Зима на разломе - Динец Владимир - Страница 27

Мои соседи по квартире мне страшно завидовали, и их нетрудно понять. Так уж случилось, что все сорок лет истории Эйлата город страдал от нехватки женщин.

Бедным иммигрантам и вовсе не светило. В конце концов Петя и Саша, не в силах больше смотреть на мою довольную морду, плюнули на привычную экономию и вызвали по телефону проститутку.

В дверь впорхнула молоденькая рыжая израильтяночка и с порога речитативом выпалила:

— Секс 120 шекелей за раз, минет 70, без презерватива надбавка 90%, при свидетелях еще 20%.

Мы (Миша, я и еще пятеро ребят, специально пришедших посмотреть, как все будет), вышли в соседнюю комнату, где были давным-давно оборудованы смотровые дырочки.

Петя пожадничал и потратился только на минет. Но девочка оказалась профессионалкой и обслужила его буквально за минуту. Саша расщедрился на секс, и при этом, мерзавец, уложил ее под нашу стенку, так что ничего не было видно.

— Козлы вы оба, — сказали ребята, уходя. — Пригласили в гости сексуху смотреть, а ничего не показали.

Петя и Саша так расстроились, что уехали в Эстонию. Миша ушел в запой. Я напоминал ему, что пить на жаре опасно, но он упорно наливался водкой «Кеглевич»

прямо на пляже. Теперь со мной работали парнишка по имени Петя, бывший чемпион Пензенской области по бальным танцам, и Джин-Тоник, которого выгнали за аморалку из отеля, где он служил в приемной.

С Джимми, конечно, торчать на дежурстве было куда веселее. Он один заменял целый театр. Тоник настолько привык всех дурачить, прикидываясь то американцем, то индейцем, то мусульманином, что добраться до его настоящего лица не удавалось даже самым близким людям. Его жена была уверена, что он страшный бабник, перетрахал весь Эйлат и готов отдать жизнь за первую встречную шлюшку. Друзья считали его простым в доску любителем анекдотов, а постоянная подружка — порядочным мальчиком из хорошей семьи. Начальство твердо знало, что Джимми — американский миллионер и работает из прихоти. Кем он был на самом деле, сказать не берусь — я снял с него, как с кочана капусты, несколько оболочек, но не могу поручиться, что дошел до кочерыжки. Последний Джин-Тоник, до какого мне удалось добраться, собирался поступать в университет на арабистику и в тайне от всех потихоньку выписывал из Тель-Авива современную англоязычную поэзию. В его библиотеке я, как переводчик-любитель, нашел для себя немало поживы.

Видим свет,

Миг, открылся он, и словно песня спет.

Краткий сон

Промелькнул к утру и стих, как легкий звон.

Пыль на ветру,

Все мы только пыль на ветру.

Стар сюжет:

Ненадежен дом над бездной темных лет.

Все кругом

Годы в прах сотрут — не забывай о том.

Пыль на ветру,

Все вокруг лишь пыль на ветру.

Нас тут нет,

В никуда уйти навеки нам завет.

Этот мир

Молча заберут, и мы покинем пир.

Пыль на ветру,

Все мы только пыль на ветру.

Как бы то ни было, друг для друга мы были находкой — ведь за границей ни по чему так не тоскуешь, как по интеллигентному общению. Я не шучу. Эмиграция — всегда резкая потеря социального статуса, и круг знакомств меняется соответственно. Да и Эйлат все-таки не университетский центр.

Какие только темы не обсуждали мы бесконечными холодными ночами! История империи эфталитов и грамматика q-кельтских языков, тонкая структура фронта окклюзии и сверхтекучесть жидкого гелия в высокочастотном магнитном поле, психоаналитическая специфика пилообразного оргазма и Великая Докембрийская Полифилетическая революция, парадигматический алгоритм Оккама и ротация тезауруса теоретического сциентизма, не к ночи будь помянут. Последствия такого приятного времяпрепровождения были довольно опасными. У нас теперь все время было хорошее настроение, и в результате ужасно хотелось хулиганить. Мы перепробовали все марки машин, которые только были на терминале, и довели Зари до состояния, напоминавшего голодное бешенство акул. Даже снизу, из своей конторы, он слышал завывание моторов, когда мы гоняли по ухабам на джипах, но никак не мог поймать нас с поличным. Несколько машин мы помяли, но отыскать их на громадной стоянке было невозможно.

