Сердце и кнут (СИ) - "Elle D." - Страница 8

Джаред опустил голову и молча вышел, прикрыв за собой дверь.

Его выручила Кэсси, подсказавшая, как правильно стирать и высушивать деликатную ткань. Когда со стиркой было покончено, Джаред обнаружил, что настало время обеда. Никогда прежде ещё часы не летели так быстро. Джаред наскоро перекусил и решил наведаться к Ленточке — утром она перебирала копытами и ржала, тянула морду к нему, требуя привычную утреннюю прогулку. А к обеду, бедная, совсем застоялась. Надо было выгулять её хоть часок, пока мистер Дженсен не вернулся с плантации.

Но у конюшни путь Джареду, к его удивлению, преградил Виктор.

— Извини, Джаред, — протянул он. — Тебе запрещено подходить к лошадям, если только не по приказу мистера Розенбаума.

— Но… — Джаред растерянно уставился на него. — Там же Ленточка. Надо её выгулять.

— Я выгуляю, не волнуйся. В конце концов, это моя обязанность — следить за хозяйскими лошадьми.

Ему почудилось, или в голосе Виктора прозвучало то же злорадство, какое Джаред уже видел сегодня в глазах Розенбаума и Тэмми?

— Я тебя чем-то обидел? — напрямик спросил он, и Виктор, слегка вздрогнув, бросил на него злобный взгляд.

— Ты тут ни при чём. Это приказ Рози, а я против Рози не пойду. Так что валил бы ты отсюда подобру-поздорову.

И Джареду ничего не оставалось, как последовать этому нелюбезному совету, даром что Ленточка, почуяв его, громко заржала из глубины конюшни.

Мистер Дженсен не явился к ужину. Уже совсем стемнело, наступило время, когда рабы отходили ко сну. Джареду тоже хотелось спать после этого длинного дня, но он боялся, что это будет расценено как неповиновение, и сидел на скамейке у входа в дом, клюя носом, пока вдалеке не послышался топот лошадиных копыт. Джаред на слух узнал тяжёлый галоп Байярда и вскинулся, щурясь в ночную тьму. Мистер Дженсен и Розенбаум подъехали к дому бок о бок и спешились, переговариваясь между собой и чему-то громко смеясь. Голоса у них были хмельные.

— А! — воскликнул мистер Дженсен, завидев неуверенно поднявшегося Джареда. — Ты здесь? Ступай, сегодня я не буду ужинать. Но завтра, — добавил он уже знакомым Джареду кошачьим тоном, от которого мороз продирал по коже, — завтра ты никуда от меня не денешься.

И эти его последние слова всё вертелись и вертелись у Джареда в голове, пока он ворочался на узкой жёсткой лежанке в спальне рабов, слушая низкое сопение Руфуса и раскатистый храп старой Миссури.

На следующий день он не стал дожидаться, пока хозяин вызовет его к себе. Когда мистер Дженсен вышел в столовую, стол уже был накрыт, а Джаред покорно стоял за спинкой кресла, готовясь отодвинуть его, как только хозяин приблизится. Мистер Дженсен чуть заметно улыбнулся, и это было единственное его обращение к Джареду за всё утро. Легко и непринуждённо Джаред превратился из «единственного достойного собеседника» в предмет обстановки, и, по правде, переносить это было намного легче, чем выдерживать прицельный огонь хозяйских издёвок и странных взглядов.

Днём Джареда снова загрузили работой — привлекли к уборке дома, подрезке кустов в живой ограде и прочим делам, которыми полнится день ото дня жизнь домашних рабов. За обедом и ужином Джаред опять прислуживал мистеру Дженсену, и едва нашёл время, чтобы поесть самому — грустить по миз Констанс и по Ленточке не оставалось ни времени, ни сил, и он был этому только рад.

Так прошло ещё несколько дней. Если мистер Дженсен таким образом пытался унизить Джареда, то и в этом не преуспел, потому что Джареду в голову не приходило счесть себя униженным; если же это было каким-то испытанием, то Джаред выдержал его с честью. Он не думал ни об унижении, ни об испытаниях — просто принимал происходящее сообразно своему положению. Ему не хватало своей воспитательницы, с которой он не разлучался, сколько себя помнил, и он жалел, что не может написать ей — но только и всего.

