Солдат, не спрашивай - Диксон Гордон Руперт - Страница 5

— Нет! Я думаю, что он ничем не может помочь Проекту!

Лиза вскрикнула — небольшой вскрик, подобный крошечному крику боли, но он утонул в «хрюканье» Марка Торра, «хрюканье» недовольного медведя, который медленно обернулся к потревожившему его человеку.

— Не может? — переспросил старик у священника и, подняв свою огромную руку, он с размаха опустил ее на пульт управления. — Он должен... он вынужден будет! За последние двадцать лет никто не прошел испытания Индекс-комнатой! А я старею!

— Он всего лишь слышал голоса, но они не оставили в нем искры, даже искры, — печально произнес Ладна. — Ты же ничего не почувствовал, Марк, когда коснулся его!

Он говорил очень печально, отрешенно закрыв глаза. Слова вылетали одно за другим из его горла, словно марширующие в строю солдаты.

— Это потому, что у него ничего нет! Нет сходства с другими слышащими. У него только признаки, но если нет сопереживания — нет и источника могущества.

— Но мы же не можем научить его, черт возьми! — прогремел Марк Торр. — Вы ведь сможете его вылечить у себя на Экзотике!

Ладна отрицательно покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Никто не сможет помочь ему, кроме него самого. Он вовсе не болен. Ему просто не удалось развиться надлежащим образом. Скорее всего, в юности он глубоко ушел в себя и сейчас, когда его уединение стало еще глубже, никто уже не сможет ему помочь. Вся беда еще не только в том, что он не подходит нашему Проекту, а в том, что он не примет нашего предложения работать здесь. Взгляните же только на него!

Все это время он даже не открывал своих глаз и ни разу не взглянул на меня, словно меня не было в этой комнате.

— Вы загипнотизировали меня, — крикнул я, обращаясь к нему. — А на это я не давал вам своего согласия. Я не давал разрешения подвергаться психоанализу!

Ладна открыл глаза, посмотрел на меня и покачал головой.

— Никто вас не гипнотизировал, — ответил он. — Я только открыл вам ваше внутреннее зрение. И я вовсе не занимался психоанализом!

— Тогда что же это было?.. — я замолк на полуслове, призывая себя к осторожности.

— То, что вы видели и слышали, было вашими собственными чувствами и знаниями, переведенными в присущие только вам символы. А на что это было похоже, я понятия не имею... и не смогу никогда узнать, если вы только не расскажете мне об этом.

— Тогда как же вы сделали такой вывод? Как вы пришли к такому решению?

— Я наблюдал за вами, ваш вид, ваши действия, ваш голос рассказали мне обо всем. И еще дюжина других, не так бросающихся в глаза, примет.

Они-то и позволили мне сделать такой вывод.

— Я не верю этому! — вспыхнул я. Холодное бешенство вновь возникло во мне. — Я не верю этому! — вновь повторил я, чтобы хоть немного успокоиться и прийти в себя. — Вы, наверняка, руководствовались еще чем-то!

— Да, — согласился он. — Вы правы. У меня было время перед тем, как прийти сюда, послушать запись вашей жизни. Вы ведь знаете, что ваша биография, подобно всем землянам, хранится в Энциклопедии!

— Нет, — сказал я мрачно. — Было еще что-то, гораздо более весомое, что повлияло на ваше решение! Я уверен в этом!

— Да, — усмехнулся Ладна. — Вы очень проницательны. Я уверен, что вы научитесь всему достаточно быстро и без нашей помощи.

— Бросьте говорить загадками! — закричал я. Но странность его речи так поразила меня, что когда он на мой возглас испытующе посмотрел на меня, я успел придать своему лицу безразличное выражение.

— Это случится, Там, — мягко сказал священник. — То, чем ты сейчас себя ощущаешь, мы называем обычно «изоляцией» — необычной центральной силой в изменяющейся модели человеческого общества на его пути к своему совершенству...

От его слов мои руки сжались в кулаки и я, сдерживая дыхание, ждал продолжения. Но он не захотел продолжить свою мысль.

— Ну и что же, — пробормотал я нетерпеливо.

— Ничего! — усмехнулся Ладна. — Это все. Кстати, слышал ли ты когда-нибудь об онтогенетике? Надеюсь, ты позволишь мне при обращении к тебе такую маленькую фамильярность, учитывая мой возраст?

