Проблеск истины - Хемингуэй Эрнест - Страница 11

– А что еще остается?

– Вот именно. Хоть время будет, чтобы прицелиться.

– Стреляет она, конечно, дьявольски метко. Жаль, день на день не приходится. И непонятно, отчего зависит.

– Да вроде понятно.

– Я тоже думал, что понятно… Короче, как бы там ни было, на двадцать ярдов ее не подводи.

Двадцать с лишним лет назад мы с Отцом сидели у такого же костра и обсуждали теорию и практику охоты на опасных хищников. Отец тогда с брезгливым недоверием отзывался об «охотниках на сурков», упражняющихся в тире.

– Мячик для гольфа на козлы кладет – и за милю сшибает! Только козлы не живые, а деревянные. Раз за разом бьет, и рука не дрогнет, пока не доведется в настоящего зверюгу с двадцати ярдов стрелять. Тут герой не то что в мячик, в Килиманджаро не попадет! Ствол ходуном, колени ходуном, все вокруг приседают, чтоб пулей не задело… – Отец молчал, пыхтел трубкой. – Никому не доверяй на охоте, пока не подведешь к опасному зверю хотя бы на пятьдесят ярдов. Пока не увидишь, как бьет с двадцати, – на работу не бери. На коротких дистанциях внутренняя сущность наружу выходит. Никудышный стрелок либо мажет, либо в брюхо лепит, чтоб наверняка.

Я вспоминал этот разговор и старые добрые дни – и думал, что сафари проходит здорово и будет чертовски жаль, если мы с Отцом никогда больше не пойдем на охоту, когда к костру вышел Арап Майна и лихо взял под козырек. Он всегда отдавал честь на загляденье четко, с оттяжкой, в конце движения едва удерживаясь от улыбки.

– Доброе утро, Майна.

– Джамбо, бвана. В Маньятте говорят, большой лев опять приходил. Корову в кусты уволок. Поел и бросил, больше не возвращался. К болоту пошел на водопой.

– Лев со шрамом на лапе?

– Да, бвана. Теперь сюда спустится, надо полагать.

– Добро. Еще что слышно?

– Говорят, мау-мау из тюрьмы бежали. Те, что в Мачакосе сидели. Теперь сюда идут.

– Когда это случилось?

– Вчера.

– Кто рассказал?

– Один масаи, я его на дороге встретил. Он ехал на грузовике, сказал, что работает в индийской лавке. Где лавка, я не спросил.

– Пойди поешь чего-нибудь. Позже поговорим.

– Ндио, бвана. – Ствол винтовки сверкнул в утренних лучах, Арап Майна снова отдал честь. В Шамбе он переоделся в новую форму, выглядел весьма импозантно и сиял от радости, потому что принес две хорошие, по его мнению, вести. Он был охотником, и теперь нам предстояла охота.

Я решил сходить к палатке и проверить, проснулась ли Мэри. Если нет, тем лучше.

Мисс Мэри проснулась, но не до конца. Если она просила разбудить ее к определенному часу, скажем, к половине пятого или к пяти, то вставала быстро, сердясь на любую задержку. Сегодня, однако, было по-другому.

– В чем дело? – спросила она сонно. – Почему меня никто не разбудил? Солнце уже вон где. Что случилось?

– Это был другой лев, малыш. Я дал тебе выспаться.

– Точно выяснили?

– Нгуи проверил.

– А где наш лев?

– Еще не спустился со склона.

– Откуда ты знаешь?

– Арап Майна принес известия.

– Пойдешь сегодня за буйволом?

– Нет, дорогая. На сегодня все отменяется. У нас небольшая проблема.

– Я могу помочь?

– Нет, малыш. Спи.

– Может, и посплю еще чуть-чуть. Такие сны хорошие снились…

– Ну вот и возвращайся, пока они не улетели. Как проснешься, прикажи подать чакулу.

– Да, посплю капельку. Очень необычные сны.

Я умылся в тазу, протер глаза борной кислотой, причесался при помощи полотенца (короткая стрижка не нуждалась ни в щетке, ни в расческе), оделся и, наконец, ступив правой ногой в петлю кобуры, подтянул и пристегнул к ремню оружие. В старые времена мы пистолетов не носили, а сейчас надеть кобуру было так же естественно, как застегнуть ширинку. У меня в правом кармане куртки всегда лежали две запасные обоймы в целлофановом пакете, и был еще запас патронов в широкогорлой бутылке из-под таблеток для печени. В эту бутылку с крышкой на резьбе раньше помещалось пятьдесят красно-белых капсул, а теперь – шестьдесят пять патронов «дум-дум». У Нгуи тоже была такая.

