Незавершенный роман студентки - Дилов Любен - Страница 8

– Циана, ты почему не выходишь? – позвал профессор. – Циана!

Студентка, возвратившаяся из учебного полета, прыгнула вниз головой, будто решила покончить жизнь самоубийством, но ей удалось удержаться на ногах. Следом за нею из люка появилась пара совсем не похожих на ее элегантные башмачки грязных сапог. Студентка показала на них пальцем и сказала:

– Он помог мне исправить машину. Все произошло совершенно случайно.

Профессор собрался было отругать ее, но вспомнил, что происшедшее накануне стерто из памяти бестолковой студентки, которая заварила эту кашу. И произнес, больше досадуя, чем упрекая:

– Только не болтай глупостей, моя девочка. Этим ты только усугубляешь свое положение. Давай спускайся, – произнес он с той же досадой в голосе, теперь уже обращаясь к Кириллу Моневу.

Однако не менее обидным было и то, что должно было произойти дальше, так как для профессора, память которого оставалась нескорректированной, все это происходило в третий раз. Уже дважды инженер-экплутационник возвращал своего коллегу из двадцатого века обратно, и дважды машина почему-то допускала рассеянность во времени и высаживала Кирилла в четверг вместо воскресенья. А сейчас все следовало повторить в третий раз – слово в слово, движение за движением! Их прапрадед, Кирилл Монев, станет протестовать, потом потребует, чтобы ему отдали студентку обратно, кроме того, его придется долго уговаривать согласиться на коррекцию памяти… Даже идиотская накладка в институтском метро и то должна повториться. Когда они, направляясь в психолабораторию, вошли в вагон институтского метро в первый раз, инженер из прошлого смирился со своей участью и оглядывался вокруг с профессиональным интересом, хотя профессор предупредил его, что через какое-то время всего этого не остается в его памяти. На беду, где-то между третьей и четвертой станциями поезд остановился. В вагоне сразу же стало невыносимо душно, так как климатическая установка вышла из строя. Тем не менее, контролировавший движение робот исполнил свои обязанности исправно, объявив по радио: «Просим у пассажиров прощения. Непредвиденная остановка». Как будто пассажиры сами не поняли ситуации…

Как и раньше, когда такое случалось, неполадка была устранена довольно быстро, однако говорящий дурак робот-контролер на сей раз дал маху, продолжая долдонить, что остановка-де непредвиденная и что-де просим у пассажиров извинения, хотя поезд уже несся на бешеной скорости. «Пока аварийные роботы вычислят этого балаболку и займутся им, пассажиры опухнут от его говорильни», – подумал профессор.

Но на пассажира из прошлого досадная неполадка как бы и не подействовала. Точнее, подействовала на него каким-то необъяснимым образом. Он злорадно ухмылялся все время, а потом изъявил желание помочиться. Профессор попросил его сформулировать еще раз странную просьбу, в смысл которой он попытался вникнуть и был озадачен еще больше, так как оказалось, что нежеланный гость из прошлого желает мочиться не вообще, а исключительно на их технику. Разумеется, позволить ему подобное было немыслимо, такой поступок был бы уже вмешательством в их мир. И тем не менее, профессору очень хотелось установить для себя причину возникновения столь необычного желания. Однако он не позволил себе задавать вопрос инженеру из прошлого, так как это означало бы, что он воспользуется недозволенным способом получения информации о прошлом. И он удовлетворился собственной гипотезой: вероятно, частые поломки примитивных машин далекого двадцатого века вызывали у людей того времени позывы к мочеиспусканию.

На этот раз профессор по темпоральным полетам следил за работой ремонтных роботов, производивших обследование машины, собственноручно запрограммировал полет и лично отвез усыпленного инженера в прошлое. Пространственно они снова опустились возле судьбоносной заводи, и снова это был четверг. А на следующей неделе третьекурсница Циана в четвертый раз привезла этого надоедливого типа, инженера, который хоть и не был ни в чем виноват, все же вызывал у них все нарастающую антипатию.

