Гробовщик. Дилогия (СИ) - "Горан" - Страница 98

– Привет!

Он подхватил Алесю на руки, крутанулся на месте, бросил:

– Не отставай!

И:

– Раз, два, три… – зачавкал по болотной грязи, тут же скрывшись в белесом мареве.

Бек с трудом поднялся на ноги, посмотрел на мокрое и грязное левое колено. Крикнул вслед:

– Постой!

Дёрнулся, было, следом, но тут в лицо ему дунул ветер. И дунул он градусов на тридцать левее того направления, в котором зашагал Пыж.

Напутал? Врядли. Он, конечно салага, учить его ещё да учить, но не идиот же. Скорее всего, за это время ветер просто переменил направление. А значит, как бы он не хотел догнать Пыжа с Алесей, бежать ему в другую сторону. Как там говорил Полтораш: «у каждого свой путь»?

Бек немного потоптался на месте, зачем‑то достал из рюкзака свой обрез, проверил, в каждом ли стволе по патрону, снова положил оружие в рюкзак.

Пробормотал под нос:

– Ну, Пыж, если перепутал!.. – и двинулся навстречу «своему» ветру, считая шаги.

Через сто пятьдесят два шага путь ему преградила высокая насыпь. Вскарабкавшись наверх, Бек увидел, что и по ту сторону, сколько видно, та же черная вода без признаков растительности.

– Можно даже не по прямой, – вспомнил он слова Полтораша, пожал плечами и зашагал по грунтовой дороге, проложенной по верху насыпи куда‑то влево…

Когда слева подступил дым, и спина идущего впереди Бека исчезла из вида, Пыж сначала ускорил шаги. Потом, когда впереди так никого и не показалось, перешёл на бег. А вот когда и это не помогло – запаниковал. При этом кроме страха потеряться, Пыж боялся и ещё одного: что вот очнётся Алеся, узнает, что он снова сел в лужу и посмотрит на него с жалостью. Не с симпатией, не с интересом или уважением, а опять – с жалостью…

В общем, вместо того, чтобы позвать на помощь, он стал метаться из стороны в сторону, пытаясь разглядеть в дыму хоть что‑нибудь. Дважды он натыкался на подбитые танки, а потом оказался в самом пекле пожара. Огонь был всюду, а от едкого дыма першило в горле, а слёзы и резь глазах мешали хоть что‑то в этом аду рассмотреть.

Пыж рванулся изо всех сил, одежда на нём уже дымилась и тлела, а ноги сводило от нестерпимого жара, как вдруг он оказался по ту сторону огненного вала. Гром, молнии, гул пламени и треск горящих колосьев – всё осталось там. А здесь было тихо. Тихо и страшно.

Было поле, только вместо спелой пшеницы ветер гонял по нему тучи пепла. Исчезли проплешины с подбитыми танками. Слились с выгоревшей землёй. А ещё здесь, метрах в двухстах от Пыжа, следом за пожаром, двигалась длинная цепь людей поношенной и рваной одежде, с длинными палками в руках. Только вот людей ли?

Пыж присмотрелся и сначала не поверил своим глазам: головы у идущих были вверх тормашками. То есть буквально: подбородок вверху, потом нос, перевёрнутый ноздрями вверх, глаза, лоб. Шея была окружена волосами, которые болтались вокруг неё, как эдакая бахрома.

Эти существа тыкали и ковыряли палками кучки пепла. Вот один на что‑то наткнулся у подбитого танка. Ближайшие кинулись к нему, упали на колени, принялись разгребать пепел руками. А добравшись до искомого стали кусать и рвать найденное зубами, перемазывая свои рожи кровью и сажей. Одна из тварей оторвалась от пиршества, и уставилась на Пыжа. Кровь у твари стекала по верхней губе, мимо носа, к глазам.

Пыж попятился, потом что‑то бессвязно заорал, выпустил от бедра очередь из автомата и бросился обратно. В дым. В огонь. Только бы подальше отсюда.

И снова был огненный ад и кашель, и слёзы из глаз, но он упрямо бежал и бежал, пока не обогнал пожар метров на сто. Остановился отдышаться.

Буря поутихла. Гром мягким баритоном грохотал где‑то высоко в небе.

Это у него шум в ушах или он слышит шаги за спиной?

Пыж оглянулся. Сквозь дым ничего не было видно.

И тут он хлопнул себя по лбу.

Чёрт! Шаги!

Когда он перестал считать?

Вот куда ему теперь? В какую сторону? На каком шаге останавливаться?

– Это Пыж, – захрипел он в гарнитуру. – По ходу, я заблудился!