Пистолет пользовался всеобщим уважением: из него можно было бить цесарок, малых дроф, бешеных шакалов и даже гиен. Нгуи и Мтука любили гавкающий звук выстрелов, и фонтанчики пыли перед носом, припадающей к земле, убегающей гиены, и жалобный скулеж, когда гиена начинала кружиться волчком, – тогда Нгуи лез мне в карман и подавал новую обойму, и снова были пылевые фонтанчики, и скулеж, и гиена валилась на спину, задрав к небу лапы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я пошел к периметру, чтобы поговорить с Кейти. Отозвав его в сторонку, я сказал, что разговор серьезный, с глазу на глаз. Он стоял передо мной по стойке «вольно» и смотрел с мудрой насмешкой, приправленной крупицей недоверия.

– Вряд ли сюда пойдут. Это же камба мау-мау. Они знают, что их здесь ждут.

– Ну а если все-таки пойдут? – спросил я. – Куда они заявятся в первую очередь?

– Не пойдут.

– Уверен?

– Я бы не пошел.

– Так это ты, опытный матерый старик. А они просто мау-мау.

– Не все мау-мау дураки.

– Согласен. Но ведь они попались, когда пришли в заказник агитировать за мау-мау. Если они такие умные, почему дали себя поймать?

– Потому что пьяные. Орали, хвастали.

– Правильно. А если придут сюда? В Шамбе тоже вакамба, они опять захотят выпить. А потом захотят добавить и пойдут искать. Люди не меняются, один раз их уже повязали пьяными.

– Теперь они другие, осторожные. Бежали из тюрьмы.

– Пойдут туда, где есть выпивка.

– Возможно. Но не сюда. Они же камба.

– Я должен принять меры.

– Слушаю.

– Подробный план сообщу позже. Что в лагере, порядок? Больные есть?

– Порядок, все здоровы.

– Что с мясом?

– Сегодня надо добыть.

– Антилопа гну сойдет?

Он медленно покачал головой и подарил мне кривую ухмылку:

– Многие не станут есть.

– Сколько человек станет?

– Девять.

– А что годится остальным?

– Импала годится.

– Импал в округе предостаточно. В крайнем случае есть запас, две туши. К вечеру свежее мясо будет. Сделать надо так: дичь убить на заходе солнца, чтобы ночной холод с вершины остудил мясо. Тушу завернуть в марлю, чтобы не испортили мухи. Мы здесь в гостях, и за все отвечаю я. Ничто не должно пропасть. Сколько надо, чтобы добраться сюда из Мачакоса?

– Три дня. Но они сюда не пойдут.

– Прикажи приготовить мне завтрак.

Я вернулся к столовой и сел за стол, наугад выбрав книгу из деревянных коробок, приспособленных под книжные полки. В то время была популярна тема побега из нацистских лагерей, и в моих руках тоже оказалась история побега. Я вернул ее на место и взял другую, под названием «Последнее пристанище»: она показалась мне более уместной. Я открыл книгу посередине – и тут раздался вой мотора, и через просвет в заднем пологе палатки я увидел, как в лагерь на полной скорости влетел полицейский «лендровер». Осадив тучу пыли прямо на свежевыстиранное белье, он затормозил возле палатки с лихим заносом, как на гонках по бездорожью. Молоденький полицейский, высокий парень с бесперспективным лицом, выпрыгнул из машины, по-военному отдал честь и протянул мне руку.

– Доброе утро, бвана! – сказал он, снимая фуражку.

– Завтракать будешь?

– Не время, бвана.

– Что случилось?

– Тревога, бвана, готовность номер один. Их четырнадцать, бвана. Четырнадцать отъявленных головорезов.

– Вооружены?

– До зубов.

– Бежали из тюрьмы в Мачакосе?

– Да, бвана. Откуда вы знаете?

– Егерь доложил сегодня утром.

– Мы вновь должны объединить усилия, губернатор!

Эта форма обращения была чистой лестью и не имела ничего общего с управлением губернией.

– Полиция может на меня рассчитывать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Каков план совместной операции, губернатор?

– Это твое шаури. Я здесь по части охоты.

– Войдите в положение, бвана. Помогите парню. Вы и бвана старший егерь меня всегда выручали. В трудные времена мы должны действовать сообща. Будем держаться до последней черты.