Игрок (СИ) - Гейл Александра - Страница 23

— Крась губы, — велит Арсений.

— Зеркала нет, получится плохо.

— Я все равно собираюсь в скором времени избавиться от нее, — буднично сообщает он, будто эта мысль его совсем не возбуждает.

Помилуйте, действия-то говорят совсем об обратном. И то, как он следит за процессом преображения. Его выражение лица в этот момент чуть ли не самое сексуальное, что я в жизни видела. Хотя, наверное, картинка, что надо.

Сижу голая в его квартире, в его кровати, и крашу губы темно-бардовой помадой, в то время как он стоит рядом полностью одетый, выжидая момент. Черт… Кажется, наши больные эротические фантазии совпадают. По крайней мере, когда я закрываю тюбик, рука дрожит. И для протокола: у меня почти никогда не дрожат руки — для хирурга это совершено неприемлемо.

Он подходит тихо, как хищник к жертве, встает на кровать одним коленом. Парализованная таким пристальным вниманием, замираю. Отчего-то чувствую себя кроликом под взглядом удава… А он вдруг поднимает руку и размазывает помаду по подбородку. Я знаю достаточно о мужских ассоциациях, чтобы испугаться. Но в его жестах нет ничего грубого или жестокого. Кажется, даже наоборот. Тем не менее сижу, замерев, не представляя, что будет дальше. И вдруг он очень быстро со стоном впивается в мои губы, заставляя упасть на простыни, вынуждая мучиться из-за изобилия одежды на его теле.

Наконец, когда я окончательно надоедаю ему попытками раздеть — ну а что, ведь правильно действую! — меня ставят на колени и разворачивают спиной. Губы оставлены в покое, и рваные, короткие, чуточку болезненные поцелуи перемещаются на шею, терзают ухо.

— Только не говори, что решила отделаться по-быстрому, как в прошлый раз.

— А ты, можно подумать, обиженным остался.

Видимо, я кое-кого здорово задолбала, настолько, что теперь меня сильно кусают в плечо, около шеи. Но это безумно приятно, вся кожа мурашками покрывается. В странном порыве стыдливости сжимаю плечи руками, надеюсь, что они уйдут. Но мой маневр разгадывают и усмехаются.

— Раздевайся, — требую в очередной раз.

— Ты меня начинаешь всерьез разочаровывать. Тут тебе не учения по сбору автомата.

— Так вот оно что. А я-то думала, что в качестве эталона взяты три минуты…

Однако договорить не получается, потому что в следующий миг его пальцы добираются до моей груди, и остается только откинуть голову ему на плечо и бестолково ловить ртом воздух.

— Вот теперь ты мне, наконец, по-настоящему нравишься.

Сантино

Бывает секс, после которого дико тянет покурить. Нечасто, но все же. Сейчас я стою около форточки и смолю, пока инопланетянка спит в моей кровати. Она отключилась мгновенно, почти завидую. Мне приходится прибегать к никотиновой помощи.

Инопланетянка заснула, запутавшись в одеяле. Темное пятно на белых простынях. Черные кудри падают на лицо и щекочут нос, во сне она пытается почесать его, вяло борется с волосами, но никак не выходит. Забавно. Усмехнувшись, делаю новую затяжку и размышляю. Никогда не относился к фанатам вешалок для одежды — модных нынче анорексичных моделей, — да и вообще всегда считал себя сторонником девиц иной масти — светловолосой, но какая может быть логика, если я вдалбливался в ее тело в состоянии полного аффекта. Знаю, что надо вызвать такси, вышвырнуть ее вон; и, уж если совсем честно, не хрен вообще было ее сюда тащить. Сразу надо было отослать домой — да хоть, мать вашу, вертолетом, лишь бы мозги снова включились — но нет же. Припер к себе, раздел и наслаждался тем, что представительница иной цивилизации сидит голая на моей кровати и наряжается для меня в одну лишь помаду. Странный город этот Питер. Воздух, видно, здесь другой. Наркотический. Все извилины в кучу.

Будто почувствовав мой взгляд, она чуть дергается во сне и неразборчиво говорит:

— Иди сюда, Арсений по паспорту.

Вот на кой леший я про этот паспорт ляпнул? Сразу понял, что пожалею, но сдиссонировало. Мое порнографические прозвище на ее ненакрашенных губах. Догадался, что привяжется теперь, ведь никакой она не ангелок…

Надо ее вышвырнуть. Не собираюсь я спать с ней в обнимку. Но она открывает глаза, поворачивается набок, приглашающе откидывает одеяло, и в свете фонарей — а, может, и гребанных поэтичных звезд с луной в пополаме — вижу белеющий шрам. Чертова линия, которая волнует меня больше, нежели должна… И снова вспоминается Полина. Да твою же мать!

Подхожу ближе, сажусь с краю и отбрасываю ее волосы с лица. Не из нежности, просто чтобы нос больше не щекотали.

— Я сейчас полежу и уйду, — бормочет она едва слышно.

В деталях помню, как именно она уставала. Черта с два уйдет она. Думаю, утром мне понадобится… напоминание.

ГЛАВА 5 — Орел. С легкой руки все возможно, даже кругосветка

Кирилл

Когда я в очередной раз просыпаюсь, боль уже вполне терпимая. По крайней мере, не хочется заставить кого-нибудь что-нибудь вколоть, лишь бы снова отключиться. И, судя по запаху, со мной все та же девушка. Начал узнавать ее духи и шаги. Думаю, так работает инстинкт самосохранения: заставляет любым способом удостоверяться, что ты в безопасности… Девушка-врач говорит, что пока конечности на растяжках превращают меня во что-то вроде морской звезды, операции не видать, как своих ушей, но только я начинаю спрашивать о сроках, как она превращается в глухонемую. Поначалу здорово раздражало, а вот теперь уже скорее забавляет. Кстати, в этот самый момент она привычно скрипит ручкой в медкарте. И приветствует тоже дежурно:

— С пробуждением. Как себя чувствуете? — Она — доктор… Елисеева. Вот, наконец-то запомнил.

Морфий достаточно долгое время путал мне все извилины, заставляя задавать ей одни и те же вопросы. Как ее имя? Кто она такая? Где я? В курсе ли родители? Она каждый раз терпеливо отвечала, не забывая отшучиваться, что больше повторять не станет. А я грозил ее мучить, пока она не вернет мне зрение. Но, к несчастью, память у меня восстановилась быстрее. И не вставить по этому поводу шпильку было бы преступлением:

— Знаете, не очень: я до сих пор не имею чести вас созерцать.

Мое лицо сильно пострадало, и губы настолько плохо слушаются, что едва узнаю собственный говор. Еще один повод для беспокойства, хотя именно он отчего-то кажется наименее важным.

— Нужно время, — твердит, точно попугай.

— Вы отлично справляетесь с этой фразой, — киваю. — Но, может быть, в порядке разнообразия или… вторника сделаете исключение и скажете, как есть?