Игры на раздевание книга 2 (СИ) - Мальцева Виктория Валентиновна - Страница 34

- Я инвалидов плодить больше не буду! - сказал, как отрезал, мой супруг.

- Это жестоко по отношению ко мне! - едва не рыдаю.

- А к ним? К нашим детям?

- В следующий раз сделаем аборт, если результат УЗИ окажется таким же!

- Ну, допустим, у нас родится сын. Здоровый. Однажды он вырастет, женится, и вот ему говорят, что ребёнок, которого носит жена, болен. Что ему делать? Толкать её на убийство или растить инвалида? Я однажды встал перед этим выбором, и он едва меня не уничтожил. Ты желаешь этого своим детям?

- Нет… но…

- Тогда тема закрыта раз и навсегда. Если ты захочешь, мы можем усыновить или купить сперму в банке.

- Где вся информация - слова донора! Ребёнок может родиться больным у любой пары и с любым набором генов!

- В моём роду родилось уже трое с синдромом, и это только то, что нам известно. Я думаю, их было больше, просто такие вещи было принято замалчивать, - было его ответом.

Вот так Кай словесно отказался стать отцом повторно. У нас появились блоки презервативов, правда, иногда он срывался и занимался сексом без них, но обламывал свой кайф выскальзывая на мой живот - так боялся новой беременности.

А потом случилось несчастье - дети избили Немиа в школе. Бросали в неё камни и сухие ветки. Как это вышло и почему, никто так и не понял, но Кай всю свою горечь предъявил синдрому Дауна. От злости, обиды и чувства вины он едва ли не рвал волосы на своей голове, даже на работу не ходил - сидел с дочерью, залечивая её не столько физическую, сколько психическую травму. Мне тоже было бесконечно больно за своего ребёнка, но сама Немиа, как ни странно, уже на третий день попросилась в школу – очевидно, акт насилия не был для неё таким злом, каким оказался для нас, её родителей.

О том, что в те дни мой муж Кай стерилизовал себя, не ставя меня в известность, я узнала случайно - обнаружила чек из клиники, проверяя наши счета.

Глава 34. Тот день был его

Dexter Britain - The Time To Run (Finale)

Шесть лет назад. Мексика

Мы разделили дни: по чётным я отвечаю за Немиа, по нечетным Кай. Поскольку особенный ребёнок требует особенного внимания, это означает, что для каждого из нас только половина отпуска является отдыхом.

Тот день был его.

Мы поссорились накануне и были оба на взводе. С утра по скайпу звонила Дженна, и они больше часа обсуждали дела. Это вовсе не было чем-то срочным, не терпящим отлагательства, никаких чрезвычайных ситуаций и тому подобного. Просто Герде захотелось пообщаться с боссом, а главное, воспользоваться своим особенным, не знающим границ правом доступа к его вниманию.

- Кай! - одёргиваю его и получаю раздражённый взгляд. Он заканчивает беседу минут тридцать спустя, и мы выходим на пляж на час позже запланированного. Я злюсь, ненавидя тот миг, когда выбрала парня, имеющего столь прочную связь с «другом» женского пола.

- Дженна такая же часть моей жизни, как и Лейф, почему тебя не бесят его звонки? - с вызовом интересуется поборник прав межгендерной дружбы.

Потому что она женщина, Кай. Потому что я устала от её вечного присутствия, меня изъела ревность, потому что вам действительно всегда есть о чём поговорить. Двадцати четырёх часов в сутках не достаточно для бесконечных ваших совместных тем обсуждения!

Вслух говорю:

- Мы договорились разделить дни, пожалуйста, общайтесь по чётным числам сколько угодно.

Я читаю книгу о роли игр с песком в развитии детей с синдромом Дауна, Кай следит за Немиа у бассейна. Но не проходит и часа, как он подходит с сотовым у уха и просит его заменить, потому что ему срочно необходимо подняться в номер и переслать Дженне  важные файлы со своего ноутбука. Я демонстративно отворачиваюсь в сторону и затыкаю уши наушниками, подняв громкость едва ли не на максимум.

