Четвертый кодекс (СИ) - Виноградов Павел Владимирович "Палимпсест_2" - Страница 64

«Но вот зачем меня туда понесло?..»

Вряд ли он тосковал по родине – родина Евгения Кромлеха была в другом мире, который еще не существует, да, видимо, никогда и не настанет. А родина Кукулькана – в юкатанской сельве.

Он отбросил докуренную сигару, поднялся и подошел к лодке. Вроде, все в порядке: груз под тростниковой крышей в середине большой пироги был рационально распределен, чтобы не нарушить остойчивость, и надежно прикрыт настилом от воды морской и небесной. В основном, пища, конечно: маис в виде сухих лепешек, жареных зерен и муки, тапиока, бобы, сушеные овощи, корнеплоды и фрукты, арахис, мясо чарки, которое прекрасно умеют вялить на островах. В сосудах из тыкв – пресная вода, подсолнечное масло, мед.

Должно хватить – если поймает Антильское течение, не попадет в штиль и буря не потопит или не забросит неведомо куда...

Есть еще рыболовные снасти. Да и много чего. Оружие, например – уже бронзовое, хороший топор, копья и кинжалы. На том конце пути будет не лишним. И золото с серебром там точно пригодятся. Этого у него порядочно, хотя можно было и больше, но негоже набивать лодку в ущерб припасам.

В общем, местный касик жившего на этих островах народа лукайян снарядил его на совесть. Еще бы он этого не сделал: благополучие его племени зависело от фактории пполом, для которых Гуанахани был важной перевалочной базой на торговых маршрутах. Они доставляли товары, обменивали их на местные, а при необходимости помогали отбить приплывавших с юга свирепых людоедов – караибов. Сами же пполом воздавали божественные почести этому таинственному владыке Кукулькану, намеренному уплыть в неведомое.

Вот, кстати, и они.

Размышления Кромлеха прервала приближающаяся экзотическая какофония – заунывный рев раковин, шуршание мараки, скрип гуира и гулкие удары в барабаны. Со стороны построенной прямо на берегу фактории, обнесенной высоким частоколом, двигалась яркая процессия. Впереди – касик. Обычно он обитал в укрепленной деревне в глубине острова, но по такому случаю прибыл со свитой в факторию. В отличие от своих невысоких и хрупких на вид соплеменников, он был довольно внушительного телосложения. Росту ему еще прибавляла высокая тиара, искусно выполненная из перьев. Носил традиционную для островов длинную хлопчатобумажную юбку с узорами, но на торс его был накинут явно доставленный из страны майя богато украшенный разноцветными перьями плащ. Континентальное происхождение имели и его многочисленные золотые, нефритовые и яшмовые украшения. Обтянутое шкурой ягуара, увешанное кистями и перьями длинное копье с бронзовым наконечником подчеркивало его высокий статус. В Майяпане никто не позволил бы столь мелкому владетелю пользоваться ягуарьей шкурой, но на островах управляющие торговых факторий обычно закрывали на это глаза – они же не были имперскими чиновниками, а бизнес такое нарушение вполне стерпит.

Рядом с касиком шел ах пполом йок, купеческий глава, обладавший тут властью куда большей, чем местный вождь, хотя формально Гуанахани, как и прочие острова моря Таино, в империю не входил. Купец был гораздо ниже касика, полноват, одет богато и добротно, но несколько консервативно – в столице так давно уже никто не одевается. Впрочем, Кукулькан уже несколько лет не был в своей столице...

«А теперь Майяпан уже вряд ли присоединит острова», - думал Кромлех, глядя на приближающуюся процессию приплясывающих и нестройно поющих под варварскую музыку полуголых островитян.

В империи многим казалось, что она в зените могущества, но Кромлех, который знал историю будущего, понимал, что упадок близок. Причины, по каким лет двести спустя случится коллапс, деяния Кукулькана не отменили. Нехватка воды, которая в областях майя всегда была проблемой, с изменением климата на более засушливый станет катастрофической. Леса уже сейчас почти вырублены, земля истощается и скоро не сможет прокормить все прибывающее население. Голод вызовет народные мятежи и дворцовые перевороты, города будут разрушены, кровь пропитает землю. Потом придут дикие народы и поработят тех, кто остался в живых. От некогда могущественной державы уцелеет лишь несколько анклавов.

