Набор преисподней (СИ) - Рицнер Алекс "Ritsner" - Страница 37

— А… Здорово. Я тоже увлекаюсь птицами. Только железными. Будем знакомы, — усмехается.

Тим тянет уголок губ. Кивает. Отходит — психологически. Стах чувствует, поэтому садится с ним рядом за стол.

— Давай помогу.

— Я почти все… Немного осталось.

— Хоть так.

Тим в этот раз соглашается и отдает ему доску с ножом.

VIII

Стаху надо было порезать только огурцы. Огурцы — это не пальцы. Очень простая миссия. Проще некуда. Тим, когда видит, что он с собой наделал, зажимает нос тыльной стороной ладони. Отворачивается и закатывает глаза — не так, как если бы он театрально закатил глаза, а так, как если бы он почувствовал себя плохо.

— Ты крови боишься? — не понимает Стах.

— Кажется…

Стах поднимается к раковине, подставляет палец под струю холодной воды. Вспоминает Тима с разбитым носом. Он тогда от ужаса чуть не откинулся… Стах понимает теперь, когда достаточно с ним знаком. Он усмехается:

— А красные продукты — это из той же серии?

Тим поднимает на него затравленный взгляд.

Тот момент, когда шутка настолько не удалась, что оказалась правдой.

— Занятно…

Они замолкают. Стах отслеживает, как там поживает палец без воды. Без воды поживает плохо — и приходится отправить его обратно. Стах интересуется между делом:

— И давно это у тебя?

Тим прикидывает:

— С класса седьмого?..

Что-то встает у Стаха в голове — и он уставляется перед собой в одну точку, перестает моргать. Оборачивается на Тима:

— Тиш?..

Тот напрягается.

— А ты же тогда перестал ходить в столовую?

Тим поджимает губы и ничего не отвечает.

IX

Отмечать планируют в зале. Тим зажигает елку и включает телевизор. Свет никто не трогает. Даже стол они накрывают в полумраке. Тим притаскивает восхитительно мягкий на ощупь плед и две подушки. Они забираются на диван с ногами. Стах растекается и ленится даже тарелку себе взять.

— Что ты будешь?

Стах пожимает плечами. Тим накладывает им разные салаты и подает. Это странно: у Стаха мать всего кладет понемногу, чтобы можно было все сразу попробовать. Но — как хозяин скажет, так и будет.

Стах пробует, жмурится, мычит Тиму о том, что вкусно. Тот тянет уголок губ. Стах в ответ набирает салат со словами:

— Попробуй.

Тим косится с сомнением.

— Чего, брезгуешь? Возьми своей вилкой.

— Да нет.

Тим обхватывает его руку холодными пальцами. Долго примеряется, прежде чем решиться. Кошки меньше думают, когда надо совершить особенно сложный прыжок.

— Что ты там высматриваешь? Ты же сам готовил.

Тим обхватывает губами только самый краешек вилки. Прожевывает, внимательно прислушиваясь к себе. Потом говорит:

— Я понимаю. Но все равно меня клинит.

— Что такого в столовой произошло?..

Тим выжидает обиженную паузу, запивает соком, говорит:

— Не хочу об этом в Новый год.

— Как скажешь, — Стах не претендует на его секреты.

X

Играет какой-то новогодний концерт. Стах не пялится, как избирательно Тим ковыряется в тарелке. Сам он с салатом не церемонится и уплетает вторую порцию. Тим не комментирует.

Как появляется президент, Стах подает Тиму бокал с соком, берет свой, говорит очень пафосно:

— С Новым годом, Тимофей Алексеич.

Тим смотрит на него несколько секунд, облизывает губы, чокается, произносит чуть слышно:

— С Новым… — и уходит в себя.

XI

Тим засыпает прямо на диване, свернувшись калачиком. Какое-то время он смотрел телевизор, потом отключился. Стах не знает, куда себя деть. Гасит концерт — не может под него спать, забирается в другой угол дивана.

Здесь неудобно и тесно, но ему хорошо. Спокойно. Как будто они все-таки уехали, как будто он на своем месте. Он смотрит на Тима какое-то время, пока глаза не закрываются сами.

========== Глава 28. Беспокойная возня и аномалии ==========

I

Часов в пять утра долго разносится трель по квартире. Стах восстает, как из мертвых. Тим спешно собирает плед и подхватывает посуду. Стах болезненно щурится на него и спрашивает кивком, в чем дело.

— Не знаю. Иди ложись в комнате.

Стах спросонья, не особо напрягаясь, выполняет просьбу почти на автопилоте, спотыкается о неубранные газеты и падает аккурат на кровать. Недовольно мычит. У себя вот он бардака не разводит. Но ему очень лениво вставать. Он за собой не помнит, чтобы когда-то было еще так лениво. Из сна его окончательно вырывает шум в коридоре.

— Ты чего?..

— Алина сбежала… Я еще и ключи потерял, представляешь?..

Стах представляет: ему забавно. Может, тоже где-то в замке оставил.

— Сбежала?.. Куда?

— К подруге. Мы всю новогоднюю ночь по улицам мотались… Зря я пошел. Она истерику закатила, как только я появился. «Ты мне, — говорит, — отца не заменишь, и Новый год я с вами отмечать не буду». И Лене потом заявила: «Либо я, либо он»… В общем, такое… А ты чего?.. Никуда не пошел?.. Вроде хотел.

— Пап… Ничего, что у меня… друг?..

— Друг?..

— Ну…

— Какой друг?

— Вы виделись с ним. Ну, перед педсоветом…

— А. Я помню. Рыжий. Солидный. Аристарх.

— Не солидный… — Тим улыбается голосом.

— Тебе виднее, — говорит. — Ты тогда о нем промолчал, а теперь вы Новый год справляете вместе?..

Тишина. Только слышно, как Алексей раздевается. А Стаху кажется, что их как будто в чем-то уличают. Или его одного. Такое чувство, что он накосячил. И он лежит на кровати — подслушивает, ощущает себя отвратительно из-за этого — и не потому, что он прижался к двери, а потому, что стены картонные. Что ему, уши руками закрыть?.. Еще и дурацкое сердце сходит с ума, чтоб ему пусто было.

— И чего вы?.. вместе ночуете?..

— Что?..

— Да я к тому, что разместились или нет…

— А… Да…

— Ясно. Ладно. Я разбудил вас, наверное?

— Ничего…

Стах слышит шаги. Потом они замирают. Алексей говорит:

— Тиш, ты хоть бы…

— Ч-чего?..

Пауза. Стаху кажется, что эта неловкость проходит под дверь через щель. Как какой-нибудь газ.

— Часы не верти. Опять синяки будут.

— А…

II

Стах не хочет знать, что это было, и отворачивается к стене, и делает вид, что спит. Тим первым делом, как заходит, включает лампу. Долго стоит у стола. Потом подходит ближе, сворачивает газеты, отодвигает в сторону. Стаху очень стыдно за себя, до того, что горят уши. Или он себе объясняет, что из-за этого.

Чувствует — прогибается кровать. Тим немного склоняется, видимо, проверяет, спит Стах или нет. Тот притворяется, что спит. Тогда Тим опять выходит. Возвращается с пледом. Накрывает его. Поправляет у шеи загнутый край. Проводит рукой… по плечу. Пробует позвать:

— Арис?..

Стах не отзывается и планирует играть до конца. Как-то некстати заново срывает пульс. Стах не шевелится, только предательски дрожат ресницы, только начинает казаться, что сердце стучит везде — даже в горле, и слышно его так, что уже не отвертеться, в этой дрожащей и визжащей тишине.

Тим выдыхает. Переодевается. Возвращается обратно. Снова склоняется над Стахом. Помедлив, убирает ему со скулы рыжую прядь… и, совсем ощутив безнаказанность, проводит рукой по его голове так, как если просто хотел потрогать волосы. Стах знает, что на ощупь они неприятные — спутанные и жесткие…