Бедный Павел (СИ) - Голубев Владимир Евгеньевич - Страница 1

Владимир Голубев

Бедный Павел

Глава 1

Нервный я стал, дерганный какой-то. На людей срываюсь, сплю плохо, кошмары какие-то снятся. Иной раз накричу на человека, потом неудобно так — чего сорвался?! Нервы шалят явно, а в отпуск некогда, да и к врачу специальному сходить — не сейчас, наверное — никогда!

Паша что-то чудить начал, а ведь столько лет душа в душу. Всё вместе прошли — и огонь и воду и маски-шоу,… А тут что-то уже третий месяц из командировок не возвращается, причем не абы каких, а из Европы не вылезает совсем: Швейцария, Франция, Германия. Причем смотрю на его передвижения — билеты, гостиницы, счета за телефон: не похоже, что просто отдыхает — мечется как электровеник из Мюнхена в Лион, из Женевы в Гамбург — по день-два в каждом городе проводит, не больше.

Явно что-то не так. А он не говорит что — типа «не по телефону». И уехал внезапно — ничего не сказал. Может, кураторы наехали? Но не должны, я сними знаком, пусть и не очень близко — не Паша все же, но общаемся-то с завидной регулярностью. Не должны были мы с ними поссориться. В авторитете они по прежнему — их шеф по телеку раз в пару недель стабильно мелькает — упитанный, уверенный. Странно это всё.

Ещё этот новый зам объявился — Осман Минасов. Нет, поймите меня правильно — я убежденный интернационалист, в СССР вырос. У самого мать из Салехарда — ей я физиономией скуластой обязан, а отец из Западной Украины — ему я и фамилией своей, Поркуян, обязан. Самого всю жизнь за армянина принимают, да и Паша Гольдштейн — мой лучший друг с института — не разлей вода.

Оба мы в Москву из Владика приехали, в один институт поступили. Институт не простой был — чуть ли не лучший технический ВУЗ в стране. Только вот не выучились. Всё в стране изменилось, не до инженеров было. Так что, не закончили мы его на пару. Конечно, потом, высшее получили, да ещё и MBA в гарвардской школе бизнеса. Глупость конечно по нынешним временам — чистый понт, но тогда для дела надо было, кто бы двух пацанам без образования кредиты бы на оборотку выдавал.

А тогда мы с Пашкой в одной комнате в общаге жили. Всё общее было. Да и до сих пор всё общее. Даже Маринка сначала моей женой была, а потом к нему ушла. Да и хрен с ней! У нас уже все закончилось, а через год у неё с Пашей началось — точно знаю, ящик Курвуазье тогда с ним выпили — неделю не просыхали. Сам ко мне пришел. По-другому не мог. Спросил, что ему делать. А я-то что мог сказать-то… Нет, даже не друг он мне — брат.

Хотя Маринка потом и от него ушла, дальше поскакала свой идеал искать. Нет, баба она хорошая, красивая, добрая, образованная, даже, наверное, умная, но вот только мы с Пашей не для неё. Ей мужик нужен, чтобы рядом с ней, чтоб она им управляла, нервы ему мотала. Что б он её по клубам водил и развлекал на полную катушку. А вот мы носимся по городам и весям, всё бизнес делаем. А отдыхать семьей хотим, да тихо на берегу моря, чтоб гомон топы и вспышки фотоаппаратов не давили, когда её по клубам да театрам водить-то? А ей вот эта мишура нужна, а семья потом. Понял я это быстро, а и не любил её на самом деле никогда. Ну и ладно.

А Паша ей показался более покладистым: видок у него наивный — лысеющий блондин с растерянными глазами, да и еврейская фамилия без одесской матушки — сейчас и в оборот возьмет. Только вот глаза растерянные от того, что очки всю жизнь стеснялся носить. Потом он операцию сделал, и жесткость в них появилась — прямо стальная. Да и еврейская фамилия… Любили мы с ним и его папашей поржать над этим.

Немецкая фамилия у него, от предков досталась, ещё в прошлом веке они на Дальний Восток попали, как польские ссыльные, да так и остались. И от еврейских предков у Пашки только бабуля, да и та — Гаяне Ефимовна. Железная бабуля кстати. Революционное дитя красного комиссара Ефима Грассмана и комсомолки Ануш Осипян. Деде погиб ещё в двадцатых, семеновцы его умучили, а Ануш Ашотовна дочку и двух её братишек вырастила одна. В войну и бабушка Ануш и братья её полегли. Про прабабушку Пашка мне много рассказывал, легендарная дама была, ничего не боялась, военным врачом была, её поезд разбомбили.

