«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны) - Губернаторов Николай Владимирович - Страница 42

«Скажи, в каком настроении ты оставил ребят, когда мы с тобой уезжали в Ласк?»

«Ребята догадываются, что их скоро отправят на задание. А настроение у них разное: некоторые сумрачны и побаиваются зимы, а такие, как Семенов, Бабицкий, Градович и другие — а их большинство, — ждут быстрейшей встречи со своей Красной армией. А есть и такие, которые обязательно откажутся даже лететь на задание без документов. Так что, Юрий Васильевич, по вашему совету я почти со всеми успел поговорить. Дела у нас с вами не так уж плохи, уверен, что ребята нас не подведут».

Зимнее солнце лениво скрывалось за горизонт зубчатого леса. А на стеклах окон стали вырисовываться морозные вензеля узоров.

«Спасибо, Ваня, утешил и обрадовал ты меня. Мы с тобой еще поборемся».

Расчувствовавшись, я взял гитару и, перебирая струны, стал подыгрывать на старые армейские стихи:

Выслушав слова песни, Ваня заметил:

«Не надо грустить, Юрий Васильевич, мы вместе еще повоюем. Жить — это не только быть живым, но и пребывать в радостном настроении».

Я похвалил его за мудрое суждение и отправился на чай к Сергееву После вечернего чая у Сергеева я узнал, что он служит в лагере по рекомендации генерала Власова, состоит на хорошем счету в его штабе и Абвере, лично знаком с комендантом города Лодзи генералом фон Штейном, общается с белоэмигрантами и Лодзинским русским комитетом, хорошо осведомлен о положении на фронте, так как регулярно слушает иностранное и русское радио. Вся надежда у Сергеева на заключение мира с западными союзниками и с их помощью — со Сталиным. Я не удивился его наивной близорукости, в которую верила белая эмиграция и многие немцы.

Назавтра я приступил к своим новым обязанностям. Они не показались мне сложными, и у меня оставалось время, чтобы заняться Ваней. Я предложил ему ежедневные занятия вечером по два часа.

«Чем мы займемся?» — спросил я у него.

«Юрий Васильевич, давайте займемся немецким языком. Я хотел бы им овладеть, чтобы хотя бы понимать, о чем говорят мои противники».

Мы начали регулярно заниматься языком, затем знакомыми мне предметами — географией, военной историей. Наша жизнь наполнилась смыслом. Ваня занимался усердно. Он не щадил своего самолюбия и не мирился со своими недостатками. Так, он любил поесть, особенно переедал во время ужина, тем более в офицерской столовой кормили сытно и калорийно.

Как-то утром, делая зарядку, я поставил его рядом с собой перед зеркалом, начал урок: «Ваня, посмотри на свое отражение, видишь, оно какое-то неряшливое, это ты забыл причесаться. А теперь искренне улыбнись и скажи: «Я чувствую себя хорошо, и сегодня у меня все будет получаться!» Зеркало также отражает округление твоей фигуры, смотри: у тебя стал расти животик, округляться попа. Значит, надо умерить аппетит. Я тоже люблю поесть, но я ем столько, чтобы, вставая из-за стола, думать о том, что я мог бы съесть еще столько же. Для меня не переедать, не перепивать — это норма. Никаких излишеств и в пище, и в работе, и в поведении.

Воздержание во всем. «Воздержание, — говорил древний мудрец, — это первая ступень добродетели, которая и есть начало нравственного совершенства». Такая установка стала для меня привычкой и помогает мне сохранять уравновешенность и веру в себя, а значит, быть более защищенным. Что для нас с тобой, находящихся в окружении противника, очень важно для личной безопасности. Вот почему я выработал у себя стремление и желание выжить, спастись и принести пользу Родине».

Ваня впитывал мои советы охотно. Я старался уделять ему как можно больше времени, иногда только отлучаясь по службе или к полковнику Сергееву слушать его военные фантазии и новости с фронтов.

Как-то в начале марта я по его приглашению пришел на чашку традиционного чая — он был единственный человек в «Утрате», который не страдал запоем и сохранял свежую голову, по привычке отслеживая по своей карте все изменения на Восточном фронте. И поэтому постоянно нуждался в собеседнике, старался поделиться не только новостями, но и личными соображениями.

«Ну-с, Юрий Васильевич, — начал он, разворачивая свою карту с нанесенной военной обстановкой, — фюрер укрепляет по-своему Восточный фронт, вводит свежую новинку в стратегию войны. В своем приказе он устанавливает по всему Восточному фронту систему крепостей и опорных пунктов, которые должны удерживаться до конца, даже при окружении, сковывая как можно больше сил противника для стабилизации линии фронта. У нас в группе армий «Центр» такие крепости уже определены: Витебск, Орша, Борисов, Минск, Могилев, Бобруйск, Луни-нец, Слуцк, Пинск. Назначаются коменданты крепостей, которые подчиняются фюреру через командующего группы армий, если возникают какие-то новые задачи. Ну, как вы оцениваете эту новацию Гитлера?» — спросил Сергеев.

«По-видимому, я могу оценить так же, как и вы», — уклончиво ответил я.

«А я оцениваю отрицательно! Да-с, милостивый государь! Эта мера сил вермахту не прибавит, — заговорил Сергеев. — Во-первых, крепости Брест, Пинск, Двинск и другие уже сыграли свою положительную роль в 1-ю мировую войну. Но та война была позиционная, а эта маневренная. Во-вторых, замкнутые в крепостях войска вермахта обрекаются на пассивность, остаются инертными. Маневром танков и механизированных частей Красной армии эти крепости легко обходятся, окружаются и обрекаются на разгром или пленение. Вот так-то, батенька! Новый приказ фюрера с этой новинкой ничего не даст. Фюрер заблуждается и вводит в заблуждение своих генералов тем, что летом Сталин ударит на юге. Посмотрите на карту: Белоруссия — это ворота и ближайший путь не только в Польшу, но и в Германию, в Берлин, по-видимому, где завершится война. Поэтому главный удар летом Сталин нанесет в Белоруссии, тем более что он будет опираться на мощные силы партизанского движения. Вы, как разведчик, согласитесь со мной в том, надеюсь, что через партизан штаб Красной армии располагает сведениями о немецких силах и их обороне не хуже самого фюрера. Так что будем ждать тяжелых событий в Белоруссии, а потом на юге, в Прибалтике и Пруссии».

Рассуждения и прогноз Сергеева, старого вояки, были не лишены основания и вселяли в меня надежду, хотя я не старался раскрываться перед ним, как ставленником Власова и Абвера.

Время шло, наступала весна. Мартовское солнце щедро заливало природу светом и теплом. Бирюзовое небо ласково обнимало все живое. На душе становилось радостнее.

Это ощущал и мой сынок Ваня.

После завтрака мы по привычке вышли погулять за лагерь, ступая по стеклянным ледышкам лужиц весенней воды. Нас ослепляли искристые косые наметы осевшего снега. От набегавшего ветра грациозно кланялись елочки-монашки, одетые в зеленый бархат своих сарафанов. Они тихо роняли алмазные капли растаявшего снега и будто улыбались сквозь слезы. Наслаждаясь этой благодатью, я вдохновенно стал читать стихи:

Выслушав их, Ваня, глядя мне в глаза, попросил почитать еще, и я продолжал уже свое, интимно личное: