Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Изобличитель. Кровь, золото, собака - Бушков Александр Александрович - Страница 13


13
Изменить размер шрифта:

– Куда вы клоните, Ахиллий Петрович?

– Я вот подумал… Можете вы, вот хотя бы завтра, лавку закрыть на день? Если это все же Качурин, и есть у него что-то потаенное, нешуточных расходов требующее… Чует мое сердце, он неожиданно доставшийся вольный день как раз на это и использует. Я бы на его месте так поступил. – Он усмехнулся. – Да, собственно, так и обстоит. Господа офицеры наши, оказавшись перед лицом месяца полного безделья на совершенно законных основаниях, такой подарок судьбы, между нами говоря, вовсю используют…

– Это чтобы прохвоста этого определить? Да хоть на неделю! Особенных убытков не понесу, зато, смотришь, вытянем воришку за ушко да на солнышко… А обставить все это, не вызвав у ворюги нашего подозрений, проще простого. Прекрасный есть повод. Пора уже лавку закрывать и на пару дней вызывать крысоловов. Крысы опять расплодились, спасу нет. Котов у меня там целых два, да не справляются, крыса нынче пошла такая здоровущая и наглая, что не каждый кот ее уконтрапупит. А я уж, не сочтите за хвастовство, товар держу самый доброкачественный. Зачем мне, чтобы крысы его портили? Вот и приходится этак раз в год крысоловов звать. После их трудов на какое-то время благолепие наступает – а потом новые набегают, не получится же их во всем городе враз истребить… Я на той неделе собирался, но ради дела завтра начну. Торговлю прекращаю, приказчикам – вольный день, крысоловы пару дней поработают… Годится?

– Как нельзя лучше, – кивнул Ахиллес.

За окнами темнело, и он встал, зажег керосиновую лампу с синим фарфоровым абажуром. Резко повернулся к двери – в прихожей что-то стукнуло, громко покатилось по полу пустое ведро. Ага. Определенно Артамошка вернулся. Вряд ли он так уж пьян, но света в прихожей нет, вот он впотьмах ведро и опрокинул. Рановато что-то вернулся, с хороших трактирных посиделок гораздо позже приходят…

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Артамошка, привычно – и, как всегда, без всякой надобности вытянулся во фрунт, что при его наряде приказчика выглядело несколько уморительно.

– Вольно, – столь же привычно распорядился Ахиллес. – Проходи к столу, садись. Рассказывай. Что-то ведь да узнал?

Присмотрелся внимательно. Денщик, конечно, трезвостью никак не мог похвастать, но в общем и целом выглядел удовлетворительно – сидел все же в портерной, где крепче пива ничего не подают, да и не так уж долго сидел. Выглядел вполне годным для толкового рапорта.

– Значит, так, ваше благородие, ваше степенство… – начал Артамошка вполне рассудочно, никак не заплетаясь языком. – Пошел он, когда лавку заперли, прямиком в портерную Калабоцкого. Я за ним следом, присел за тот же столик – полупустая была портерная, народец, отработавши свое, только начал собираться, а ходит туда, можно сказать, публика чистая, весь день где-нибудь на службе занятая, галахов[15] молодец Калабоцкого, что стоит на входе, и на крыльцо не пускает. Ну, я кружечку выпил – вашими щедротами, Митрофан Лукич, – Колька кружечку выпил, а там, как у русских людей заведено, знакомиться стали, разговоры разговаривать. Я ему изложил в точности то, что вы наказывали, ваше благородие…

Сегодня в обед, после совета с Ахиллесом, Лукич объявил приказчикам новость. Нижний этаж дома на Полицейской занимала не одна его лавка, но и немаленькая квартира чиновника из губернской канцелярии. Лукич на нее давно точил зуб – чтобы купить и расширить в лавку на весь этаж. Цену он давал неплохую, но чиновник оказался упрямцем и твердил, что деньги у него у самого есть, пусть и не грандиозные, а к этой квартире, где родился, он очень уж привык и менять ее не собирается. Вот Лукич и объявил всем трем приказчикам: сладилось наконец с упрямцем. Через какую-то неделю ему выходить в отставку, и он еще с полгода назад приобрел под Самбарском небольшое, десятин в полсотни, но уютное именьице, куда и намерен перебраться коротать оставшуюся жизнь. Так что квартиру он продает, лавка в ближайшее время будет расширяться, и понадобится четвертый приказчик. Адресовалось это в первую очередь Кольке. Которому Артамошка и изложил сочиненную Ахиллесом и выглядевшую вполне убедительно сказочку: он, мол, в силу жизненных причин – ничуть не позорного вида! – перебрался сюда из родного города, где не один год прослужил приказчиком. Каковым ремеслом намерен зарабатывать и здесь, потому что ничего другого, собственно говоря, и не умеет. В портерной на пристани кто-то ему сказал, что купец Пожаров будет расширять лавку и искать еще приказчиков, а Пожаров, говорят, хозяин хороший, не в пример иным. Не знает ли чего об этом Колька?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Поверил? – спросил Ахиллес.