Наступило воскресенье, и мистер Дженсен на целый день уехал в Хиджброк, ближайший к Бель-Крик город. Оттуда он собирался заехать к Голдисам, чтобы обсудить с ними какой-то деловой вопрос — кажется, покупку участка земли, примыкавшего к владениям Эклзов. Похоже, он и правда взялся за поместье всерьёз; среди рабов ходили слухи, что миз Констанс вовсе не собирается возвращаться из Нового Орлеана, а мистер Эдвин уже подписал или вот-вот подпишет документы, отдающие плантацию в полное владение своего сына. Тревожные слухи, что и говорить, но Джаред от них отмахивался. Он вообще не любил сплетен — главного рабского развлечения среди бесконечной череды одинаковых дней, — и, даже если и слушал их волей-неволей, старался по крайней мере не придавать им значения.

Мистер Эклз заночевал у Голдисов и вернулся домой только в понедельник к вечеру. Он казался довольным, как никогда, улыбался рабам, потрепал по щеке Кэсси и даже похвалил за что-то Руфуса, в первый раз за всё время явив кому-то из рабов такую милость. На Джареда он даже не посмотрел, что тоже не могло не радовать. И только на пороге дома, словно вспомнив вдруг что-то, обернулся и окликнул его.

— Джаред! Сегодня я буду ужинать у себя, проследи, чтобы стол был накрыт вовремя. И приготовь мне ванну.

Джаред всё сделал, как было велено: стол сервировал сам, вместе с Руфусом притащил в хозяйскую спальню большую фарфоровую ванну, и заодно — несколько вёдер горячей воды. Он как раз заканчивал, когда дверь спальни распахнулась, и мистер Эклз вошёл внутрь, окидывая комнату цепким инспекторским взглядом, проверявшим, все ли его указания выполнены. Не найдя, к чему придраться, он фыркнул вполголоса и повалился в кресло, бросив на стол хлыст.

— Подойди-ка, — сказал он, поманив Джареда пальцем. Когда Джаред подошёл, мистер Эклз-младший вальяжно раскинул ноги, вытягиваясь в кресле. — Сними с меня сапоги.

Он был в своём дорожном костюме: чёрный сюртук с жемчужно-серыми бортами, льняная сорочка, облегающие брюки из оленьей кожи, и — высокие сапоги для верховой езды, заляпанные грязью от широких отворотов до шпор. Джаред опустился на колени и взял сапог за жёсткий каблук. Эклз нетерпеливо дёрнул ногой, чуть не задев грязной подошвой его щеку. Джаред подавил желание отстраниться и медленно стянул сапог, обнажив длинную изящную ступню в шёлковом чулке. Эклз тотчас вскинул перед ним другую ногу, снова чуть не ударив его в лицо. Джаред чувствовал на себе его взгляд, острый и жёсткий, словно булавка, пришпиливающая бабочку.

— На редкость удачная поездка, — сказал вдруг Дженсен, словно отвечая на невысказанный вопрос. — Голдисы, конечно, пара тупых овец, но дело с ними иметь можно. Я продал им несколько лошадей, — добавил он, и, когда Джаред, вздрогнув, вскинул голову, улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой. — Конюшни Бель-Крик слишком забиты, это пустое расточительство — содержать столько коней без дела. Вполне достаточно Байярда и пары для коляски. И, разумеется, вьючных.

Джаред, так и не выпустивший из рук его заляпанный грязью сапог, смотрел на него во все глаза. Улыбка Дженсена Эклза стала вкрадчивой.

— Ты хочешь о чём-то спросить меня, Джаред? — мягко проговорил он, и Джаред, сглотнув, мотнул головой.

— Н-нет, сэр. Простите.

— В таком случае, — как ни в чём не бывало сказал Эклз, выдёргивая ногу из сапога, — корми меня.

Ужин на сей раз прошёл быстро, как никогда. Мистер Дженсен наскоро заглотил стряпню Миссури, выпил бокал вина, потом налил ещё полбокала и небрежно протянул Джареду. Джаред опять покачал головой, и Дженсен, фыркнув, осушил и второй бокал.

— Кстати, — вновь заговорил он, — я получил письмо от матушки. Подумал, тебе будет интересно. У неё всё в порядке. Похоже, они с отцом в самом деле помирились. Другого я, впрочем, и не ждал — с тех пор, как этот старый кобель захворал, все его столичные сучки бросили его и разбежались по своим конурам. Так что это сокровище теперь в матушкином безраздельном владении. — Он покосился на Джареда, заметил, как напряжённо тот слушает, и его неизменная усмешка стала тоньше. — В ответном письме я уверю её, что она может сколько угодно оставаться у его одра и ни о чём не беспокоиться. Ведь ей ни о чём не надо беспокоиться, не правда ли, Джаред?