Игры на раздевание книга 2 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 38

Я смотрю на своё отражение в зеркале дешёвой ванной, рассуждаю: он сделал это, потому что задыхался рядом со мной. Ему нужен был воздух. Кислород, чтобы жить. Матери ведь для этого нас рожают, мучаясь от боли, чтобы дать жизнь?

Я снова смотрю на своё отражение, оно отвечает: нет оправданий предательству. Любовь всё прощает, но после она умирает. Остаётся уродливая жизнь. Но матери дают нам жизнь в надежде, что мы будем счастливы, а счастье возможно только в объятиях любимого и любящего человека.

Несмотря на плотность тумана, осевшего в моей голове после трагедии, я любила его.

Все наши годы - и счастливые и несчастные, я любила его.

Любила через боль, через отчаяние и злость, через ненависть.

Глава 37. Что такое любовь?    

В последние семнадцать лет я никогда не знала одиночества -  меня всегда окружали люди, иногда даже слишком много. В долгие студенческие годы мне случалось мечтать не только об отдельной квартире, но иногда о необитаемом острове, но с одним только условием: чтобы на нём меня поселили вместе с Каем.

А теперь пустота давит, свобода душит.

- Купи телевизор! - предлагает Адити.

- Зачем? Я никогда его не смотрю.

- Помогает от одиночества, проверенное средство.

Но проверенное средство не срабатывает, и я иду в ближайший магазин покупать комнатный цветок. Буду поливать его раз в три дня, а он - смотреть на меня своими зелёными листьями. И вот, я шагаю по полумертвой улице Бёрнаби в обнимку с цветочным горшком, выглядывая из-за его листьев, и чувствую себя ущербной. Было время, когда я искренне верила, что несчастнее меня быть невозможно. Оказалось, ещё как возможно: сегодня, сейчас, в данную минуту, я, кажется, пробила дно и падаю дальше.

С каждым днём мне всё тяжелее.

В конце июня я улавливаю в комнате ожидания нашей клиники до изнеможения знакомый Armani Code. Мои глаза щиплет надеждой, хотя Кай давно им не пользуется, но ведь было время, когда этот аромат принадлежал только ему, и я не сдаюсь.

Дежа вю - такое уже было - давно, много лет назад, только исход был иным.

… я спускаюсь в холл больницы, где проходят мои практические часы, и улавливаю запах. Мужчина, пользующийся туалетной водой той же марки? Если б так, реакция не была бы настолько всеобъемлющей: учащённое сердцебиение, замедленные реакции, утяжелённые мысли и тепло внизу живота, тем жарче, чем лихорадочнее мои поиски. Я ищу его глазами и не могу найти.

Но у меня есть его след, и я не могу ошибаться – это его запах: тысячи не тонких, а именно его мужских нот: волосы, кожа, тяжёлый сексуальный шлейф и гель для душа с ароматом Armani Code.

Кай накрывает ладонями мои глаза, и моё сердце максимально приближается к инфаркту. Не от страха или неожиданности - от затопившего чувства радости: думаю, я так не радовалась даже собственному рождению. Через мгновение взлетаю, и запах, тот самый, ни с чем не сравнимый, который никогда и ни с кем не спутать, заполняет мои ноздри, бронхи, лёгкие, мозг. Кай целует шею, не губы. Делает это обрывисто, непристойно. Я не пытаюсь оттолкнуть, потому что мне, действительно, наплевать, кто на нас смотрит и, скорее всего, уже судит, как извращенцев. А безумец находит то, зачем пришёл – губы. И пьёт. Именно так, как и нашёптывал однажды на ухо: жадно и захлёбываясь.

Могла ли я знать в то мгновение, что многие годы спустя, буду искать его точно так же – с замирающим сердцем и надеждой, но не найду? Могла ли я представить себе, что оттолкну его сама?

Источником аромата Armаni Code оказывается отец растянувшего связки в суставе мальчишки – красивый, высокий, уверенный в себе мужчина.

Час спустя, во время ланча, Майра – наш главный педиатр, вынимает из сумки детские рисунки - креативные работы, обклеенные пайетками и цветной бумагой, и, показывая их нам с Элис, жалуется:

- Бесконечный поток школьной макулатуры!

