Знамение. Вторжение (СИ) - Ильясов Тимур - Страница 23

— Куда же я без вас, уважаемая… Обещал — так обещал… Словно нужно держать… Мы, живые, должны теперь быть вместе…, - мужик философски крутит свободной рукой в воздухе, показывая толстым пальцем на супругу, а потом переводя его на яхту, и продолжает улыбаться, будто чеширский кот, одними губами, сохраняя при этом невозмутимость в широко поставленных глазах.

— Спасибо! Спасибо!!! Если бы не вы… Спасибо вам огромное…, - бормочет жена, выпрямившись и суетливо переминаясь с ноги на ногу, со смущенным восхищением оглядывая яхту, а потом нервно оборачиваясь назад, в сторону, от куда напирает скрипящая и вопящая серая масса тварей, ближайшие из которых тем временем проносятся мимо капитанского домика и принимаются пожирать оставшееся между нами расстояние в жалкие пару сотню метров.

— Уважаемый, так вы заходите на мой скромный борт? Или остаетесь? Наши общие друзья сейчас будут здесь…, - издевательски комментирует обстановку он и снова протягивает в мою сторону свою широкую мозолистую руку. И так же, как при нашем первом знакомстве, я не могу отделаться от ощущения, что мне не нравятся его глаза, оттенка намокшей древесной коры, неуловимо отличающиеся во впечатлении, которые они производят, будто живущие отдельной жизнью от остального лица, выражающего добродушность и приветливость. Глаза с острым, хитрым и испытывающим взглядом человека, которому опасно доверять.

— Сначала дети, — твердо отвечаю ему я, понимая, что не в моих правах ставить ему условия, к тому же времени на промедление не остается. Однако, чтобы выглядеть уверенно, я безапелляционно хватаю младшую дочь на руки, чтобы передать ее мужику через мостик первой.

— Нет. Нет. Нет! Сначала надеваем спасательный жилет на себя, потом на детей. Правила безопасности на воде, понимаете ли… Послушайте своего капитана, уважаемый…, - одергивает руку он, позволив улыбке на его лице слегла дрогнуть, будто мелкая рябь прошла по ровной глади тихого озера. А его взгляд блеснул холодком, дав мне понять, что спорить с ним бесполезно.

— Хорошо. Хорошо, — соглашаюсь я, оборачиваясь назад, в сторону яростно ревущей наступающей на нас орды, которая тем временем преодолевает первые секции причала, стремительно сокращая расстояние между нами, — я сейчас переберусь на лодку, ты мне потом быстро передай девочек и забирайся сама, — обращаюсь я к супруге, которая продолжает неразборчиво бормотать слова благодарности и доверчиво улыбается в ответ на фальшивую улыбку мужика.

— Да-да-да. Я все сделаю. Иди же быстрее! Что же ты?!! — визгливо отвечает мне она, схватив дочерей за руки.

Деревянный мостик шатается, повторяя амплитуду покачивающейся на волнах яхты. Однако я не принимаю помощь в виде протянутой в мою сторону руки и, поймав момент, когда мостик выравнивается по горизонтали с уровнем пирса, в три неуклюжих и нешироких шага разом пересекаю преграду и оказываюсь на борту.

Мужик же, сухо хмыкнув и сверкнув на меня взглядом человека, добившегося своей цели, вдруг одним ударом ноги выбивает мостик со своего места и скидывает его в воду. Потом быстрым движением ловкой руки сбрасывает с крепления удерживающую лодку у пирса толстую швартовочную веревку. И, освободив яхту от связки с пирсом, равнодушно отворачивается от меня и направляется к штурвалу.

Опешив от неожиданности произошедшего, я продолжаю стоять на месте, наблюдая за действиями мужика, который спокойно и без суеты усаживается в рулевое кресло, немного возится с панелью управления и заводит двигатели яхты, заставив корпус лодки ощутимо завибрировать.

Обернувшись на родных, я упираюсь взглядом в бледное, вытянутое от удивления лицо супруги. Она стоит у кромки пирса, будто застывшая мраморная статуя, крепко удерживая в руках девочек, которые также молча и открыв в изумлении рот, смотрят на своего отца, который оставляет их, уплывая с незнакомым дядей.

Деревянный мостик, снесенный волнами и течением, всплывает позади яхты и медленно отплывает в сторону берега. А лодка, больше не удерживаемая на месте швартовочной веревкой, чавкая волнами, разбивающимися о бортики, начинает неумолимо отдаляться от кромки бетонного причала.

