Весь мир театр (СИ) - Би Джин - Страница 13

– Но все они – не ты!

Снова послышалась возня и звуки поцелуев.

– Ну хорошо, хорошо моя королева, я лучший. Но увы, для Сесилов мой дар как красная тряпка для быка. Я даже пошел на то, чтобы спрятаться за подставной особой при публикации, чтобы только не раздражать эту пуританскую публику. Но они не унимаются. И монаршая воля им в этом не указ.

– Как они смеют перечить твоей матушке! – запротестовала Арабелла. – Она же ясно выразила свою волю, что я стану её наследницей после брака с тобой. Это при мне было, и они все кланялись и соглашались!

Генри лежал под кроватью ни жив ни мертв. Перед ним приоткрылась тайна куда страшнее, чем тайна убийства ничтожного актера. Неужели Кристофер Марлоу – сын королевы? Этого не может быть!

– Увы, милая моя, даже короли не всесильны. Король, от которого отвернулись его поданные, становится пустым местом. А Елизавета еще и не может меня назвать своим сыном официально. Это была бы катастрофа для ее репутации и потрясение для всей Англии. Так что у несогласных с королевой есть место для маневра. И самое простое – это вывалять меня в грязи публично.

– Но тебе же поможет сэр Томас?

– Конечно, дорогая.

– Я люблю тебя.

– Я тоже без ума от тебя…

Разговор прервался на более длительный срок, чем в первый раз. Генри еще пару раз приходилось держать себя в руках до тех пор, пока любовники не выбились из сил окончательно и не упокоились здоровым сном.

Выждав для гарантии около часа, Генри тихонько выскользнул из-под кровати.

При виде разбросанных повсюду женских и мужских вещей ему в голову пришла мысль. А почему бы не покинуть замок не крадучись в тени, а гордо, как и подобает бастарду королевы?

Стараясь не шуметь, Генри собрал с пола вещи Марлоу и, скинув с себя платье, принялся их надевать. К счастью, телосложением и цветом волос молодые люди походили друг на друга, а остальное сходство можно было достичь гримом. Пояс Саттона послужил в очередной раз. Там нашлись бородка и усики, близкие к тем, какие носил Марлоу, особенно если немного подрезать маленьким и острым ножичком. Генри, рискуя быть обнаруженным, два раза прокрадывался к ложу и смотрел на лицо оригинала. К счастью, любовные утехи и вино сделали свое дело – парочка спала крепко, возможно, позабыв погасить свечи. Наконец, оглядев себя в зеркало принцессы, Генри остался вполне доволен результатом. В тусклом свете фонарей и факелов опознать подмену было реально, только если заранее знать про неё.

Оглядев комнату напоследок, Генри пинком отправил платье горничной под кровать и решительно вышел из покоев принцессы.

В небольшой гостиной никого не оказалось. Генри вышел в коридор и сразу же наткнулся на сидящую на высоком стуле чутко дремавшую даму. Она молча проводила его взглядом, встала и поспешила по коридору в противоположном направлении.

Генри шел спокойно, но достаточно быстро. Он вышел из корпуса жилых помещений королевы и оказался в часовом дворе. Пройдя мимо бесполезных в ночи солнечных часов, он прошел Часовую башню и вышел в большой Нижний двор. Прямо перед ним, подсвеченные большими факелами, виднелись дворцовые ворота и охрана в малиновых одеяниях. До сих пор охрана не попыталась остановить его или заговорить с ним. Это очень радовало, и он надеялся, что так будет и впредь. Но увы. Дорогу ему заступили трое охранников, один из которых оказался все тем же лейтенантом Фелтоном.

– Сударь, пройдемте с нами.

Генри боялся именно этих слов. Он уже пожалел, что не выбрал путь через кухню. Но оставалась ещё надежда как-нибудь отбрехаться.

– А в чем, собственно, дело? Я что-то нарушил?

– У меня есть распоряжение лорда-казначея задержать вас, если вы попытаетесь покинуть дворец. Так что, прошу вас, не оказывайте сопротивления и проследуйте за нами.

