Не слушаю и не повинуюсь (СИ) - Калинин Алексей - Страница 36

Он оторвался от влажной щели, скользнул вверх по телу:

— Я уступлю гостю то, что недавно увлажнял языком. Пусть он почувствует себя вольготно в вашем доме.

После этих слов Бенволио неожиданно вошел в нее мощным толчком.

Оказавшись внутри нее, он остановился и с улыбкой взглянул Розалине в лицо. Словно повинуясь его безмолвному приказу, девушка обвила руками шею, притянув его ближе к себе. Она чувствовала, как волосы на его груди трутся о ее чувствительную кожу.

Розалина обняла его ногами, и он вошел еще глубже в ее лоно. Вначале его движения были медленными: он глубоко погружался в нее, а затем отступал намеренно неторопливо. Но потом толчки участились, стали быстрее и мощнее, и вот Розалина уже извивалась всем телом, снова и снова крича от наслаждения.

— Да-да! Пусть ваш гость устроит бедлам в моем доме! Пусть он заходит и выходит бесконечно! О-о-о! Как же сладко принимать такого гостя в неурочный час! Я на седьмом небе от счастья и лезу на восьмое! Да-да! Ваш гость… Как же он толст! Как он упруг! Да-да! Ещё! Ещё! Ещё!

Я понаблюдал, как член Бенволио наполняет Розалину. Тот жарил её со знанием дела. Входил и выходил так быстро, что таз его слился в одном постоянном движении. Прямо как швейная машинка.

Крики, стоны, пыхтение и шлепки тела о тело — всё слилось в этой комнате, наполненной запахом пота, благовоний и пыли. Розалина вскрикивала и выгибалась не раз. Бенволио продолжал терзать её неустанно.

Так продолжалось около десяти минут, потом он в один миг хрюкнул, гикнул и всей массой рухнул на Розалину. Его тело содрогалось в судорогах, исторгая из себя жизненное семя.

Розалина обхватила его руками и ногами, как панда обхватывает ствол эвкалипта и задрожала с ним вместе, разделяя муку и сладость оргазма.

Я же тем временем выскользнул из-за портьеры и шмыгнул в дверь. Гости начали расходиться, я тоже решил покинуть этот дом, когда меня схватила рука. Я дернулся, матюкнулся и посмотрел на хозяйку руки. Это была кормилица.

— Сеньор, что же вы наделали? — страдальческим шепотом произнесла она. — Вы совершили глупую ошибку. Так может поступить лишь отъявленный болван! Джульетта, птичка моя, она влюбилась…

— Ну да, в того парня в маске. Ты же сама мне показала, — пожал я плечами. — Они ворковали в саду под каштаном.

— Это не тот сеньор! Вы спутали две маски! Я показала на Париса, а вы околдовали Ромео, сына врага Капулетти!

Глава 32

Попадос!

А что? Никак иначе это не назовешь. Попадос и есть. Вроде бы хотел приворожить друг к другу Париса и Джульетту, а получилось всё наперекосяк. Остается только одно — пролезть в полночь под окно Джульетты и наговорить ей всяческих гадостей. Да похлеще, чтобы уши в трубочку завернулись, а любовное зелье вышло через пот.

Осталось теперь это донести до кормилицы, которая с раскрытым ртом смотрела на меня. Она явно ожидала, что я сейчас щелкну пальцами и всё исправлю. Придется её разочаровать:

— Подруга, я ночью пролезу к Джульетте под окно и начну петь скабрезные частушки. Когда любовное зелье выйдет через пот, то можно к ней запускать Париса и по новой влюблять.

— Сеньор Масудио, а что за серенады вы собрались петь? Вдруг ваш сладкий голос сильнее разожжет костер любви? Тревожно мне в груди, вот тут… Желаете пощупать?

Краснолицая кормилица явно хотела ласки. Иблис её забери — я этой ласки не хотел!

— Нет, я не хочу вас щупать. И вообще, сейчас народ разойдется, я прокрадусь под балкон Джульетты и от души наматерюсь. Она выпустит из головы всю глупость и станет снова обычной девчонкой. А там уже сами её охмурите и выдадите замуж за кого хотите…

— Ох, сеньор, да вы заговорили стихом с рифмой… Чувствую, что нелегко придется моей бедняжке перед таким красноречивым человеком. Ох, влюбите её в себя, и будет она страдать также, как и я…

Краснолицая кормилица снова попыталась прижаться ко мне грудью, но я был настороже и вовремя успел отшагнуть назад.