Вдобавок Джимми познакомился с очаровательной девушкой Шими, секретаршей Зари. Я не встревал в их отношения: во-первых, это не по-товарищески, а во-вторых, она все равно говорила только на иврите. Зари она описывала как редкую сволочь, а один раз показала нам синяки на руке выше локтя. Джимми сказал то, что должен был:

— Сегодня я узнаю, где он живет, а завтра замочу гада.

— Я тебе помогу, — сказал я, — только не спеши. Это тебе не бизонов по прерии гонять.

— Какая разница! Подумаешь, директор по режиму!

— Кто-о?

— Директор по режиму, а что?

До тех пор я ни разу не слышал, какую должность занимает Зари, а теперь вдруг понял, что это муж Мириам.

— Спроси у Шими, он женат?

Шими сказала, что он разводится с женой, но нанял адвоката и хочет доказать, что она ему изменяла, чтобы не платить.

— Джимми, — сказал я, — подожди. Завтра выходной, за эти дни я придумаю что-нибудь получше, чем ломиться к нему с топором.

На следующий день нас ждало большое приключение. Тони Ринг ушел в отпуск, а дежурил по Хай-Бару в субботу Беня, и он разрешил мне взять джип. Прав у меня не было, но полиция практически никогда не останавливает служебные машины, тем более со всем известным клеймом Хай-Бара.

Я взял Джима, Анку и Шими и повез их вдоль египетской границы, в Ниццану. Сам поселок, лежащий по дороге к сектору Газа, неприятное место — колония для малолетних преступников. Но дальше расположен массив очень красивых песчаных барханов, где мы вдоволь набегались, потом ненадолго разошлись со своими девушками по укромным ложбинкам, а когда вернулись к джипу, уже темнело. Только тут мы сообразили, что обе дороги из Ниццаны в семь вечера закрывают шлагбаумами.

Оставалась третья дорога, но она вела через Газу — ни один нормальный человек не поедет по ней на машине с желтыми израильскими номерами (на Западном берегу они зеленые, а в Газе — красные). Нам, однако, деваться было некуда. Решили дождаться темноты и попробовать прорваться.

Наступила ночь. Через бархан, свиваясь в петли, проползла боком маленькая рогатая гадючка — та самая змейка, которая, если помните, помогла Маленькому Принцу вернуться на его планету. Потом я, к своей радости, нашел самочку песчаного геккона — подругу для Мойше, но почему-то моего ликования никто не разделил. Наконец я сел за руль и поехал на север.

Мы благополучно проскочили весь сектор и въехали в саму Газу — бесконечное пространство одноэтажных развалюшек. Несмотря на поздний час, по улицам стаями бродили тощие детишки со вздутыми животами (их здесь в среднем по шесть на семью). Не удивительно, что Египет отказался забрать Газу, когда Израиль предлагал. Редкие взрослые прохожие при виде нашего джипа разевали рот, словно встретили ифрита.

И вот на каком-то пустыре мы наехали на кусок колючей проволоки.

К счастью, до ближайшего дома было метров тридцать, так что за следующие полчаса нас никто не заметил: город уже спал. Когда улицы окончательно опустели, я оставил Джимми хай-барский топор для рубки мяса, наше единственное оружие, а сам пошел на разведку, прокрадываясь из одной тени дома в другую. Через пару кварталов я увидел зеленый джип с надписью «Палестинская полиция».

Я провертел ножом дырку в правом переднем колесе, джип осел, и я быстро снял левое заднее. Через час мы проскочили спящее КПП и помчались в Беер-Шеву, а оттуда в Эйлат.

— Чтоб я еще с тобой куда-нибудь поехала…— говорила Анка, но я уже достаточно ее знал, чтобы не сомневаться: поедет. Мы заглянули в Хай-Бар, перекусили, взяли Беню и покатили дальше. Девушки уснули, и разговор у нас как-то незаметно зашел о скандинавской мифологии. На въезде в город я вдруг затормозил.

— Что случилось? — спросил Джим.

— Молот Тора! — сказал я. — У меня появилась идея. Молот Тора.