Мариона. Планета счастливых женщин (СИ) - Грез Регина - Страница 27

— Наверно, так.

Он тряхнул своими белокурыми локонами, и я заметила среди них одну пепельную прядку.

— Волосы у тебя шикарные, конечно, любая девчонка бы позавидовала. Это же твои натуральные или тебя покрасили?

— Мои… Да, мои. Но их обрежут, когда я полностью потемнею. Это уже началось.

— Ага. Можно потрогать?

Он вел себя настолько естественно и непринужденно, казался таким доброжелательным, что я не могла не утолить любопытство, пропустив несколько его белых прядей сквозь пальцы.

— Мягкие словно перышки. Жаль, что они изменят цвет. А почему такое происходит?

— Это знак взросления. Пройдет время, и я снова стану белым, правда, до этого события еще далеко.

— Какая странная у вас физиология… Или ты один имеешь особенность играть с цветом волос?

— Почему же один? На Марионе каждый мальчик рождается с белыми волосами, становится темноволосым мужчиной и ближе к преклонному возрасту вновь обзаводится серебристой шевелюрой.

— Обалдеть!

— Что означает это слово? Я хочу тебя понимать, твой модулятор языка хорошего качества?

— В смысле «модулятор», ты о чем?

— Обычно его размещают вот здесь, прячут под волосами. Ты позволишь мне посмотреть на твой?

Наконец-то я сообразила, что именно Гордас имел в виду и, повернувшись к нему спиной, сама начала нащупывать крохотную выпуклость у линии роста волос. Скоро к моему затылку прикоснулись теплые мужские пальцы.

— Его нужно заменить как можно скорее, модулятор едва держится и может в любой момент отказать.

— И что же делать?

— Я свяжусь с Лоутом, он привезет к ночи последнюю версию или можем с тобой прямо сейчас съездить в город и получить новый. Я сам его установлю.

— Давай лучше подождем твоего отца. Хотя я не против покататься на летмобиле. Это просто фантастика! Гордас, у нас же такого транспорта еще нет.

— Расскажи о своей планете! Я мало знаю про Дейкас. Только тот факт, что это соседняя звездная система, населенная людьми.

Заболтавшись, мы не расслышали тоненький писк за дверями, хорошо, что Рин была начеку, она-то и приняла посылку из Эмпоцентра.

Я присела на корточки перед объемным свертком, погладила рукой плотную бархатистую ткань, в которую был упакован мой заказ… На глаза невольно навернулись слезы.

— Знаешь, Гордас, я могу тебе даже показать кусочек моей родины. Только давай сначала отнесем его наверх. Да, стой же ты, подожди! Я тебе помогу, я знаю, какой он тяжелый, стой…

Посмеиваясь, Гордас легко взвалил рулон себе на плечо и побежал по ступенькам на второй этаж. Сильный парень, тренируется явно не зря! Я попросила у Рин нож и последовала за ним. Добравшись до моей комнаты, мы сообща разрезали и сдернули упаковку.

— Не разворачивай полностью, я окно открою, хочу, чтобы было светло-светло. Ой, душа замирает! На рисунке-то он красавец, а что я смогла воскресить в памяти, сейчас проверим. Гордас, помогай!

Ковер превзошел все мои самые яркие ожидания. Я не спорю — такой стиль не каждому покупателю придется по вкусу, найдутся и ехидные критики, но смелая идея моего лучшего эскиза была воплощена в совершенстве. Это восхитительно — «умная машина» по модификации мыслей поняла и текстуру покрытия, и плотность узелков, и даже сам способ вязки. В результате получился настоящий "пиксельный" махровый ковер три метра в длину и два в ширину. Впрочем, есть ряд отличий от изделия, сотканного человеческими руками, но я не буду придираться.

Сейчас у наших ног лежала моя давняя фантазия — оригинальный ковер по старинной сибирской технологии. Алая роза, замерзающая на снегу, скованная в объятиях мороза. И темно-зеленые листья ее напрасно никнут к длинному стеблю в поисках утешения и защиты. А каковы переходы цвета… От темно-бордового к розовому, от насыщенной зелени на прожилках листа, до желтизны засыхающих кончиков.

У меня получилось. Я смогла. Я вернула себе хотя бы один цветок с моей дорогой Земли. Эта роза никогда не завянет, не рассыплется в прах.

— Гордас, ну, как тебе? Украсит он мою спальню?