Опомнившись, будто ужаленный, я кидаюсь к бортику, безуспешно пытаясь дотянуться за удаляющуюся железную трубу, служившую креплением для швартовочной веревки. Будто, если бы я и умудрился за нее ухватиться, то смог голыми руками удержать огромную яхту-катамаран на прежнем месте.

— Прыгайте! — в отчаяньи кричу супруге я, бросив затею с трубой, понимая, что и этот способ спасти семью не выдерживает никакой критики. Пропасть между лодкой и причалом составляет уже метра два. И немыслимо даже представить, чтобы беременная супруга смога бы перепрыгнуть подобное расстояние, удерживая двух детей на руках, при том что прыгнуть самим у девочек никак бы не вышло.

Тем временем яхта, взревев двигателями, дает передний ход и начинает отплывать в море, двигаясь параллельно причалу. Супруга же, не отрывая от меня взгляда округлившихся от удивления глаз, начинает двигаться к дальней оконечности пирса, напоминая своим видом безвольную марионетку, движимую кукловодом, пытаясь тем самым держаться рядом с отплывающей яхтой, вероятно надеясь, что произошло недоразумение и что сейчас все лучшим образом разрешится.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я вижу, что причал оборвется метров через десять. Лодка же неумолимо набирает обороты, ускоряя темп. А первые ряды серой массы голодных тварей несутся, обгоняя и перепрыгивая друг друга, заполнив тем временем пирс почти до середины и оглашая округу мерзкими скрипящими воплями, от которых свербит в ушах и стынет кровь в венах.

В моем распоряжении, кажется, остаются считанные мгновения. И все! Мгновения, которые могут разрезать мою жизнь пополам и лишить самого дорогого, что у меня есть. Мгновения, разделяющие мрак и свет. Зло и добро. Надежду и отчаянье.

Будто зверь, загнанный в ловушку, я рывком оборачиваюсь в сторону мужика, который невозмутимо сидит в кресле рулевого спиной ко мне и, кажется, насвистывает мелодию глупой попсовый песенки. В моей груди разбуженным вулканом клокочет ярость, готовая немедленно разорвать мужика в клочья. Мои руки нервно сжимаются и разжимаются. Мышцы звенят в неимоверном напряжении. Скулы на лице стискиваются, заставляя зубы натужно скрипнуть. А в голове вихрем проносятся лихорадочные, обрывистые мысли, в то время как воспаленное сознание пытается зацепиться хоть за одну удачную идею о том, как я могу воспользоваться этими утекающими, будто песок сквозь пальцы, десятью секундами.

Оглядев застилаемым белой пеленой взглядом небольшую палубу, и не найдя ничего, чем можно было бы вооружиться, я с сиплым ревом бросаюсь на мужика, обхватив трясущимися руками его толстую морщинистую шею, выглядывающую, будто у индюка, из под широкой горловины плаща…

Штурвал

— Ува…жмммм…ый…, - сдавленно хрипит он, выпустив штурвал, вскинув руками и сбросив шапочку из фольги. А потом жесткими мозолистыми пальцами хватается за мои кисти и принимается освобождать свою шею от захвата.

Я же истошно реву, брызгая слюной, будто раненый бык, пытаясь удержать сцепку. Однако как бы я не давил, мои пальцы поддаются сопротивлению и проскальзывают, проигрывая силе рук противника. Лысая макушка мужика больно тычется мне в лицо, ударя в нос мерзкой вонью давно не мытой человеческой плоти и гнилых зубов, вперемешку с запахами машинного масла и дешевых сигарет.

Когда мои пальцы почти расцепляются, то я решаюсь на еще один отчаянный трюк. Я сбрасываю онемевшие кисти с его шеи и захватываю ее в кольцо правой руки, крепко прижимая тыльной стороной локтя голову мужика к своей груди. И одним рывком сбрасываю мерзавца в сторону, скидывая с капитанского кресла и тем самым опрокидывая на палубу. Мужик со стоном падает, а следом раздается глухой удар, словно с размаху ударили увесистой деревянной палкой о ствол дерева. Готовый продолжить поединок, я бросаюсь к нему, теперь лежащему на спине, удивленно смотрящего на меня, и замечаю, что на краю бортика виднеется небольшое красное пятно. И понимаю, что при падении тот поранился, ударившись головой о край лодки.