Но знал он и то, что по прошествии времени дикари примут культуру майя и сами станут высокими тольтеками – утонченными философами, астрономами и магами. На переотложенных почвах поднимутся новые леса, среди которых начнут расти города цивилизации-преемника.

В мире Кромлеха этот ренессанс тоже возглавил Кукулькан, который не был им. Может, он появится и в этом мире – какой-нибудь вождь, принявший славное имя. По крайней мере, Кромлех постарался, чтобы оно не было забыто, и чтобы его потомки пользовались почетом и поклонением. Четырех сыновей – «цветов шипа его ската» - он оставил в Чичен-Ице, и старший вполне достойно правит Майяпаном, продолжая его дело. И в Городе богов, где Кукулькан-Кетцалькоатль жил последние четыре года – ветшающем, потерявшим силу и значение, но все еще священном – он породил двоих мальчиков, которым там оказывают те же почести, что и ему.

Так что, когда с севера придут пока еще дикие мешика-ацтеки, старая династия Кетцалькоатля в их глазах останется священной. Может быть, они даже пригласят кого-то из его потомков править ими. Хотя Кукулькан мог на это только надеяться, но повлиять уже не мог никак. Он сделал то, что от него зависело, дальше должна действовать сила вещей, творящая историю.

Но нужно ли было это делать?..

Он так и не решил это для себя, но уходил с легким сердцем. Лишь воспоминания о покинутых детях и умерших женах вызывали саднящую боль в душе, что было простительной человеческой слабостью. Еще он скучал по Аське, прошедшей Мембрану для котов на третий год его жизни в Теотиуакане. У него были ягурануди и до нее, и после, но лишь ее смерть вызвала настолько глубокую печаль.

Его воспоминания прервала вдруг грянувшая тишина – все музыканты разом перестали играть. Процессия остановилась.

Кукулькан поднялся во весь свой громадный для этих мест и времени рост и молча воззрился на пришедших. По знаку касика все они рухнули на песок ниц. Кромлех глядел на обнаженные коричневые, блестящие от пота спины. Такое зрелище было ему не в новинку.

Касик и купеческий глава ползком двинулись к нему. Когда они оказались примерно в метре, остановились.

- Встаньте, - негромко велел Кукулькан.

Оба вельможи поднялись, однако по-прежнему держали лица опущенными. Остальные продолжали пребывать в той же позе.

- Великий Кукулькан, - начал касик.

Его расписанное красными полосами темное лицо, к которому обильно прилипли песчинки, исказилось от напряжения – ведь он общался с богом в ключевой момент существования этого мира.

- Позволь мне не позорить предков своих, позволь мне не опозорить тебя, говоря слова в твоем присутствии!

- Говори, - разрешил Кромлех.

- Ныне бог мой является нам, как смертный, - нараспев начал вождь, - о, Кукулькан, ясно видим тебя! Как прекрасный водяной кипарис, бог мой пускается в воды, в их блестящую гладь. Прекрасный зеленый Пернатый Змей уплывает от нас по божественным водам на змеином каноэ – на восток в центр моря. Вижу наизнатнейших, бьющих по барабанам в цветах душистых. Прощай, мой бог, от дыханья цветов захмелев, я навеки останусь на берегу.

Штиль был высоким – парень явно весьма начитан, может, даже обучался у жрецов на континенте в одной из прихрамовых школ. Туда часто брали варварских юношей – Кукулькан настаивал на этом, когда был при власти, в рамках стратегии сплочения державы. Конечно, подвигнуть жрецов на подобные перемены было сложно, но он научился достигать в этом успеха. Дорогой ценой, правда...

- Разве живем мы с корнями в почве? – в том же стиле ответил он касику. – Нет, не навсегда мы на земле – лишь ненадолго. Из нефрита будь – он искрошится, будь из золота – источится оно, будь из перьев кетцаля – обдерутся они. Ныне Пернатому Змею пора пришла в центр моря стремиться, к богам, его братьям, покинуть народ свой.

Кромлех замолк на пару секунд, держа паузу для того, чтобы сказанное намертво впечаталось в память слушателей. Затем продолжил: