Завоевание 2.0 книга 4 (СИ) - Терников Александр Николаевич - Страница 32

Теперь щеголеватого маркиза было трудно узнать в этом потухшем и даже несколько похудевшем человеке. Некогда роскошный камзол маркиза запылился и истрепался, сапоги покрывали засохшие брызги грязи, круглое лицо пожелтело. Вдобавок маркиза мучил сильный понос, изматывающий его силы. Питьевая вода была плоха, в войсках началась эпидемия дизентерии. С самого утра маркиз ничего не ел, а только пил по глоточку крепкого вина из большого серебряного кубка. Порошки, которые ему прописал военный лекарь, совсем не помогали.

Но у простых деморализованных солдат положение было намного хуже. Уже было почти три сотни заболевших. Наличествовал полный букет из болезней: желтая лихорадка, черная рвота, кровавый понос. Учитывая еще почти три сотни раненых, для ведения войны людей почти не оставалось, и боевые действия почти прекратились сами собой. И чего тогда здесь продолжать находиться в лагере, который превратился в огромный лазарет? Семь сотен обескровленных и измученных людей едва хватало, чтобы ухаживать за ранеными, готовить еду, ходить в караулы и на аванпосты, посылать кавалерийские разъезды по округе, да иногда стрелять в направлении противника из небольших пушек, не принося ему никакого видимого вреда. Довольно часто, уцелевшие молодые солдаты без сил падали на землю, проклиная своих офицеров и эту ужасную страну, куда их привели, непонятно зачем.

Все земляные валы и траншеи испанцы забросили, а десяток мастеров неторопливо ковырялись с заклепанными осадными пушками, обещая через неделю вернуть хотя бы одну из них в строй. А что будет с его войском за эту неделю, думать абсолютно не хотелось.

Впереди же наступает сезон ураганов, все сообщения с большой землей прервутся, а испанская армия останется без приюта и провизии, имея вокруг земли дикарей-каннибалов, а под боком крепость неверных. Да и тут, на берегу, попасть под ураган приятного мало. По Карибам испанцы знали: когда "эль норте" (северный ветер) дует в полную силу, он валит заборы, срывает крыши со зданий, а корабли — с якорей, унося их в открытое море. Здесь, в дюнах, вздыбленный ветром песок может содрать кожу с открытых частей тела. Короче говоря, быть застигнутым здесь "эль норте" — дело гиблое.

Что делать, было в принципе понятно. Ждать у моря погоды, убивать время. А вот кто виноват? Вопрос был интересным, и маркиз собирался просветить кого надо в Испании на этот счет. Список виновников у маркиза получился не маленьким.

Во-первых, главный виновник, конечно, это был старый маразматик Фонсека, отправивший маркиза сюда, на край света. Потерял деньги, так и ехал бы сам, маркиз же был в этом абсолютно не виноват. Нет, стартовала эта мутная экспедиция, вместе с Нуньесом. Во-вторых, Франциско Нуньес, который просто даром ест свой хлеб. Большего ничтожества маркизу давно не приходилось видеть. Понятно же, что самого маркиза не должно интересовать, каким образом должны выполняться его приказания. На это всегда есть подчиненные. Маркиз Серральво же ясно отдал приказ: "Взять город!" И кто же теперь виноват, что этот прямой приказ до сих пор не был исполнен?

Конечно же, Нуньес и его родня! А кто же еще? Покойный неудачливый Ортега, который умудрился сложить голову при первом же штурме и оставивший маркиза без всякой помощи? Этот дезертир Климент, для отряда которого в Аудиенции Санто-Доминго не нашлось денег? Кстати, а эти святые отцы тоже виноваты! Сказано же было: "удвоить войско маркиза!" И что? Где этот хваленый фланговый удар, если единственный укрепленный город на побережье приходится осаждать самому маркизу с половиной армии! А что делает на севере этот Гарай? Гоняется за голыми дикарями? Отличное занятие, маркиз тоже вот двоих поймал и наказал и что теперь? Да этот Гарай просто такой же дезертир! Таковы эти великие и трагические случайности, зачастую мелкие, но всегда по своим последствиям сопоставимые с бесконечностью, которую никто не в силах постичь! О, бремя судьбы, о, злой рок!

Несомненно все эти мудрые мысли нужно было записать и потом поспособствовать, чтобы их донесли через "камарилью" (комнатку, коморку, в которой собирается тесный кружок друзей) до ушей Его Королевского Величества, сеньора Карлоса, когда де Солано вернется, чтобы "потереться лицом о монаршее стремя". Сам маркиз сражался как лев, и если бы не действия всех этих предателей, то несомненно он бы вернулся со славной победой! Но теперь приходилось организовывать совещание военного совета, чтобы определить, что теперь делать? Сражаться или спасаться бегством?

На совет в шатре командующего испанским войском собралось не так уж много людей. Присутствовали: Франциско Нуньес со своим верным кузеном Франсиско де лас Касасом (Родриго де Пас тяжело болел и не смог присутствовать) от лица Эстремадурского клана, адмирал эскадры Родриго Квинтеро, представлял интересы моряков, Франциско Писарро и Диего де Альмагро были от лица присоединившихся на Карибах местных добровольцев, плюс тут были выжившие к этому времени кадровые армейские офицеры — два капитана Хирон и Наварро и один молоденький лейтенант Мендоса.

Председательствовал на военном совете самолично маркиз Серральво, у которого еще более перекосило шею, чем обычно.

— Доколе? — сердито вопрошал маркиз, изложивший свое видение ситуации, в которой он, как чистый агнец, был принесен в жертву, в результате гнусного предательства всех окружающих — Лично мне легче было бы погибнуть в бою, чем покрыть себя таким несмываемым позором, но я вынужден подчиниться обстоятельствам!

Этими словами и закончил маркиз Серральво свою печальную речь с горделивым смирением, обычно присущим людям неоспоримого достоинства, считающих себя непонятыми гениями.

Возможно где-нибудь при дворе, в Вальядолиде, такая точка зрения имела бы успех, но здесь в колониях, нравы были более простыми и демократичными. Тут вполне мог в любой момент разразиться бунт или мятеж, если кто-то считал, что он будет лучшим командиром, чем назначенный свыше начальник. Слишком уж далеко отсюда до Испании! Но и вешали тут таких персонажей тоже без особой канители.

Выступление маркиза потонуло в возмущенных возгласах всеобщего негодования. Маркизу послышалось, что тот же Писарро явственно высказался по его поводу в выражениях типа: "напыщенный осел" и "мешок с дерьмом" и "Время советов давно прошло. Беспокоиться ни о чем, кроме сражения". Но сегодня маркиз на время смерил свою благородную гордость, сделав вид, что пропустил эти гнусные слова мимо своих ушей. Сейчас еще не время и не место. А позже он непременно сведет счеты с этим свинопасом!

На совете спорили долго, предлагали разнообразные фантастические варианты, но в результате никакого решения так и не было принято.

Как огорченно вынужден был констатировать факты в заключении Франциско Нуньес:

— Противник бьет из бойниц так, что солдаты доведены до крайности. Воевать некем и нечем, а прочь нам идти бесчестно! Такого позора испанское оружие еще не видело; мы воевали мы целые царства и торжествовали великие победы, а теперь несем стыд от горсти незначительных подлых людишек.

А на следующий день пять кораблей, на которых находилось сто пятьдесят матросов и сам адмирал Родриго Квинтеро, "храбрый рыцарь", самовольно уплыли с утренним приливом. Маркизу же передали письмо, в котором адмирал в весьма витиеватых выражениях уведомлял командующего, что находиться тут постоянно он не обязан, а поскольку овладеть крепостью в ближайшее время дело невозможное, то потому он отплывает обратно в Санто-Доминго с важными донесениями для Аудиенции и также за подмогой.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.

После бегства части испанских кораблей теперь с нашими врагами у нас по людям установился устойчивый паритет, если не сказать более. Но мы по-прежнему не форсировали события. Три дня мы изматывали нашего противника внезапными ночными и даже дневными вылазками. Испанцев мы в них немного щипали, но без особого результата, существенных потерь они не понесли, впрочем, как и мы.