Упорство – одно из самых ценных человеческих качеств, прогресс в большей степени обязан именно этому человеческому качеству, и в будущем его цена должна еще возрасти. Вот почему Кирилл Монев в одиннадцатый раз ступил своими грязными сапогами на белоснежный полигон (хоть бы вымыл их, чтобы не приходилось потом перемывать всю взлетную полосу, но как внушить ему такое, если в психолаборатории из памяти инженера стирали все, что было связано с этим полетом), профессор понял, что непременно вспыхнет скандал, который невозможно будет скрыть (а все из-за легкомыслия студентки).

Профессор сделал заявку на предоставление его институту новой темпоральной машины, для чего ему пришлось объясняться в вышестоящих инстанциях и терпеливо сносить визит специальной комиссии, которая хотела лично удостовериться, что настройка на время в темпоральной машине повреждена действительно. И тем не менее, только после того как Циана и Кирилл прибыли вдвоем в двенадцатый раз, только после этого комиссия вынесла решение выделить институту новую машину. Она ничем не отличалась от первой и, естественно, снова возвратила инженера в четверг, а в воскресенье привезла его обратно. И только когда третья машина в семнадцатый раз сделала то же самое, что и предыдущие машины, комиссия пришла к мнению, что причина вовсе не в машине. Что во времени (правда, это случается крайне редко) наступает деформация (ученые называют это явление «порогом» или «зевом»), которая и спровоцировала рассеяние в движении машины во времени. Явление пока еще было мало изучено, и, следовательно, темпоральные машины пока еще не обладали способностью корректировать деформации подобного рода, которые, вполне вероятно, они сами и провоцируют, деформируя воздушное пространство, как деформируют его сверхзвуковые самолеты

Таким образом, всему научному совету Института древней истории пришлось призадуматься, как восстановить нормальный порядок вещей. И хотя решение, которое они приняли, было противозаконным и таило в себе опасность для психического здоровья человека из прошлого, другого выхода, кроме как возвратить инженера обратно в прошлое, ничего не вычеркивая из его памяти, не нашлось. Правда, пришлось взять с далекого пращура слово, что он не пойдет в воскресенье на реку. А память студентки решено было скорректировать.

Перед тем, как возвратить инженера в прошлое, ему снова напомнили, что из-за него целый институт позволяет себе подобное святотатство – путаницу в истории. А если они послушают его и отдадут студентку ему в жены, то и вовсе совершат недозволенное. И все же члены совета пришли к выводу, что им придется раскрыть свои карты до конца и сказать инженеру, почему он не должен ходить на реку в воскресенье, поскольку человек из прошлого разозлился и стал кричать, что они не имеют права вмешиваться в дела его века, что они не возместят ему пропавший за здорово живешь день от отпуска и что он будет ходить на рыбалку, когда ему того захочется. Узнав причину их беспокойства, инженер ухмыльнулся, как делал это уже семнадцать раз в институтском метро, и в восемнадцатый раз заявил, теперь уже в присутствии всего совета, о своем странном желании помочиться на все их темпоральные машины вместе взятые, из-за которых люди только мучаются, Так что гипотеза профессора о мочеуиспускательном эффекте при повреждении техники подтвердилась.

Научный совет не смог объяснить причину столь необычного желания человека из прошлого, но это как раз понятно, что люди двадцать четвертого века не могли воспринять желаний далеких предшественников. Загадочная просьба пращура по-настоящему задела лишь инженера эксплуатационника, и он сказал Кириллу:

– Коллега, насколько я знаю, именно в наш век был открыт так называемый Закон Мэрфи, гласящий, что все, что может ломаться, ломается.

В ответ инженер из прошлого снова ухмыльнулся и спросил:

– А вы что, всерьез восприняли этот закон? Однако им не позволили продолжить спор,