Четвёртое измерение: повторение пройденного (СИ) - Таругин Олег Витальевич - Страница 10

— Ну, значит, дождались! — подвел я итог нашему короткому разговору. — Пошли мы, да, товарищ полковник?

Валерий быстро кивнул: затягивать знакомство он явно не собирался, и мы двинулись дальше, провожаемые неумело скрываемыми сочувствующими взглядами капитанских ребят. Ладно, не впервой…

— Удачи, — капитан, обойдя бэтээр со стороны кормы, смотрел нам вслед. Странно как-то смотрел.

Оглянувшись, я встретился с ним взглядом и с очень серьезным видом кивнул. Да, ты прав, капитан, удача нам здорово понадобится. Ну, а насчет возвращения? На месте разберемся. И не надо так смотреть, капитан; не стоит…

— Обе группы были по пять человек, — негромко пояснил Валера, как только мы удалились от БТРа метров на пятьдесят. — Шли с интервалом в пять часов. Первая пешком, вторая на автомашине. И обе… — он махнул рукой. — Ни связи, ничего… Уже когда вторая пропала, решили перекрыть ущелье — там, на выезде из обсерватории, второй пост стоит. У нас ведь сначала кроме спутниковых снимков никаких подтверждений не было — видеозапись только вторая группа оставила.

Я рассеянно слушал, наблюдая за неумолимо приближающейся «стеной», идти до которой по дороге оставалось не больше сотни метров. Конечно, путь можно было и сократить, но для этого пришлось бы сойти с асфальта, а мне этого отчего-то не хотелось. На эшафот все-таки лучше идти по хорошей асфальтированной дороге…

Полковник между тем продолжал:

— А спешка, сам понимаешь, почему — нам-то часа три потребовалось, чтобы спутник сориентировать и на другую орбиту перевести, зато штатовский здесь уже который год висит. Именно из-за этой лаборатории. Значит, они видят то же, что и мы — причем с разницей в эти самые три часа. И хрен его знает, что они предпримут — рисковать «наверху», сам понимаешь, никому не хочется. Тем более, когда что-то эдакое случается…

— И что, часто случается? — просто, чтобы не молчать, переспросил я.

— Ну… — Валера искоса взглянул на меня, видимо в очередной раз прикидывая, не шутка ли это. — Вообще-то, впервые. Но ведь и эксперимент такого уровня тоже впервые! Кто ж знал…

— Угу, — согласился я, притормаживая — до намеченной мной точки в десятке метров от «объекта», оставалось идти не более минуты — значит, самое время перекурить. — Никто не знал. Наука почему-то вообще никогда и ничего не знает, предпочитая все решать опытным путем. А для опыта нужны подопытные зверушки…

— Это ты про нас? — на всякий случай уточнил полковник.

— Неа, — как обычно «честно» ответил я, — про мартышек. Лабораторных. Вот идем мы, шесть смешных обезьянок — все такие крутые, в комке, с оружием, а за нами наблюдают. Или наши же со спутника, или америкосы, или еще кто… Ладно, не бери в голову, разберемся. Просто я пессимистический оптимист, слыхал о таких?

Полковник замолчал — то ли на мартышку обиделся, то ли пытался представить себе, что такое «пессимистический оптимист». Зато мои пацаны, хоть и шли впереди, вне зоны аудиоконтакта, так сказать, довольно заржали — раз командир шутит — значит, все окей…

— Да ладно тебе, — я хлопнул Валеру по плечу, — говорю ж: не бери в голову. Вернемся мы — и знаешь почему?

— Нет, — угрюмо буркнул физик-контрразведчик, с опаской покосившись на меня.

— Потому что если еще и ты погибнешь рядом со мной, это будет уже слишком. Оттого я и болтаю всякую чушь, что до сих пор привыкнуть не могу, что это ты, а не Серега, понимаешь? Так что не переживай, теперь моя очередь… — я выкинул окурок и, прищурившись, взглянув на высящуюся впереди «стену»:

— Ну, а сейчас предложение, подкупающее своей новизной: пошли, прогуляемся?

— Туда? — с глуповатым выражением лица переспросил он.

— Туда, — не стал я спорить, — а что, есть другие варианты? — не дожидаясь ответа, я пошел вперед, бросив своим через плечо:

— Турист, за старшего. Если не вернемся, — я взглянул на часы, — через час — идите следом. И повнимательнее, не расслабляйтесь! Вернусь — не вернусь, а головы в случае чего все равно пооткручиваю!

