Простолюдин (СИ) - Громов Александр Николаевич - Страница 61

Словом, я был готов общаться с вольными штукатурами и даже внедриться в их так называемое Братство («предложат пройти посвящение — соглашайся»). Оставался неясным вопрос моего статуса в глазах императорского двора и простого населения. Кто я вне колонии, если не беглый каторжник? Любой тип, у кого хватит сил задержать меня, так и сделает, а подсобит ли мне Инфос — неясно. Может, наоборот, станет вопить на всех площадях: «Вот он, бунтовщик, хватайте его!»

Не скажу, что мне хотелось вернуться на каторгу. Да и кому захочется?

Мика успокоил: риск-де невелик, Принимающая сторона возьмет на себя вопросы моей безопасности. Из этого следовало, во-первых, что мне придется быть осторожным, чтобы штукатуры не передумали, а во-вторых, что они заинтересованы в сотрудничестве. Стало быть, у них те же виды на нас, что и у нас на них: использовать временных попутчиков и вовремя кинуть их. Я должен был представлять ту расплывчатую часть Сопротивления, которая не разочаровалась в движении после отступничества Рудольфа. Знал я о ней, по правде говоря, немного. О существовании колонии штукатуры, по-видимому, не догадывались, как и о реальной подпольной структуре, создаваемой Микой совокупно с его единомышленниками и имеющей лишь косвенное отношение как к Сопротивлению, так и к колонии. Об этой структуре мне было известно по сути лишь то, что она существует, растет и крепнет. И что это действительно боевая организация.

Знал ли о ней Инфос? Вне всякого сомнения. Мы могли вести тайные переговоры только при личном контакте и были в силах скрыть лишь содержание переговоров, но не сам факт личного контакта. Ромео бился над проблемой передачи телепатем на расстояние, психовал и не гарантировал, что когда-нибудь расколет эту задачку. Электромагнитные волны какой угодно длины, с какой угодно модуляцией и с каким угодно шифрованием сообщения тут, понятно, не годились, звуковые сигналы тем более, а кабельная экранированная связь — это громоздко, ненадежно и может применяться лишь в ограниченном масштабе.

По-моему, Саркисян занимался не только связью. Однажды, находясь в необычайно благожелательном расположении духа (в лесу по этому случаю, наверное, все медведи сдохли), он пустил меня в мастерскую. Там я заметил некую остроносую сигару с короткими крыльями, лежащую на грубой подставке из бруса. На мой вопрос, что означает эта ракета, Ромео мгновенно осатанел, накричал на меня и выставил вон, после чего лесные косолапые, надо полагать, сразу воскресли. Не знаю, пострадал ли кто-нибудь из них, когда наш народный умелец вывез некую штуковину на испытания в тайгу и устроил там такой взрыв, что в колонии было слышно. Знаю только, что площадь тайги в одну секунду уменьшилась на несколько гектаров. Термобарический заряд, понятное дело.

В один чудесный майский день Мика отвез меня на какой-то лужок, где и высадил. Обменявшись несколькими словами с пилотом поджидавшего нас флаера, он улетел, а я разместился на пассажирском сиденье. Погрузив мой багаж, пилот тотчас поднял машину в небо. Он был предупредителен, но немногословен и не отличался изысканностью речи. «Дворянин», — сообразил я. Наверное, парень был не в курсе. Получил задание сеньора, выполнил, и взятки с него гладки. Само собой, я тоже помалкивал.

Мы долго летели курсом на запад. Знаменитые среднеазиатские пустыни выглядели неубедительно, скорее я бы назвал их саванной. Там и сям зеленели рощицы, змеились русла ручьев и речек, а вот голых песков я что-то не заметил. Мне пришлось признать: Рудольф не соврал насчет благоустройства планеты. Но страшно подумать, кому люди обязаны этакой благодатью!

Рудольфу тоже было страшно. Наверняка страшновато и теперь. У моих русских предков была поговорка: плетью обуха не перешибешь. Понятия не имею, что такое обух и чем он отличается от олуха, но, по-видимому, предки были правы. Рудольф и сам это понял, когда Инфос напугал его по-настоящему…

Саванна уперлась в море, затем под брюхом флаера проплыли горные вершины, блеснули ледники, и я догадался, что море было Каспийским. Довольно скоро внизу опять засинело море, теперь уже, надо полагать, Черное. Я мысленно продолжил маршрут. Неужели меня везли в Столицу?