Мои глаза видят надпись на одном из помятых, испачканных бананом шедевров «Для мамы», и я начинаю ненавидеть. Не конкретную личность, а человечество вообще. За несправедливость, за боль, за неблагодарность. За слепоту и неумение по-настоящему ценить то, что у нас есть.

- Ой, смотри, а этот забавный!

 В руках Элис бумажный медвежонок. Его лапки вырезаны отдельно и прикреплены к туловищу канцелярскими кнопками, поэтому подвижны и смешно болтаются. Мордочка по-детски трогательная, а в глазах-пуговицах грусть. И я чувствую, как слёзы затапливают мои глаза, сердце, душу, рвутся наружу обидой на судьбу, злой рок, собственную глупость, но я их сдерживаю. Как всегда зажимаю внутри и выхожу, унося своё многотонное горе подальше от людских безразличных непонимающих глаз.

- Ооох, я не подумала! - закрывая за собой дверь, слышу запоздалые сожаления Элис.

Я вытираю щёки и говорю себе:

- Ты ещё можешь. Можешь! Нужно только принять решение.

Да, я всё ещё могу родить, но тогда парень, по имени Кай, превратившийся за годы в мужчину, ставший мужем, а теперь и бывшим мужем, исчезнет из моей жизни окончательно и навсегда.

Ты не замечаешь, как твой человек прорастает в тебя, становясь твоей жизнью. Не задумываешься над его жестами и поступками, относясь к ним, как к части повседневной рутины, а ведь они, по сути, и есть самое главное - его любовь и забота.

Что такое любовь?

Я долго смотрю в зеркальную стену соседнего здания, рассматривая отражение своей высотки. Моё воображение рисует в нём горы, их укутанные облаками верхушки, заснеженные изумрудные ели у подножия. Мои настоящие горы ждали меня в течение шести лет, и я никогда не задумывалась о том, что в моём окне они оказались не по счастливой случайности - кто-то поселил их там.

Что останется от любви, если откинуть от неё страсть, имеющую свойство сгорать почти молниеносно?

Забота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Любовь - это забота. И у меня был её океан.

Как много я дала Каю? Какие-то мелочи. Он всегда от всего отказывался, шутил, смеялся, уверял, что хочет от меня лишь одного - чтобы я голая всегда ждала его в постели.

На вопрос «Что тебе подарить?» он всегда расплывался в широченной улыбке и отвечал: «Себя!».

И мне это было приятно! Так приятно!

И я дарила ему «себя» во времена студенческого безденежья, в годы счастливого брака. Конечно, кроме «себя» были ещё новые кружки для кофе и брелки по цене автомобиля, на которые он только взглянет и тут же вернёт свой плотоядный взгляд мне.

Я никогда не отказывала ему в сексе, случалось, мы даже делали это в последние дни месячных. Но даже это, скорее всего, не моя заслуга - это Кай был умелым любовником, пылким, нежным, так что я готова была с завязанными глазами броситься в любые эксперименты, если только моя  рука будет зажата в его руке.

А потом, когда умерла Немиа, и я спрашивала для галочки «Что ты хочешь ко Дню Рожения?», он больше никогда не шутил и отвечал «Просто будь рядом».

Много ли он давал мне?

Безмерно много, бесконечно, безлимитно.

Tony Anderson - Chasm

Я поражалась тому, как много он знает и умеет, ведь ни один человек просто физически не способен уместить столько в своей голове. Пусть он был специалистом в области IT, хотя сейчас она делится и разветвляется на бесчисленное множество направлений, часто почти не пересекающихся друг с другом, но он легко мог разворотить неработающую розетку и отремонтировать её, починить кран, задрать кверху капот своего старого заглохшего Бьюика и разобраться с проблемой, не дожидаясь эвакуатора.

Однажды в институте на лекции по социологии преподаватель предложил нам задуматься о том, кого из коллег мы выбрали бы в попутчики на необитаемый остров. Раздал блокнотные листы и попросил вписать имя. Я отдала ему листок, на котором было выведено всего три буквы: КАЙ.

Взглянув на него, преподаватель напомнил мне:

-  В нашем коллективе нет студентов с таким именем, Виктория! Или я что-то пропустил?