— Как вам будет угодно, — сказал я, — но об этом вашем учении я ничего не слыхал.

— Если говорить коротко, об этой теории можно сказать, что все длительно изменяющиеся события должны учитываться ею. В массе схваток и желаний индивидуумов, составляющих основу жизни, определяется направление роста модели человечества в будущем. Но в отличие от индивидуумов, которые сами учитывают свои желания с учетом желаемого будущего, в нашей теории учитываются желания всех людей, и чем совершеннее этот учет, тем лучше и точнее модель...

Он посмотрел на меня, как бы спрашивая, понял ли я его.

О, я понял. Но не дал ему увидеть этого.

— Продолжайте, — только и сказал я.

— В случае появления необычных индивидуумов, — продолжал Ладна, — мы получаем в модели особую комбинацию факторов. Когда это случается, как в твоем случае, возникает «изоляция», центральный характер, способный действовать, не ограничиваясь рамками модели...

Он снова остановился и испытующе посмотрел на меня.

Я глубоко вздохнул, чтобы унять биение сердца.

— Хорошо, я «изоляция», но что же вы хотите от меня?

— Марк хочет, чтобы ты был возле него, как контролер строящейся Энциклопедии. Мы тоже помогаем ему. Но необходимо помнить, что когда Энциклопедия будет завершена, только «слышащие» личности смогут с ней работать. В противном случае, землян ожидает глубокое разочарование, моральное опустошение и деградация!

Он вздохнул и мрачно посмотрел на меня.

— Кроме того, Марк сейчас в затруднении. Если он не найдет немедленно последователей, то Энциклопедия никогда не будет завершена. А это, как я уже сказал, будет означать конец Земли. И если уйдут земляне, то человечество молодых миров перестанет быть жизнеспособным... Но это тебя не касается, не так ли, Там? Ты ведь один из тех, кто враждебно относится к молодым мирам, а?

Я отрицательно покачал головой, словно стряхивал с себя его вопросительный взгляд. Но где-то в глубине души я знал, что он прав! Я представил себя сидящим в кресле перед пультом, прикованным долгом на все оставшиеся мне дни к этой нудной работе... Нет! Я не хотел ни их, ни их работы на Энциклопедии!

Довольно долго и тяжело работать, чтобы избавиться от Матиаса, стать рабом этих беспомощных людей — всех тех в великой массе человеческой расы, кто был слишком слаб, чтобы подчинить себе молнии! Нужно ли мне отбросить перспективу своего могущества и полной свободы ради ТЕХ, кто не в состоянии оплатить эту свободу для себя! Как я оплатил свою! Нет, и еще раз нет!

— Нет! — произнес я с вызовом.

Марк Торр глубоко вздохнул.

— Нет? Вот видишь, Марк, я был абсолютно прав! — кивнул Ладна. — Ты, мой мальчик, не имеешь сочувствия... не имеешь души.

— Что? Души? — переспросил я. — А что это такое?

— Могу ли я описывать цвет золота человеку, слепому от рождения? В одном только могу тебя уверить — если ты найдешь ее, то сразу же узнаешь. Но это возможно только в том случае, если пробьешь себе дорогу через долину!

— Долину? Опять изволите говорить загадками? — начал было я снова распаляться. — Какая еще такая долина?

— Ты знаешь, про что я говорю, Там, — спокойно сказал Ладна. — Ты это знаешь лучше, чем я могу тебе объяснить. Это долина мозга и духа, куда возвращается все уникальное, созданное ими. Но оно искажается тобой и потому стремится к разрушению...

«РАЗРУШЕНИЕ!»

Это слово гремело в голосе моего дяди Матиаса, когда он читал Уолтера Блента.

Внезапно, словно отпечатанные светящимися буквами на внутренней поверхности моего черепа, я увидел слово «ВЛАСТЬ» и понял возможности этой силы применительно ко мне.

И как будто долина раскрылась передо мною. Высокие черные стены высились по обе стороны от меня, теряясь в сером тумане. Узкая тропинка вела во тьму, где меня поджидало что-то огромное, черное, шевелящееся...

Но даже после того, как я отшатнулся от ЭТОГО, от чего-то великого, черного и ужасного внутри меня, мысль, что я повстречался с ЭТИМ, наполнила меня радостью.