Оказалось — нет. Впереди-справа в дымке обозначилась полоска земли, и флаер потянулся к ней, понемногу снижаясь. Не шибко высокие лесистые горы, пологие с севера и круто обрывающиеся к морю, долины, извилистые ленточки дорог, какой-то водоем, снова горы — и посадка.

Я огляделся. Поросший травой и кустарником склон, несколько каменистых тропинок, много цветов и никакого жилища в поле зрения… Волоча по воздуху длинный хвост, с шумом пролетела земная птица фазан. Пилот сказал, что должен завязать мне глаза, и прибавил, что надеется на мое благоразумие: всякая попытка снять повязку будет пресечена крайне плачевным для меня образом. Я решил не уточнять, каким.

Пилот вел меня под локоток. Мне показалось, что из всех тропинок мой поводырь выбрал наиболее каменистую и, несомненно, самую длинную. Хорошо еще, что пришлось спускаться, а не подниматься. Вскоре, судя по запахам и прохладе, тропинка запетляла по лесу, и тут к камням добавились выпирающие корни. Один раз я попросил разрешения почесать шею и сразу почувствовал, как напряглась ведущая меня рука. К повязке я благоразумно не притронулся.

Наверное, все эти детские предосторожности были частью какого-то тягомотного ритуала. Штукатуры копировали повадки своих предшественников-каменщиков. Потом вдруг стало гулко и очень прохладно. Повеяло сыростью: вероятно, мы попали в пещеру. Шаря по воздуху свободной рукой, я нащупал влажную шершавую стену, всю в бугристых натеках, и ужаснулся мысли, что мне велят ее отштукатурить. Ноги ступали по какому-то твердому покрытию, затем пошли ступени — вниз. На макушку мне упала холодная капля, вторая — за шиворот. Где-то поблизости журчал подземный ручей.

Становилось любопытно. Наш свихнувшийся географ — и тот разнес бы в пух и прах идею укрыться от Инфоса в какой-то пещере. Может, меня собираются протащить сквозь глинистый сифон?.. Так и он Инфосу не помеха. В пещерах можно укрываться лишь от внимания людей, да и то до поры до времени.

Наконец с моей головы сдернули повязку. Оказалось, что я стою на мокрой бетонной площадке посреди некой здоровенной полости, каковую в пещерах принято именовать залом. С высоченного потолка зала густо свисали такие матерые сталактиты, что любой из них, сорвавшись, проткнул бы насквозь слона, не то что человека. Свет давали коптящие факелы, продетые в кольца, вбитые в стены. Пилот тотчас ушел, а передо мной оказались три незнакомца.

Они были в черных масках и темных плащах до пят. Ну цирк, ей-ей!

Один из них, низенький, приблизился ко мне и некоторое время молчал. Я тоже. Может, таков был ритуал, а может, приземистый штукатур просто изучал мою физиономию. Но вот он заговорил хорошо поставленным голосом:

— Мы приветствуем тебя, гость Братства. Ничего не опасайся, ты под нашей защитой.

Под защитой я, как же! От ищеек графа Леонарда — может быть. Но этого как-то маловато. Мне что, изобразить благодарность?

Я изобразил благодарность. От легкого поклона шея не отвалится. Мне было интересно, что последует дальше.

А дальше началось осторожное прощупывание. «Щупали» главным образом меня. Мне были заданы вопросы о моей жизни на Лунной базе, о возвращении на Землю, об императорской милости и немилости, а главное, по какой такой причине я руками и ногами отпихивался от баронства. На последний вопрос я ответил простецки:

— На кой дьявол мне эта мишура?

— Как сказать, — немедленно возразил другой другой носитель маски, высокий и толстый. Я подумал, что он должен страдать одышкой. — В смысле бытовых удобств и, конечно, положения в обществе это вовсе не мишура. Более того, это совершенно не мишура для человека деятельного, намеревающегося изменить этот мир к лучшему. Не в том ли состоит священный долг истинно благородного человека? Благородство подтверждается титулом, а титул дает возможность более прямым и коротким путем двигаться к достижению благородной цели. Круг, таким образом, замыкается, образуя геометрически совершенную фигуру, символизирующую сияющую чистоту наших намерений…