Эхо плоти моей - Диш Томас Майкл - Страница 1

Томас Диш

Эхо плоти моей

Глава 1

Натан Хэнзард

Палец на курке напрягся, и спокойствие пасмурного утра вдребезги рассыпалось от винтовочного выстрела. Бесчисленные отзвуки, словно отражения, что множатся в осколках разбитого зеркала, вернулись от горных склонов. Эхо напоминало издевательский хохот. Отзвуки возвращались вновь, постепенно слабея, и наконец стихли. Но спокойствие уже не вернулось, спокойствие было разбито.

Небольшая колонна солдат двигалась по грунтовой дороге. При звуках выстрела капитан, шедший во главе колонны, остановил ее и размашисто зашагал назад. Капитану было лет тридцать пять, может быть, сорок. Его лицо могло бы показаться красивым, если бы не застывшее на нем выражение показного безразличия. Постановка подбородка и выражение твердого рта выдавали кадрового военного. Годы неутолимой дисциплины пригасили живой блеск глаз, придав им сходство со стекляшками. И все же опытный наблюдатель мог бы заметить, что лицо капитана — на самом деле искусная маска, свидетельствующая о чем угодно, но не о внутреннем спокойствии. Впрочем, сейчас это лицо оживляла гримаса гнева или, по меньшей мере, раздражения.

Капитан остановился в конце колонны напротив рыжего солдата с сержантскими нашивками на рукаве гимнастерки.

— Уорсоу?

— Да, сэр, — сержант изобразил что-то вроде стойки смирно.

— Вам было приказано собрать оставшиеся после стрельбы боеприпасы.

— Да, сэр.

— Значит, патроны возвращены вам, и их ни у кого не должно быть.

— Так точно, сэр.

— Вы выполнили приказ?

— Да, сэр, насколько я могу судить.

— И все же выстрел, который мы слышали, наверняка был произведен одним из нас. Дайте мне свою винтовку, Уорсоу. Сержант с явной неохотой протянул винтовку капитану.

— Ствол теплый, — заметил капитан.

Уорсоу не ответил.

— Я так понимаю, Уорсоу, что винтовка не заряжена?

— Да, сэр.

Капитан демонстративно посмотрел на снятый предохранитель, прижал приклад к плечу и положил палец на курок. Уорсоу не говорил ничего.

— Так я могу нажать на курок, Уорсоу? Ствол глядел на правую ногу сержанта. Уорсоу не отвечал, но его веснушчатое лицо покрылось крупными каплями пота.

— Вы мне разрешаете? Уорсоу сломался.

— Нет, сэр, — сказал он.

Капитан открыл магазин винтовки, вынул обойму и вернул винтовку сержанту.

— В таком случае, Уорсоу, не может ли случиться так, что выстрел, остановивший колонну минуту назад, был произведен из этой винтовки? — даже теперь в голосе капитана не было ни малейшего оттенка сарказма.

— Сэр, я увидел кролика. Капитан нахмурился.

— Вы попали в него, Уорсоу?

— Нет, сэр.

— Ваше счастье. Вы понимаете, что охотиться в нашей стране — преступление?

— Сэр, это был просто кролик. Мы всегда стреляем их здесь, когда возвращаемся со стрельб.

— Вы хотите сказать, что всегда нарушаете закон?

— Нет, сэр, я ничего такого не говорю. Я говорю только, что обычно…

— Заткнитесь, Уорсоу.

Лицо Уорсоу так покраснело, что рыжеватые брови и ресницы стали казаться на его фоне белыми. Хуже того: нижняя губа сержанта непроизвольно задергалась, словно он пытался надуть губы.

— Лжецов я презираю, — сказал капитан без выражения. Он засунул ноготь большого пальца под край нашивки на правом рукаве Уорсоу и быстрым движением сорвал ее. Следом сорвал и вторую нашивку.

Затем капитан вернулся к началу колонны, и та снова двинулась к грузовикам, которые ожидали, чтобы отвезти их в лагерь Джексон.

Капитан, герой нашего рассказа, был человеком будущего, а точнее, того, что считаем будущим мы, поскольку для самого капитана оно казалось самым заурядным настоящим. Хотя и в будущем можно жить по-разному: быть там своим человеком или напоминать пришельца из прошлого. Так вот, если говорить честно, то капитану следовало родиться на много лет раньше, чем он это сделал.

Возьмем хотя бы его профессию: кадровый офицер — конечно же, крайне нетипичная карьера для 1990 года. К тому времени люди уже поняли, что регулярная армия — место, подходящее только для простофиль и сельских дурачков. Да, существовала воинская повинность, и каждый молодой человек был обязан отдавать три года жизни армии, но все знали, что это пустая условность, резервисты никому не нужны, их содержат только для того, чтобы на три года дольше не вносить в списки безработных. Но раз это понимали все, то и отношение к армии было соответствующим. Среди современников капитана что-то около 29 процентов людей были настолько непохожи на него, что предпочитали эти три года провести в комфортабельных, изобилующих свободами тюрьмах, выстроенных специально для отказников по мотивам совести. Разумеется, “совестники” глядели на капитана и ему подобных как на замшелые окаменелости.

Общеизвестно, что воинская служба традиционно требует от человека скорее силы характера, нежели ума. Но нашего героя это не касается! Достаточно сказать, что на третьем курсе военного училища его коэффициент интеллекта, измеренный по краткому тесту Стэнфорда-Бине, достигал вполне пристойной отметки 128. А это больше того, что мы вправе требовать от человека, выбравшего такого рода профессию.

Капитан и сам чувствовал, что его умственные способности слишком велики. Он был бы гораздо счастливее, если бы обладал своеобразной профессиональной слепотой, позволяющей не замечать некоторых существенных деталей, неприятных с моральной точки зрения. Во всяком случае, большинство сослуживцев капитана никакими проблемами не мучилось, и им было хорошо.

Однажды излишняя сообразительность даже повредила капитанской карьере и не исключено, что этот случай был причиной относительно невысокого его положения в армейской иерархии. Впрочем, об этом, если придется к слову, мы расскажем потом.

Не исключено также, что медленное продвижение по службе было просто-напросто связано с отсутствием вакансий. Регулярная армия 1990 года была куда меньше нынешней, отчасти в результате международных соглашений, но, в основном, из-за того, что для ведения ядерной войны большая армия не нужна. Человечество наконец поняло, что 25 000 солдат, вооруженных атомными бомбами, уничтожат его так же надежно, как и 2 500 000. В результате все страны быстренько разоружились, хотя это было совсем не то разоружение, о каком мечталось прежде. Вместо уничтожения ядерных боеголовок разоружение только их и сохранило. Таким образом, слово “разоружение” стало своего рода эвфемизмом, танки уничтожались не для сохранения мира, а ради экономии средств, чтобы пацифисты могли на эти деньги вести комфортабельную жизнь. Неудивительно, что в 1990 году все были пацифистами, а бомбы остались на месте и ожидали своего дня, который, как все понимали, был уже недалек.

Итак, мы видим, что, живя в будущем, капитан не был его типичным представителем. Его политические взгляды были столь консервативны, что граничили с реакционностью. То же самое можно сказать и о его эстетических воззрениях. Он не читал тех книг, что считались лучшими, и видел лишь малую часть лучших кинофильмов. Но не надо думать, что капитан был лишен чувства прекрасного! Его музыкальный вкус, например, был очень высок, в чем мы еще убедимся. Но у него напрочь не было чувства моды, а это во все времена было крупным недостатком.