– В лучшем виде, – ухмыльнулся Артамошка. – Так и возопил: да ведь я и есть пожаровский приказчик! Я, понятно, сделал вид, что жутко обрадовался, стал его угощать, пива велел подать, дюжину раков. И стал, как настоящий приказчик в поисках места, его о том и о сем расспрашивать… – Артамошка вновь усмехнулся, на сей раз с некоторым превосходством. – Приказчик он, может, и тороватый, только болтун несказанный, язык без костей. Столько всякого выложил, душу передо мной, можно сказать, распахнул. Встречались мне такие простаки, его только нужно поворотить в должную сторону, и он столько всякого выложит… Очень он о вас, Митрофан Лукич, хвалебно отзывался – не хозяин, говорит, а золото. Только он от вас все равно скоро уйдет…

– Та-ак… – протянул Митрофан Лукич. – Это с какого перепугу, если я для него – золото?

– Вот и я то же самое спросил, ваше степенство. Он все, как на духу, и выложил. Простак-то он простак, первому встречному собутыльнику душу распахивает, как ворота в лабазе, но житейская сметка, ничего не скажешь, имеется… Сказал, что девичьим вниманием не обижен и погулял немало, однако ж пора жизнь всерьез устраивать. Короче говоря, собрался он в близкое время венчаться с дочкой Кузьмы Иваныча Данилова. Знаете такого?

Митрофан Лукич особо не задумывался:

– Встречались пару раз. Второй гильдии, но оборотистый. На пристани держит трактир «Волга», вполне приличный, чистой публикой посещаемый, на трех пассажирских пароходах буфеты держит. До меня ему, предположим, далеко, но на ногах стоит основательно. Ну да. Из трех дочек только Наденьку замуж выдать и осталось. А дело не ладится, она уж скоро в перестарки попадет – двадцать один год девице на Рождество стукнет. Не то чтобы обезьяна в юбке, но и красавицей никак не назовешь. Да и приданое, я слышал, не такое уж заманчивое…

– Кому как, ваше степенство, – сказал Артамошка. – Кольке вот как раз заманчивое. Кроме перин-подушек – триста рублей деньгами, да вдобавок Данилов обещал на зятя буфет на «Ласточке» переписать.

– От хитрован! – хлопнул себя по колену Митрофан Лукич словно бы не без восхищения. – Из его буфетов самый доходный на «Генерале Скобелеве», за ним идет тот, что на «Аравии», а вот «Ласточкин» в хвосте плетется, хоть и не убыточный… Хитрова-ан! Уважаю.

– Кольке заманчиво, – повторил Артамошка. – Все лучше, чем в приказчиках. Буфетчиком на пароходе стоять, говорит, все лучше и легче, чем в лавке суетиться. Потом ведь, говорит, тесть будущий не вечен, рано или поздно Надежде доля в наследстве достанется. Да он уже и сейчас подумывает, что можно вскорости и буфет на «Князе Игоре» откупить: и женино приданое будет, и… – тут он ухарски так подмигнул – на службе некоторые сбережения сделал… Ну, мы ж с вами, ваше степенство, понимаем, что за сбережения такие…

– Да уж… – фыркнул Митрофан Лукич. – Но отшелушивал, стервец, в меру, не упрекнешь… Коли уж испокон веков заведено… Ишь ты… Простак-то он простак, да губа не дура. Буфет на «Князе Игоре» весьма даже доходен, особенно когда его Зеленов или Артюхов нанимают для увеселительных плаваний. Ну да, хозяин стал стар, на покой собирается… Ну, Колька, хват… И дальше что было?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Вот он мне и говорит: Артамоша, друг – я у него как-то сразу в друзья попал, – даже если лавка не расширится, можешь попытаться на мое место поступить. – Артамошка хитро улыбнулся. – И вот тут уж нам Бог велел его как следует порасспрашивать: а что за народ остальные приказчики? С кем, если сладится, бок о бок служить придется? Вот он и порассказывал подробно… Трений меж ними никаких нет, чего нет, того нет, – но вот и дружбы, в противоположность тому, что бывает меж приказчиков в других лавках, – тоже нет ни малейшей. Якушев скучный, как чернильница, не интересный, ни в хорошем трактире с ним душевно посидеть, ни в картишки сыграть, ни уж тем более вдвоем за девицами приударить. У жены не то что под каблуком – под двумя. Разве что пару раз в неделю в превеликой тайне к Аверинцевой в бордель шныряет, да и то не более чем на часок, чтобы жена не заподозрила…