Будьте моим мужем (СИ) - Иванова Ксюша - Страница 34

— Вера Васильевна! — это была ее излюбленная привычка, много-много говорить, рассказать все на свете, а к сути так и не приблизиться.

— А? А-а, к чему это я?

— Мужчина к вам подходил на площадке, — пришлось подсказать, потому что смотрела она так, будто совершенно не помнит о разговоре.

— Та-ак, мужчи-ина. Ах, точно! Он подошел и спрашивает: "Никто квартиру не сдает? Непременно с удобствами? И чтобы детей маленьких поблизости — ни сверху, ни снизу, ни сбоку не было". Марьяна еще удивилась. Говорит ему: "А что вы против детей имеете?" А он отвечает: "Шумят они. Плачут. А мне работать нужно". Мол, писатель он, книги пишет. А для этого тишина нужна, спокойствие. А Марьяна ему: "А почему это вы думаете, что все дети шумные и плаксивые? Вот, например, моя Аленка — спокойная девочка, а Андрюша Веры Васильевны, вообще, ангел, а не ребенок!" А Андрюша наш, видимо, услышал свое имя. И вот я смотрю на него, а он смотрит на мужчину этого… И вдруг глазки у мальчишечки закатываются так страшно под лобик… И он как-то вот… вверх, к волосам ручку стал заводить. Потом упал на землю…

— А куда мужик делся? Что-то я никого чужого не запомнила на площадке, когда прибежала.

— Ох, Эммочка, я так испугалась! Ты даже не представляешь! Я даже очки свои на площадке забыла! А ты про мужика этого! Не знаю. Ушел, наверное.

44. Павел

Утром, пока я был в больнице, по новому магазину появилась проблема, а так как он находится в 40 км от города, а решать, естественно, нужно на месте, пришлось метнуться сразу, как только привез домой Эмму и Андрея. Уже в пути, договорив с Сергеем, хорошим знакомым, которого планировал там поставить управляющим, бросил трубку на сиденье и только тогда вспомнил, что мало того, что ничего Эмме не объяснил, так еще и не попрощался… А вдруг вернуться сегодня не получится?

Но нужно было сосредоточиться на работе. И выбросить, наконец, мысли о женщине из головы, хоть это и было трудно… Очень трудно. Так и подмывало, набрать ее и поговорить хотя бы так, по телефону. Только стоило подумать о мобиле, как она тут же отзывалась громким входящим. Естественно, надеяться на то, что это Эмма сама звонит, не приходилось.

Вернулся назад только к девяти вечера, так и не решив до конца вопрос. Несмотря на это, в каком-то радостном предвкушении встречи на несколько минут забежал в магазин за фруктами и конфетами. Подъехал к знакомому дому, с трудом лавируя в заставленном тачками дворе. Приткнулся на самом выезде. Только заглушив мотор, заметил красную тачку хлыща-журналюги, которая стояла у входа в подъезд! "Та-а-к! — протянул мысленно. — На полдня отлучиться нельзя! Он уже здесь! Сука! "

Я пытался напомнить себе, что этот… нехороший человек просто пишет статью о приемных детях, но раздражение грозило перерасти в жажду крови! И я даже подумал о том, что, может быть, лучше мне сейчас уехать — иначе ведь вполне могу потерять контроль над собой и… да мало ли! Самое страшное, что и убить ведь могу! Но именно в этот момент, когда я уже повернул ключ, заводя, из подъезда вышла Эмма, а этот засранец выскочил навстречу, поцеловал ей руку, заглядывая в глаза, и повел в машину! И она пошла!

Вцепившись в руль, я пытался глубоко дышать, чтобы максимально успокоиться. Неужели после того, что у нас с ней вчера было, Эмма уедет с ним? Снова в кафе? Или на этот раз в бар?

Но его машина с места не трогалась. Я посекундно смотрел на часы. Десять минут. Пятнадцать. Двадцать пять! Что они там, сука, делают?

И пусть я понимал, что возле подъезда, под фонарем, в машине хлыща ничего предосудительного произойти не могло, но тем не менее терпение подходило к концу. Меня обуревала такая бешеная ревность, что казалось, будто внутри все кипит, даже в висках пульсировало и нервно дергалось левое веко! И в тот момент, когда на панели моей машины электронные часы показали 9.30, я, словно пробка из бутылки шампанского, вылетел наружу. Несся к ним и думал только об одном — держать себя в руках! Не убить этого идиота, отирающегося возле моей женщины.