А бабушка его папу коммунистом вырастила, только когда всё рушится начало, сжал он зубы и детей с внуками поднимать начал, хоть и как выпьет, всё проклинал тех, кто родину и идеалы предал… Да….

В институте, ещё на третьем курсе, вместе с Игорем начали компы таскать с Японии — связи мои и Пашины. Мой папаня, царствие ему небесное, генералом погранслужбы в отставку вышел — у него все во Владике друзья были. Тогда только ленивый контрабас не возил, ну я туда же — жить-то надо было, а Паша тоже человек не последний — у него батя во Владивостоке зам облисполкома сидел, при позициях и остался.

Раскрутились. Большой бизнес построили — магазины по всей России-матушке. Паша первый всегда, ему это сильно нравилось. Юридически у него и контрольный пакет бизнеса и директор он, а я так — акционер, серый кардинал и старший по работе с людьми, магазинам, а его дело — закупки и крыша. Крыша у нас хорошая, центральная — люди правильные. Денег не просили, услуги — да, и регулярно. Чего надо по миру тихо провести, здесь людей пристроить.

Нормально все было. А тут что-то этот недоармянин объявился с полномочиями. Вот не пойму, как у армянина имя Осман может быть. Я спросил, он что-то про маму забормотал. Да и вообще — мутный он какой-то. Что делает не ясно, лезет в каждую дырку, мешает. Полномочия притащил, заверенные нашим консулом в Гамбурге, объяснений никаких не было.

Нет, ну дурак он явно — в этом деле вообще ничего не понимает, людей только обижать и прессовать умеет, с арендодателями ссорится, с поставщиками. Куда лезет не пойму, кто такой и с какого перепуга он к нам приплыл — не понятно, а Паша всё — так надо, не по телефону, лично всё расскажу, держись Игорь. Я с юристами нашими поговорил, они, естественно ко мне пришли сначала. Минасов указания дает, они их исполняют, но аккуратно. Чтобы и я все исправить успевал. Я и успеваю. А вот как успеваю — не пойму.

Муть. Вот мечусь как сумасшедший. Тоже, день в одном городе, на следующий в другом: персонал успокоить, арендодателей, партнеров убедить, что всё нормально, на новые документы юристам информацию дать, проверить, подписать…

В главном офисе не дать всё в бардак превратить — тоже не оставишь без контроля. Что этот балбес лезет? Зачем Паша ему это разрешил? Что происходит-то? Одни вопросы, а ответов нет, и персоналу о том, что у меня ответов нет, — сообщать нельзя. Вот и верчусь, вот и психую.

Хорошо то, что финансисты удар держат, этому новому заместителю воли не дают, а он явно хочет. Нутром чую, что хочет поживиться, как следует. Ох, Паша-Паша — пустил ты козла в огород.

— Приехали! — это мне таксист говорит.

Да-да, конечно! — тут пробка, и к областному правительству прямо сейчас не подъедешь. Лучше просто через дорогу перейти — надо в местное министерство торговли заглянуть. Ведь отношения поддерживать надо, там ждут уже. Опять принесся неожиданно, не предупредил местный филиал, и они машину не успели подогнать. На такси поехал — некогда, быстрее-быстрее!

И как я его не заметил! Только на нервы и усталость списать могу. Он на красный проскочить на своем черном с отливом Мерседесе захотел, а я тут как тут — раньше всех на переходе. Ох, и отпрыгнуть не успел — не заметил его совсем. Ах!

Ничего не помню, боли не было — увидел капот сбоку, успел подумать об усталости, пожалел, что не успеваю отпрыгнуть и всё. Темнота! Потом свет, яркий, глаза режет до головной боли. Ох, какая боль как вступило в голову-то! Застонал, а голоса-то толком нет, какой-то писк тонкий. Снова темнота.

Открыл снова глаза, уже не так ярко, свет какой — то дерганый и сбоку откуда-то. Больно, Глаза режет сильно, в горле словно ершик застрял, голова болит. Где я? Всё списал на сотрясение мозга, дикую усталость и прочие неизвестные травмы. Только захрипел. Тут ко мне женщина какая-то метнулась, дышит тяжело — дородная очень явно, глаза открыть не могу — больно, только дыхание слышу и запах ощущаю. Странный запах — дама в возрасте, моется редко, и полынью что ли от неё несет.