Иди на урок.

Стах стоит еще немного рядом. Ждет чего-то. Чего-то еще. А потом сдается, прячет руки в карманы и забирает клочок Тимовой тучи с собой.

========== Глава 12. За пределами настоящего ==========

I

Стах считает, что поссорился с матерью. Мать считает, что им пора бы поговорить по душам, ставит табурет поближе к столу. Стах пытается делать вид, что очень занят уроками. Но ее таким, конечно, не проймешь.

— Стах, знаешь, — начинает она, — этот твой мальчик, Тим…

Просто попадание в десятку. Худшее, что она могла сказать. Но Стах держится бодрячком и усмехается:

— Что, больше не «Тимоша»?

— Ты еще не понимаешь, не разбираешься в людях, чтобы понимать…

— Мам, лучше не надо.

Она, походу, не ожидала. Не знает, как отреагировать. Стах иногда — тоже. А то мать, конечно, разбирается в людях. Лучше всего в отце.

— Ты считаешь себя очень умным, но некоторые вещи люди осознают только с возрастом…

— Возраст ничего не решает.

— Это ты так думаешь, пока подросток…

Стах цокает и уставляется на мать.

— Хочешь правду?

Голос у него спокойный, вид уставший. В нем сегодня очень много того, что она проглядела, хотя, казалось бы, она держала его под лупой, если не под микроскопом. И теперь она застывает. Ну привет, что ли.