Это было небольшое время, совсем недолгое. Десять минут, может быть, пятнадцать. Я шарю глазами вдоль бортика в поисках знакомой, расчерченной мышцами спины или шоколадной головы Немиа, но не вижу никого из них. «Наверное, пошли к морю или в туалет» - думаю, а сама встаю, ведомая каким-то древним, но всё же порядком атрофировавшимся инстинктом. Долго шарю глазами по кишащим в бассейне детям, прислушиваясь к звону в собственных ушах, как вдруг совсем близко от себя замечаю ментоловую ткань с принтом крошечных долек арбуза. Мой ребёнок под водой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это был миг душераздирающего ужаса. За ним - понимание необратимости. Ничтожные минуты… если б только их можно было отмотать назад и поступить иначе.

Моё тело трансформируется в безумца, владеющего навыками сердечно-лёгочной реанимации. И она бесконечна. Бесконечны мои действия, бесконечно отчаяние, бесконечны реплики стоящих вокруг меня зевак, смысла которых я не понимаю. И даже не пытаюсь, потому что в голове только: «Это моя Немиа! Это моё дитя! Мой ребёнок не дышит! Мой ребёнок не смотрит! Мой ребёнок больше не живёт…». Вскоре появляются люди в форме, меня хватают за руки, да так, что предплечья покроются синяками, но боли я не помню, потому что у меня срыв.‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​

Когда прихожу в себя, специалисты делают свою работу, а я, придавленная бетоном вины, перечисляю в уме то, чего моё дитя больше никогда не сделает: не побежит, не попросит мороженого, не притащит любимую книжку, не нарисует картину, которую обязательно нужно было бы повесить в родительской спальне на стене, ничего больше не скажет, в том числе и «мама, обними меня»…

В глазах Кая вначале непонимание, затем…  какая-то глубинная тоска, медленно расплавляемая болью. Он упал на колени и ждал, зажав рот рукой, наверное, молился, хотя и никогда не верил. Но после слов «девочка слишком долго пробыла под водой» его выдержка сломалась.

Его руки отстранили всех и прижали к себе маленькое пустое тельце. Кай выл, как воют звери, но не громко, а глухо, неосознанно стремясь спрятать боль внутри себя. Он не соглашался отдавать нашу дочь ни медикам, ни полиции и не желал ни с кем делиться своим крахом. Он не был похож на человека. Даже на безумца не был похож. Произошедшее растёрло его в пыль. Покорёжило. Раздавило.

Видеть это было… жутко, больно и страшно в той степени, которая находится за пределами человеческих возможностей. И вскоре я перестаю чувствовать, слышать, понимать, а потом снова закрываются мои глаза, руки зажимают уши.

- У тебя шок, - сообщают мне  на испанском тонкие губы коллеги неопределённое время спустя.

Помню, как бегу в нашу комнату в отеле, залезаю под огромное одеяло, со всех сторон заворачиваю себя в него, закрываю глаза и делаю то, что делала в детстве в моменты приближения срывов: переношу себя в другой мир.

Большинство аспи не понимают, что такое мечтать, я же преуспела в этом так, что мечты иногда не могла отличить от реальности. Мы втроём бежим по красивому берегу, где кроме нас – никого. Немиа посередине -  держит за руку меня и своего отца – и это не Кай. Вместо него я вижу мужчину без лица, имени, без истории. Он никогда не причинял мне боль, прорывая девственную плеву, он не говорил, что моя ревность убила его ребёнка. И он, будучи в исступлении, не выл, спрашивая себя: «Зачем же я с тобой связался, проклятая аутистка?!».

Пока я перелистываю воображаемые кадры, где мне легко и спокойно, Кай везёт нашу дочь в больницу, затем в морг, затем решает вопрос о переправке её тела в Канаду. В нашем отеле уже живут его мать и Дженна, Лейф, моя мать. Я бы хотела забыть, но до сих пор помню, как руки человека с лицом и именем с силой выдирают меня из постели и заталкивают в ледяной душ. Помню, как его губы в который раз мне повторяют: «Ты чувствовала себя плохо, приняла таблетку Адвила, уснула. Когда проснулась, сразу пошла искать ребёнка…».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Лица, лица, лица. Полицейские, снова полицейские, и снова. Его мать, моя мать, Лейф, Дженна. Все лица без глаз. Их голоса слишком громкие, я закрываю уши и делаю то, чего не делала с детства: раскачиваюсь.