Двое вооруженных мордоворотов делали просьбу лейтенанта исключительно убедительной, и Генри пошел следом за Фелтоном под конвоем двух солдат.

Узник Хемптон-Корта

Из тревожного сна Генри вырвало осознание того, что по спине его топчутся крысиные лапки. Обнаглевшая крыса не успела увернуться от удара и полетела в дальний угол камеры, а сам заключенный мгновенно избавился от малейших признаков дремоты и с ногами забрался на топчан. Уняв нервную дрожь, Генри взглянул на маленькое полукруглое окошко под потолком камеры.

Снаружи уже закончилась ночь. Утренний свет, проникающий в полуподвальное помещение, подсвечивал хаотически парящие в воздухе пылинки.

Генри опустился на колени и, глядя на луч света, льющийся из окна камеры, зашептал слова молитвы:

– Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, Ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда пред Тобою…

Окончив молитву, он невесело подумал, что знание этого «псалма висельников» в ином случае вполне могло бы спасти его шею от петли(10). Но уровень тайн, в которые он оказался вовлечен, не подразумевает милосердия судей.

В уме снова закрутились мысли и воспоминания о прошедшей ночи. Признания Арабеллы, дуэль с дворянчиком, прятки под ложем принцессы и внезапное появление Марлоу, подслушанная тайна, арест. Причем арест не как постороннего человека, проникшего во дворец, а как Кристофера Марлоу.

Тюремщики пока что не подозревают о подмене. Что ему делать? Сознаться?

Разоблачение, вероятнее всего, сулило жестокую кару. Под пытками он сознается, что знает тайну королевы, и тогда – смерть. А если играть до конца?

То, что его задержали при попытке покинуть замок, несомненно, следствие интриг вокруг престолонаследия. Он узнал тайну королевы и был уверен, что ни у кого во дворце не поднимется рука на её сына, пусть и незаконного. Значит, его ждет что-то вроде допроса или угроз, но ни в коем случае не насилие. Возможно, от него будут требовать отречения от притязаний. И он, Генри Рэй, охотно согласится на все, лишь бы покинуть стены замка. А потом он растворится в людском море, наполняющем Лондон. Надо только отыграть как следует…

Приняв такое решение, Генри снял камзол и рубаху Марлоу и размотал с торса и плеч свой пояс-выручалочку. Он снова нашел зеркальце и осмотрел грим. То, что годилось для попытки сбежать из замка ночью, уже не годилось для игры при свете дня. Ему предстояло сделать лицо полнее, замаскировать скулы и впалые щеки, подкорректировать нос, сделав его визуально меньше.

Генри решительно разложил перед собой кожаные мешочки с кремами и красками и приступил к работе.

Закончил он вовремя. Когда Генри уже застегивал камзол Марлоу, за дверью послышались шаги, и вскоре в замочной скважине заскрежетал ключ. В камеру вошли двое стражников в малиновом. Один из них повелительным жестом приказал следовать за ним, а второй пошел следом за Генри с обнаженным палашом наготове. Поднявшись из подвала на несколько пролетов лестницы, они прошли по затемненному коридору и вошли в большую богато обставленную залу.

Генри подтолкнули в спину и заставили пройти несколько шагов к центру комнаты.

Кресла, расставленные полукругом, и ещё одно, побогаче и пока пустующее по центру, люди, переговаривающиеся между собой и кидающие на него заинтересованные взгляды, – все это живо напомнило ему театр. Ему опять выпало играть роль, слов которой он не знал. Но он примерно знал, о чем будет эта пьеса, и догадывался, как именно нужно её отыграть.

Он осмотрелся. Часть кресел пустовала. Среди присутствующих Генри узнал престарелого лорда-казначея Уильяма Сесила, рядом с которым, сгорбившись, сидел его сын Роберт. Соседнее место, по левую руку, занимал Джон Уитгифт, архиепископ Кентерберийский. Остальных Генри в лицо не знал.

Ожидание затягивалось. В зале было слегка душно. Генри поставили спиной к большому окну, и он обрадовался тому, что место размещено для него столь удачно – свет, идущий сзади, скрывал подробности лица. Но его волновала мысль, что такой духоте может выступить пот и потечь грим.