В наушниках тишина. А снаружи, сквозь треск и гул настигающего пожара, будто кто‑то идёт сзади. Или показалось?

Пыж рванулся, пробежал ещё метров сто, оглядываясь на ходу. Попал в какую‑то колдобину, растянулся на спелой пшенице, которой вот‑вот суждено стать пеплом. С трудом встал на ноги.

Ну что – всё?

Он навеки заперт на этом поле в дыму и огне?

А за спиной эти твари?

Пыжа затрясло.

– Кто‑нибудь слышит? Полтораш, это я – Пыж! – изо всех сил закричал он.

И как сладостная музыка раздался в ответ скрипучий голос:

– Ну, чего орёшь?

– Полтораш, я со счёта сбился! – сказал Пыж, боясь, что сейчас расплачется от облегчения.

– Почему я не удивлён, – пробурчал Полтораш. – Погоди, дай я прикину… Да стой ты на месте! Так, повернись влево. Ещё, ещё. Стоп! Чутка назад. Так – нормально. Сделай тридцать семь шагов. Потом остановка. Конец первому переходу. А далее, как учил: лови ветер и считай шаги. Только – бегом. На второй остановке подменишь Бека. Я забыл ему сказать, что тут артефакты не действуют. У него, похоже, уже руки отваливаются Алесю нести. Так что поможешь.

Слушая всё это, Пыж всё оглядывался и кивал головой.

– Ну, чего встал? – рявкнул Полтораш. – Бегом – марш!

И Пыж стрелой сорвался с места.

Он всё сделал, как ему было сказано – пробежал тридцать семь шагов, поймал лицом порыв ветра, снова побежал – и успел вовремя.

Когда впереди белый туман расступился и Пыж увидал спину Бека, тот стоял на одном колене и, казалось, вот‑вот рухнет в грязь вместе с девушкой на руках.

Пыж подхватил Алесю на руки, буркнул Беку что‑то ободряющее, и бросился в третий раз считать до шестисот шестидесяти одного. Ему всё время чудились за спиной шаги тварей с той стороны огня и дыма…

Вокруг всё было тускло‑ртутного цвета. И скользко.

Последний переход. Баркас, который уже еле плёлся, с трудом переставляя ноги, несколько раз поскользнулся и чуть не упал. Он с ненавистью посмотрел на насыпь, которая проявилась впереди по курсу на четыреста восьмом шагу. Теперь вот ещё и наверх карабкаться. А вот дудки! Он заметил шагах в тридцати левее здоровенную, в рост человека, дренажную трубу, и двинулся к ней. Здесь было нормальное бетонное покрытие, каждый шаг по которому вторило гулкое эхо. Баркас снял Зину с плеч, присел рядом на корточки.

– Ты как? – спросил, заглядывая девочке в глаза.

Та показала большой палец, робко улыбнулась.

– Умничка, – Баркас сам удивился, что помнит такие слова. Кряхтя, встал, разминая затёкшую шею. Потом взял девочку на руки, и – четыреста сорок девять, четыреста пятьдесят – зашагал вглубь тоннеля. Путь был не сквозной, с поворотами. И, лишь повернув в третий раз, они увидали костёр, фигуру в плаще возле него.

И тоннель, который скрывался за следующим поворотом.

– Присаживайтесь, – махнул им рукой Полтораш на груду строительного мусора. – Как раз кипяток поспел.

Баркас достал из рюкзака алюминиевую кружку, заварил в ней пакетик чая. Отставил в сторону.

– Пусть остынет. Горячий, – предостерёг он Зину, которую тут же усадил на свой рюкзак, и сел рядом, по‑турецки сложив ноги.

– Где остальные? – спросил он у Полтораша. Спокойно спросил. Будто о погоде на завтра.

– Должны скоро подойти, – ответил тот, ковыряя костёр веткой.

И точно, не прошло и пяти минут, из‑за угла странной неровной походкой вышел Пыж. Когда он приблизился к костру, Баркас понял, что парень вот‑вот упадёт. Он подскочил, бросился к нему и успел подхватить тело Алеси, за секунду до того, как Пыж с хриплым стоном рухнул на колени.

– Подвинься, – попросил Баркас Зину, усаживая девушку у стены. Аккуратно снял с плеч Алеси её маленький рюкзачок. Положил девушку на бок, приладив рюкзак ей под голову всё ещё в танкистском шлеме.

Потом повернулся к Пыжу, который, на колеях подполз к костру. Там он уселся на обломок бетонной плиты и дрожащими руками стал расшнуровывать свои изорванные в хлам берцы. Из дыр в ботинках сочилась кровь. Из одного отверстия торчал обломок стеклянного шипа.