— Мягкий. На нем можно спать, — с искренним восторгом ответил юноша.

— На нем можно все, что угодно. Эх, ты! Мягкий-то мягкий, но, оцени, как красив, — зачем-то настаивала я, положив ладонь на плечо новоявленного "сына".

— Красивая ты…, - выдохнул Гордас, осторожно пожимая мои теплые пальцы.

— Спасибо, вы очень добры, молодой человек!

Немного смутившись, я медленно потянула свою руку назад, и Гордас горячо поцеловал тыльную сторону моей ладони, прежде чем отпустить. Такой уж он, видно, порывистый марионский парень.

Глава 18. Я начинаю привыкать

Почти до самого вечера мы пробыли в доме. Сначала сидели на новом ковре и разговаривали, в основном сравнивая особенности наших планет, а потом Гордас показывал мне свою комнату и маленький спортивный зал сразу за нею. Я не могла отделаться от странного чувства, что знаю этого парня уже много-премного лет. Будто мы когда-то давно виделись прежде, и теперь нашли друг друга после долгого расставания.

Может, и Гордас чувствовал нечто подобное? Между нами почти моментально возникли теплые, доверительные отношения. Впрочем, я не особенно удивлена, я привыкла общаться с разными людьми и охотно иду навстречу, если мне рады. А Гордас был искренне счастлив беседовать со мной. Это читалось на его лице, проскальзывало в манере поведения.

У меня даже возникла мысль, что парень был очень одинок здесь подле строгого отцом, и мое появление способно внести свежую струю в его однообразную жизнь с постоянными тренировками. Или я не права?

— Гордас, а у тебя есть подруга?

— Наверно, да. Я иногда вижусь с Кайли. Она станет моей женой.

— Вот как… И ей тоже тринадцать лет?

Ну, не удержалась я от ехидной реплики! Хотя, совершенно зря, теперь-то мне ясно, как измеряется возраст на этой планете. Также Гордас терпеливо объяснил, что девица Кайли младше его на год и назначена ему в супруги с рождения. Но этот факт не мешает ей встречаться со взрослым мужчиной, который ей нравится гораздо больше, чем какой-то «мальчишка».

— Прости, если я спрошу о личном, но… Разве тебе не обидно?

— Не-ет. Кайли сама будет решать, с кем ей быть кроме меня. Сейчас и после того, как мы соединимся. Женщина — это подарок, ее нужно еще заслужить.

— Все это было бы так лестно, но заставляет погрустить.

— Ты говоришь песней.

— А ты любишь петь?

— Да, я знаю несколько гимнов. Нас учили в лагере.

— Ох, уж этот ваш лагерь! Кого там из вас готовят — солдат без страха и упрека? Элитные войска?

— Служить Марионе — большая честь.

— Ну, давай, давай, напой мне уже начало вашего марша, не терпится послушать.

— Там нет ничего интересного, тебе не понравится… Это мужская песня.

— Ах, вас еще надо упрашивать, вот вы какие, господа!

— Нет, я, конечно, могу… Просто, я никогда не пел здесь, дома. Но, если ты хочешь, то я могу…

Я не знаю любви, но я видел, как пламя дрожит на раскрытой руке.

И закат и восход — это лишь отпечаток ремней на горячем песке.

Одиночество голых смоковниц и грозы с дождем —

Все будет после,

А пока мы идем… (с)

Он допел до конца, и у меня сжалось сердце от недоброго предчувствия. В словах этого гимна явно проскальзывал мотив некой обреченной покорности. И в то же время полного принятия своей судьбы.

— Ну, вот, так я и знал, теперь ты грустишь. Эту песню учат перед отправкой на Маракх, она не для всех.

— А что тебя ждет на Маракхе? — с замирающим сердцем спросила я.

— То же, что и прочих сыновей солдат. Там был мой отец и мой дед, я тоже справлюсь с испытаниями и докажу, что достоин называться воином Марионы, достоин получить женщину, — убежденно ответил Гордас.

— Кхм… Ага! А сейчас ты, стало быть, ничего не достоин? А если ты что-то сделаешь не так на этом полигоне, не попадешь в цель во время стрельбы, не пробежишь стометровку за положенное время, тогда что? Тебя прогонят из армии и сразу «жизнь не удалась», да? Нельзя же так зацикливаться на военной службе, есть много других занятий.