— В общем, хорош! Завязывайте со своими ласками! Мне нужно сделать вас счастливой, а это делается другим путем.

— Сеньор, я ведь могу и поменять желанье, — расплылась в щербатой улыбке кормилица. — Вот прямо сейчас возьму и поменяю желание счастья для моей Джульетты на сладострастный плен ваших объятий. И что вы тогда будете делать? Придется вам мой жар души и тела унимать…

— Да ничего не буду делать, — буркнул я в ответ. — Желания не подлежат возврату и обмену.

В очередной раз увернувшись от ринувшейся грудью на амбразуру кормилицы, я выскочил за дверь и помчался что было духа прочь.

Вот уж угораздило родиться таким красавчиком! И чего это она ко мне так липнет? Неужели её водосток давно уже никто не прочищал?

А между тем, уже ночь накатила на Верону. Я прошел прогуляться, заодно посмотреть — что и как тут происходит. Да, вонь кругом, да нечистоты и чумазые рожи, но я же джинн и у меня не найдется лишней мелочи. Пришлось даже двоим начистить рыла, чтобы не пытались лазить по карманам у невинного прохожего.

Оставив двух воришек стонать на грязной брусчатке, я увидел на балконе ту самую девчонку, которой подливал в вино любовное зелье. Она явно с кем-то болтала. Конечно же мне стало интересно.

Я невидимой тенью перемахнул через забор. Розовые кусты скрыли меня от посторонних глаз. Невидимым ниндзя начал приближаться к беседующей парочке.

О как! А этот Ромео оказался тем ещё прохвостом. Он прибыл под балкон раньше меня и уже вовсю ссал в уши Джульетте. Девчонка же отвечала, багровая от смущения:

— Как ты попал сюда? Скажи, зачем? Ведь стены высоки и неприступны. Смерть ждёт тебя, когда хоть кто-нибудь тебя здесь встретит из моих родных.

— Я перенёсся на крылах любви: ей не преграда — каменные стены. Любовь на всё дерзает, что возможно, и не помеха мне твои родные, — отвечал ей Ромео.

Во заливает… Так и чешет, так и чешет, как по писаному.

— Кто указал тебе сюда дорогу?

— Любовь! Она к расспросам понудила, совет дала, а я ей дал глаза. Не кормчий я, но будь ты так далёко, как самый дальний берег океана, — я б за такой отважился добычей.

Так, пора принимать меры, а то после таких песен девчонка ещё больше влюбится в этого хлыща и хрен тогда я исполню желание кормилицы. Пока они друг другу пели песни и упражнялись в знании метафор, я осторожно подкрался к Ромео. Тюкнуть по темечку, а затем аккуратно положить мальчишку на траву было делом пары секунд.

Джульетта продолжала разливаться соловьем и даже не заметила легкого шевеления в кустах:

— Меня ты любишь? Знаю, скажешь: «Да». Тебе я верю. Но, хоть и поклявшись, ты можешь обмануть: ведь сам Юпитер над клятвами любовников смеётся.

Так надо приниматься за выполнение собственного плана. Я чуть кашлянул, принимая тембр голоса Ромео и начал говорить:

— Как у нашего Мирона на хую сидит ворона. Как ворона запоет — у Мирона хуй встает.

Джульетта сперва запнулась, а потом удивленно спросила:

— Как же прекрасна метафора твоей любви. Да, поняла я, что вороной считаешь ты луну, но помни же Ромео, что луна непостоянна. Так неужели Мирон будет счастлив только под луной? А как же солнце? Как же светило, что дарит теплые лучи и греет наши души?

Не пробило. Ну что же попробуем другую частушку:

— Не ходите девки замуж, ничего хорошего. Утром встанешь — сиськи набок и пизда взъерошена.

С балкона же донеслось:

— Не бойся, мой Ромео, брачных уз. Они лишь кажутся печалью, но сердца, соединенные любовью, только в браке счастье обретут. Да, я согласна выйти замуж. Ромео, милый, как же сладки твои слова для моей томящейся души…

Мда, похоже, что с любовным зельем я слегка переборщил. Неужели придется применять тяжелую артиллерию?

— Я на кухне разогрел со свистулькой чайник. Хоть и маленький мой хуй, но над пиздой начальник! — добавил я страсти в голос.

Должно же помочь. Куда уже пошлее-то?