Естественно, вежливо стучаться в окошко, не стал. Просто открыл дверь со стороны водителя. Просто за шкирку вытащил его на улицу. Осторожно прижал к боку машины и почти ласково, особо выделив обращение, спросил:

— Что ты, сука, делаешь рядом с моей женщиной?

Он, похоже, от страха, все никак не мог въехать, что происходит, и блеял что-то типа "отпусти", " не надо".

— Повторяю вопрос: что ты, сука, делаешь возле моей бабы?

— Она тебе разве не рассказывала? — испуганно выдавил из себя, нервным движением головы смахивая с глаз длинную челку. — У нее спроси!

Эмма успела вылезти из машины, оббежать вокруг и теперь тащила меня за рукав толстовки, что было совершенно бесполезно сейчас, что-то говорила, что я даже не пытался разобрать.

— Герой! Все на бабу свалил! С нею я разберусь, не ссы! Но сначала ТЫ мне ответь, как мужик. Мужик ты или нет?

— Я статью пишу. О приемных семьях. Фотки привез. Могу показать.

— Фотки? А чего по электронке не скинул?

По тому, как ослабла хватка Эммы на моей руке, я понял, что эта мысль ей, похоже, в голову не приходила, и такой способ доставки информации никто здесь даже не рассматривал как возможный!

— Я хотел посоветоваться с Эммой, какие в газету поставить. И статью привез, чтобы она прочла…

Звучало неуверенно и неубедительно. Во всяком случае для меня.

— Двадцать первый век, бля! Все это можно было сделать дистанционно! А не мозолить людям глаза. Стоп! Ты и вчера сюда приезжал? Я тачку твою видел часов в… восемь вечера! Точно!

— Нет-нет! Вчера я не приезжал! Вчера я в редакции до поздней ночи просидел, верстал другую статью!

— Короче, слушай сюда! Я разбираться не буду, зачем ты здесь отираешься! Еще раз увижу, ноги вырву!

Я, конечно, очень хотел и мог бы высказаться по-другому. Да и съездить ему по харе не мешало бы. Только этот хлыщик выглядел таким напуганным, что казалось, того и гляди, в штаны наложит. Не быканул, и даже не пытался сбросить мои руки с ворота своей рубахи. Трясся весь, испариной покрылся… Ну как такую размазню бить? Я даже успокоился немного, видя его быстрые кивки в ответ на мое последнее требование.

И когда он прыгнул в машину, не взглянув на Эмму, потерянно кутающуюся в джинсовую куртку, я набрал побольше воздуха и почти спокойный повернулся к ней.

Столько всего собирался сказать, сидя в машине и наблюдая. Столько обидных и резких слов придумал. Но она в желтом свете фонаря была такая красивая с распущенными по плечам кудрявыми волосами, что я невольно замер, залюбовался ею, забыв на минуту все свои обиды и претензии.

— Ты ревнивый, — констатировала факт она и сделала маленький шажок мне навстречу.

— Да, — скрывать не имело смысла и врать тоже.

— Мне нужно тебя бояться? — и еще один шаг.

Если бы я знал! В своем нормальном состоянии я бы никогда не поднял руку на женщину. Но в тот момент, когда приходил в ярость, когда перед глазами внезапно появлялась кровавая пелена, я, наверное, был способен на что угодно, потому что практически не понимал, что делаю! Рассказать ей? Я не удивлюсь, если она видеть меня не захочет. Но, с другой стороны, я привез к ней в дом сумку со своими вещами, значит, ясно дал понять, что наши отношения не на одну ночь. Я скучал вдали от нее. Мне нравились ее дети. И каждый раз будущую встречу с ними всеми я ощущал, как приближение какого-то праздника, как некое радостное событие. Она имела право знать, какое чудовище впускает в свой дом. И, видимо, женское чутье, интуиция, подсказали ей, какой именно задать мне вопрос. Она попала в точку! А мне ничего не оставалось, как только сказать Эмме правду…

— Я очень опасен. И это не шутка.

45. Эмма

Мне хотелось сказать: "Если ТЫ опасен, то я, вообще, маньячка!" Что за глупости такие? Он, человек, рядом с которым невольно ощущаешь себя защищенной, внимательный, понимающий, любящий детей, замечательный сын, хм… нежный любовник. Последнее определение, царапнув мысли, отдалось потоком жара, хлынувшим в самый низ живота. Но я не поддалась на провокацию своего тела и не стала развивать мысль дальше.