Вот за что я искренне люблю своих парней и ни за что на свете не променяю их ни на кого другого — так это за то, что они никогда со мной не спорят. Даже Турист, с которым у нас разница в возрасте, прямо скажем, чисто символическая. Как командир сказал — так тому и быть. Даже если оный командир делает явную и стопроцентную глупость.

Как, например, вот прямо сейчас…

Вблизи — теперь я имею в виду «по-настоящему вблизи», а не с расстояния в несколько сотен метров — эта штуковина выглядела еще более впечатляюще и непонятно. Теперь она уже не напоминала шинельное сукно, а походила на… как бы это поточнее описать-то? Ну, представьте себе, например, дым от большого такого костра. От очень большого костра, километров девяти в окружности, я имею в виду. Представили? А теперь попытайтесь представить, что он, этот самый дым, совершенно неподвижный; застывший, словно на размытой черно-белой фотографии. Вот примерно так.

Первые несколько секунд мы с Валерой просто тупо стояли в нескольких метрах, не решаясь сделать последний шаг. Ну, тот самый, который «трудный самый». Идти вперед было глупо, не идти — еще глупей…

Скосив на полковника глаза, я вздохнул — ну и хрен с ним, пускай обижается! — и, протянув руку, стянул с его плеча автомат. Ох, трудно мне с тобой придется, коллега, задницей чую — трудно. Привычно отщелкнул вниз предохранитель, дослал в патронник патрон, вернул флажок на место и протянул назад.

Валерий, поправив ремень от сумки с ноутбуком, чуть виновато взглянул на меня и принял оружие: понимаю, не привык, в кабинете засиделся, бывает… ладно, разберемся.

Поймав себя на мысли, что начинаю просто тянуть время, я глубоко вздохнул и, не оглядываясь, шагнул вперед. Прямо в этот застывший в неподвижности ирреальный суконный дым…

Описать свои чувства? Это вряд ли, особенно, если и чувств-то почти никаких не было: не успели, понимаешь ли, сформироваться и оформиться в ощущения. Помню только одно: тяжесть. Немыслимую тяжесть, навалившуюся разом и как-то сразу со всех сторон.

Когда-то давно меня и всех ребят с моего курса пропустили через центрифугу — самую настоящую, из тех, на которых будущим космонавтам по полной программе дают прочувствовать, что их ждет на избранной трудовой стезе. Зачем это надо было нам, я до сих пор не знаю — на вестибулярный аппарат мы и так не жаловались, а угонять ракеты-носители с вражьих космодромов нам вряд ли предстояло, но приказы в нашей среде не обсуждаются, так что «оттестировались».

Вот сейчас я и испытал нечто подобное. Подобное — да не совсем: если там, в тесной центрифужной капсуле, перегрузка сминала мою плоть в полном соответствии с центробежными и центростремительными силами, то сейчас она обрушилась на меня со всех сторон. Меня сплющивало сверху вниз — и в то же время старалось раздавить в противоположном направлении; тяжесть одновременно наваливалась отовсюду сразу — с боков, спереди, сзади… и изнутри. Потрясающее, знаете ли, чувство, когда тебя одновременно — именно одновременно! — сжимает снаружи — и пытается размазать изнутри!

А потом все вдруг закончилось, и я вышел (выпал, вывалился, вынырнул, был вышвырнут или исторгнут — нужное подчеркнуть) из этого гипербарического кошмара наружу, к собственному удивлению и гордости, даже устояв на ногах.

Которые, впрочем, дрожали так, будто я только что сделал добрую сотню приседаний со штангой на плечах. Что-то мягко шлепнулось под ноги — опустив взгляд, я увидел собственный автомат, соскользнувший или сорванный странной перегрузкой с плеча. Наклонился, подобрал оружие, машинально проверив предохранитель. Руки предательски дрожали — похоже, я не только «приседал», но еще и жал эту проклятую штангу! — и резко обернулся, не то почувствовав, не то услышав за спиной какое-то движение. Полковник!

Валера как раз выпадал наружу (или внутрь?). Именно «выпадал», поскольку устоять на ногах ему, в отличие от меня, не удалось.